БУМАЖНЫЕ СТЕНЫ

Приемная доктора Хорта была обставлена со вкусом. Обилие цветов. Удобная мягкая мебель. Из невидимых динамиков лилась умиротворяющая музыка. Казалось, все было сделано для того, чтобы клиенты или клиентки доктора могли расслабиться и свободнее рассказывать о своих проблемах. Но у Инги несмотря ни на что не проходило сильное сердцебиение. Она не уставала прислушиваться, в надежде уловить хоть слова из разговора доктора и ее матери, которая, собственно и привела ее к врачу.

Ей хотелось одного - поскорее покинуть этот кабинет и чтоб всё стало как было.

Дверь наконец бесшумно отворилась и на пороге возникли двое - ее мать, которую все в городе, от мала до велика называли леди Стайн, и доктор Хорт. Он был единственным, кто называл моложавую, выдержанную и волевую маму Инги просто Хелена, и это тоже не добавляло Инге спокойствия.

-Проходите, милая Инга, вам нечего бояться, мы мило побеседуем, и вы сами убедитесь, что поводов для страха нет никаких. Ну просто совсем никаких! - доктор Хорт улыбнулся ей настолько дружелюбно, настолько искренне, что Инге на миг показалось, что всё именно так и обстоит. Доктор Хорт- старинный друг матери, и действительно хочет ей добра, и ей можно открыться ему, как старшему другу...

Инга села, облокотившись, в удобное кресло, скорее утонула в нем.

-Ну, Инга, вы можете рассказать мне всё.

Инга снова почувствовала какую-то зажатость и скованность. Может, не стоит так безоглядно доверять этому человеку? Что если он просто талантливый актер и ее откровенность ей дорого обойдётся? В каком ключе ей преподнести все произошедшее сегодня?

-Я просто не знаю с чего начать, доктор, - как можно благожелательнее произнесла Инга, стараясь потянуть время, тем временем выбирая какой линии поведения ей придерживаться.

-Начните с того, когда это произошло с вами в первый раз. - донесся до нее все такой же настойчиво доброжелательный голос. Инга почувствовала, как спина покрывается холодным потом. "Откуда он знает?!"

-Ну же, юная леди! К чему эти игры в кошки-мышки? Я же все-таки специалист в своей области.

Инга прикрыла глаза и стала рассказывать.

***

Ей было восемь лет. Она шла из школы, сторонясь подружек, глядя под ноги. Сегодня учительница слишком строго, как ей показалось, отчитала её за забытое домашнее задание, и Инга впервые остро почувствовала своё одиночество. "Никто меня не понимает, - ни мама, ни учительница, никто-никто! - жалела себя Инга, шаркающей походкой плетясь домой. Перед ней мысленно вставали лица одноклассниц, когда она, сдерживая слезы стояла перед классом. Злорадства почти не было, но осуждение, облегчение от того, что ругают не её - всё это явственно читалось на лицах девочек. Инге казалось, что будь она на их месте, она постаралась бы выразить как можно больше сочувствия. Слёзы опять начинали душить её, и она прислонилась к холодной кирпичной стене какого-то дома, пряча лицо от редких прохожих. Но расплакаться не пришлось. Странный звук, похожий на звук рвущейся бумаги, отвлёк ее внимание. Звук повторился, уже громче, и девочка с изумлением увидела, как кирпичная стена разорвалась, словно нарисованная на картоне, и в образовавшуюся щель пролезло странное существо. Инга даже не сразу поняла, что перед ней самый обычный котёнок, потому, что таких котят она не видела ни в жизни, ни в книжках. Грязный, взъерошенный, с разорванным, еще не зажившим ухом и с заплывшим мутной слизью глазом, это крошечный заморыш вылез на божий свет и жалобно мяукнул, чем и выдал в себе принадлежность к кошачьему роду. Инга невольно отпрянула, ей захотелось бежать прочь от этого страшилища, но котёнок так жалобно мяукнул, и так умоляюще глянул на неё единственным глазом, что она вдруг почувствовала, как жалость внезапно перебарывает в ней отвращение, и где-то внутри неё рождается новое непонятное чувство, делающее невозможным вот так просто уйти, оставив страдающее живое существо без помощи. Она поделилась с котёнком остатками завтрака. Даже смогла погладить его, забыв о том, что может испачкать руки. Но потом вдруг всё резко кончилось. Подъехала служебная машина коммунальных служб, вышли рабочие и котёнок тут же дал дёру. Пока коммунальная служба ловила котёнка, Инга, повинуясь какому-то инстинкту, тоже пустилась наутёк. Каким-то шестым чувством она поняла, что совершила что-то ужасное, за что уж точно по головке не погладят и никому не рассказала о случившемся. Котёнка она больше не видела, а стена в том месте где когда-то была трещина, как-то посвежела, словно кусок стены заново выкрасили...

Когда ей было тринадцать, и в душе её, как и на улице, бушевала весна, она, весело шагая по цветущей узенькой улочке, вдруг услышала всё тот же характерный треск разрываемой бумаги. Инга застыла, глядя как на противоположной стороне улицы, между кафе и салоном красоты зияет большая, метра два шириной и столько же высотой, прореха, словно в театральной декорации треснуло полотно. В образовавшейся дыре она видела какие-то клубы чёрного дыма, ужасный вой сирен и чьи-то крики вперемешку с хлопками, похожими на звук лопнувшей шины. Она видела как какой-то мальчишка-подросток, чем-то даже похожий на мальчика из параллельного класса, который сегодня ответил ей на её записку с сердечками, бежал ей навстречу, ковыляя, оглядываясь , словно спасаясь от кого-то. Их глаза встретились. Инга никогда в жизни не видела таких глаз - полных боли и гнева, и чего-то еще, чему она не знала названия. Кто-то страшный, весь в чёрном, в каске с закрытым щитком лицом, и с дубинкой в занесённой над головой руке догонял паренька. Инга смотрела расширенными от ужаса глазами на открывшуюся ей картину, когда её вдруг неожиданно толкнули. Она обернулась - молодой солидный мужчина приподнял шляпу, вежливо извиняясь, что нечаянно толкнул зазевавшуюся девушку. На его лице была беззаботная улыбка - он тоже был рад весне и солнцу, а возможно его развеселил испуг этой юной глупенькой незнакомки. Инга не могла понять, как он может...почему он улыбается, ведь там... Она оглянулась и опешила - в том месте, где ей показалось страшное видение, стояла пара рабочих в спецовках коммунальной службы и, проворно работая валиками, закрашивала бежевой краской стену. Один из рабочих даже что-то насвистывал. Инга вспомнила, чему их учили на уроках доброго поведения. Если вы столкнулись с чем-то неприятным, надо повернуться к нему спиной и идти, не оглядываясь, в противоположном направлении - как можно дальше. Инга так и поступила, но перед её мысленным взором так и стояли глаза того парня...

И вот -вчера. Было время обеда, а Инга проголодалась. Шутка ли - целое утро зубрила, зашла в аудиторию последней, волновалась, лихорадочно вспоминала выученное, и, наконец, сдала! Всё, сессия закрыта, впереди лето и каникулы... И только тут она поняла, как проголодалась! Кафе было полупустое, Инга заняла место у окна, поназаказывала гору еды и стала нетерпеливо ждать того момента, когда все эти вкусно пахнущие блюда окажутся на столе перед ней. "Наверно, я самый голодный человек на свете!" -думала, усмехаясь, Инга. Нет, действительно, она не могла припомнить ни одного дня из своей жизни, когда бы она испытывала такой острый, болезненный голод. Тогда ей и послышался чуть заметный шорох рвущейся бумаги. Инга не придала в тот момент этому никакого значения, но когда, наконец, стол был заставлен всевозможной вкуснятиной, треск повторился. Прямо из колонны, сделанной под мрамор, сквозь рванную трещину, в кафе проникла, пачкая грязными босыми ногами сияющий кафель пола, чумазая девочка лет шести, в чём-то бесформенном, потерявшем цвет под слоем грязи, смутно напоминающем великоватую куртку. Инга застыла, так и не донеся до рта ломтик поджаренного хлеба. Опять, как и в прошлый раз, она почувствовала, как её гипнотизирует этот взгляд. Взгляд, который лучше любых слов (не говорил!) кричал: "Хочу есть!". Инга отчетливо помнила момент, когда где-то внутри неё, словно что-то щёлкнуло, треснуло, словно с её сердца спали невидимые замки, сорвались с петель двери, и что-то обжигающее, яркое неудержимо растеклось по её аккуратненько прибранной безмятежной душе. Всё дальнейшее Инга помнила смутно, словно беспокойный сон. Её протянутая рука, держащая хлеб... быстрое, вороватое движение маленькой ладошки...Равнодушно глядящие на неё из-за соседнего столика, попивающие кофе две щебечущие девушки... Словно из-под земли выросшие два коммунальщика, грубо запихивающие девочку обратно в разлом, и хлеб, судорожно запихиваемый маленькой оборванкой в рот...