— На тебя хотят повесить человеческие жертвоприношения. — Ижевск поднял на мня взгляд. — Все из-за недавнего убийства. Оно было необычным. Там… У жертвы вырезаны некоторые органы… Дело дошло до правящих верхов, и оттуда прислали Ярослава для расследования. Все очень серьезно.

— И ты… Ты что, веришь в то, что я виноват?

Он отстранился от меня, несильно оттолкнул и теперь просто стоял рядом, ожидая моей реакции и смотря при этом одновременно так зло и растеряно, что я, даже если бы и захотел, не смог бы ответить иначе…

— Аркаш, я верю тебе. Все в порядке. Я хочу тебя защитить. — Я попытался улыбнуться. — Я вовсе не против твоей веры и собираюсь доказать твою невиновность в самом Петербурге. Я на твоей стороне, всегда на твоей. Расскажешь мне о своих обрядах, чтобы я убедился, что в них нет ничего страшного?..

Взгляд удмурта изменился, и теперь он выглядел передо мной загнанной жертвой. Было видно, что он очень устал от всего этого, напуган, даже как-то морально истощен…

Я чувствовал, что он вот-вот сорвется. И не ошибся.

— Да что же это такое… — Он отступил ко входу в дом, его голос задрожал, но Ижевск все же старался его выровнять. — Сначала эпидемия эта, из-за которой, я постоянно чувствую себя так скверно, будто умираю на ходу… Теперь еще убийство, ты со своим интересом… Давно ли ты заинтересовался, а? Да тебе же всегда было плевать на то, чем я занимаюсь, не трогаю тебя — и ладно! А сейчас что? Жареным запахло, и сразу себя прикрывать побежал, да? О себе только и печешься! Не случись этого, я бы также был тебе не интересен! Кирь, пойми: я не русский, у меня другая культура, но ты даже не удосужился узнать про нее чуть больше, чем простой прохожий с улицы! Как же это так-то, а?

— Прекрати истерить! Ты прекрасно знаешь, что это не так! Ты важен мне! Именно поэтому я не насаждаю христианство! Да я, наверное, мягче всех в России провожу религиозную политику, и все это ведь потому, что ты дорог мне, дороже кого-либо на свете!

— Тогда почему ты ранее не спрашивал меня про мою веру, про то, как именно я поклоняюсь моим богам? Так вот я тебе скажу: я действительно совершаю жертвоприношения! Зверей, Кирь. Не человека, я не убийца. Сейчас они оправданы: я делаю это все лишь для того, чтобы задобрить богов, закончить эпидемию и, наконец, выздороветь! Это старинный способ, который я как раз и видел у моей матери! Вот только не получается ничего, понимаешь? Мне все также плохо! Может, я просто недостаточно зверьков убил, а?! Может, надо как раз человека?!

— Аркаш, я… — Но договорить я уже не успел: удмурт, внезапно сорвавшись с места, бросился в дом и заперся в своей комнате. — Да стой ты! — Я побежал следом. — Да почему ж с тобой так тяжело, что ж ты какой нервный…

— Всегда таким был, и ты знал это! — Донесся до меня приглушенный дверью и пространством крик.

— Я же помочь хотел! Аркаш…

Ижевск не отвечал.

Не отвечал он и спустя пять минут, и спустя десять.

Я немного волновался о том, не сделал бы он с собой чего-нибудь страшного, но, прикинув, есть ли в его комнате острые предметы или другие возможности нанести вред, я успокоился и, подождав еще около получаса под дверью, удалился на все ту же веранду, чтобы проветриться.

Волнение не унималось, но я утешал себя тем, что Ижевск, скорее всего, переволновавшись и растратив часть своих и так небольших сил, заснул. Мне лишь оставалось надеяться, что отдых его будет спокойнее, чем прошлой ночью…

Когда к обеду вернулся Ярослав и сообщил, что только что им было осмотрено несколько домов-святилищ Аркаши, и что в некоторых из них была найдена кровь, которая по результатам проверки собакой оказалась человеческой, так как та отказалась вылизывать чашу с ней, я от шока не смог вымолвить ни слова.[7]

Получалось, что Ижевск или другие удмурты все же… убивали?..

Но… Как вообще такое возможно?..

Когда?

Чем?

И органы тоже вырезали они?..

Все происходившее просто не укладывалось у меня в голове.

Одно я знал точно: теперь замять это дело — значит также и вернуть доверие ко мне моего Аркашки, и я должен был сделать это, чего бы оно мне ни стоило.

Ярослава уговорить, скорее всего, не составит особого труда, а вот с Петром будет посложнее…

Но непреодолимых препятствий нет, верно?

И потому я все же решил ехать в Петербург, ведь только там я мог решить все сразу и навсегда.

С самим Ижевском я решил поговорить позже: что бы он там ни натворил, я был уверен, что все равно прощу его за одно лишь обещание не совершать такого впредь…

А он в ответ простит мне недоверие и некоторое безразличие к его культуре.

И все снова станет как раньше.

Ведь станет же, правда?..

Сноски (большинство пояснений взяты из Википедии; надеюсь, это не возбраняется):

[1] — Предки вятчан (а точнее для нас сам Киров\Вятка) когда-то сбежали из родного Новгорода, тролля при этом последнего. Да и потом вятские ушкуйники нередко грабили самих новгородцев в их северных колониях.

[2] — Идея с особым вниманием Ярославля к своей чистоте идёт от старой русской поговорки: «Ярославцы — красавцы, белотельцы, песенники, запевалы, чистоплюи. Пуд мыла извели, а родимого пятнышка у сестры не смыли.»

[3] — Речь идёт о 1436 годе, когда во время очередной междоусобицы сорок ушкуйников-вятчан сумели взять в плен ярославского князя Александра Фёдоровича, причём поймали его прямо во время уединения со своей супругой.

[4] — Вотяки — старое название удмуртов. Сами удмурты зачастую считают это слово оскорбительным.

[5] — Царский кафтан — один из символов Ижевска, с 19-го века выдавался лучшим оружейникам.

[6] — Взято с реальных легенд об исчезновении чуди, хотя на самом деле, вероятнее всего, чудь просто стала пермскими народами — коми и удмуртами.

[7] — Раньше считалось, что собаки не едят человечину, и именно так проверяли животные останки\кровь или нет.

========== II. Диспозиция ==========

Начало лета 1892 года. г. Гатчина.

Не так-то просто быть Императором, а уж такой, поистине огромной, страны, как Российская Империя, — и подавно. Множество обязанностей, также как и роскошь и богатство, всегда были неотъемлемыми спутниками власти, сосредоточенной в одних руках.

Вполне понятно, почему Петербург предпочитал работать в покое и уединении — любимым местом решения государственных дел для него стал кабинет, расположенный в «вышке» Гатчинского дворца. Простор помещения, причудливые изгибы потолка, делавшие его тихую речь более громкой и раскатистой благодаря уникальной акустике комнаты, виды на парковые просторы — все это как нельзя лучше располагало его к работе, будто бы даря силы и желание на осуществление всех его планов. К тому же, оставаться в столице Петру было опасно, и потому он решил на время переехать к сестре.

Но не только обстановка дворца положительно влияла на Императора: последние несколько лет его деятельность резко возрастала в присутствии Москвы, а потому князь, сравнительно недавно снова появившийся в его жизни и довольно быстро завоевавший расположение Государя, присутствовал при решении практически любого важного для Империи вопроса. И, как бы Новгород не злился на такую легкомысленность Петра, тот был непреклонен в своем решении постоянно видеть Москву подле себя. Для словена же то, как и почему Михаил смог так быстро и в такой степени расположить к себе Петра, оставалось загадкой. Не понимали этого и остальные члены семьи Императора.

Господин Великий, конечно, подозревал всякое и не доверял Москве: он помнил, что устроил тот во время своего правления, около трехсот лет назад. Но ныне, в конце девятнадцатого столетия, Михаил показывал себя деятельным и мудрым советником, а предложенные им варианты решения тех или иных проблем Империи были действительно хороши с точки зрения власти, и Новгороду все же приходилось мириться с его слишком сильной близостью к Императору. Петр, в свою очередь, все чаще находил предложения Михаила верными, и, чем дальше, тем больше дел доверял полностью ему.