Из соседней комнаты слышался раздраженный голос мужа:

- Да. Нет. Разберитесь без меня. Я впервые слышу об этом акте и вообще - у меня через четыре часа самолет. Ай, звоните, кому хотите! Я уже улетел...

Раздался стук. Наверное, Влад бросил телефон на стол.

Алина тяжело вздохнула: судя по всему, их поездка на Гоа отменяется. Жаль конечно. Так хотелось хотя бы на две недели вырваться из этого дома, из жизни, что с недавних пор превратилась для нее в череду дней, отличавшихся лишь погодой за окном.

Да, она понимала, что это самообман и даже на берегу Индийского океана не сможет избавиться от заполнившей ее тоски.

Как-то она читала про знаменитое петроглифами урочище Калбак-Таш. Есть среди них изображение человека с большим квадратом в груди. Точно кто-то открыл окно Четыре месяца назад в душе Алины образовалась такая же дыра, и не было ничего, что могло бы ее заполнить. Тогда, теплым сентябрьским вечером ее увезли на "скорой" в больницу. Острая боль, яркий свет операционных ламп, а она все повторяла, хватая за руки всех, кто был в медицинской робе: "Пожалуйста, спасите ребенка! Я не могу его потерять. Пожалуйста!" Врача, медсестру, санитарку... Ей было все равно, кого упрашивать. Точно в детской игре, когда разослав сотне людей письмо с желанием, можно было надеяться, что оно сбудется.

Потом была темнота небытия и пробуждение в палате - слишком большой и светлой для нее... одной. Зачем ей все это, когда в душе образовалась дыра?

Врач сказал, что выкидыш на шестом месяце, это не такая уж редкость.

Для него наверняка не редкость, а для Алины он был единственным и неповторимым. Она уже так к нему привыкла, подготовила все к его рождению и называла только по имени...

Не такая уж редкость...

А, ладно, что об этом говорить? Все равно слова только все портят...

Раздался хлопок двери, шаги мужа, и вот уже он сам появился на пороге: в слипах, носках и расстегнутой рубашке. Разгневанный до красных пятен на лице. Алина знала, что таким гневным он бывает лишь когда понимает, что сам во всем виноват.

Теперь главным было не показать, что она это понимает. Влад не любил, когда люди видели больше, чем он хотел показать.

- Нет, ты слышала?! - муж потряс мобильником. - Кого Юрка нанимает на работу?! Это же сплошные идиоты! Один на другом сидит и... - он даже закашлялся от возмущения.

Алина знала, что муж ждет от нее сочувствия и понимания. Ждет, что она скажет, какой хороший Владик, и какие плохие все остальные. Но сегодня ей не хотелось играть роль жены-мамы. Ей тоже хотелось покричать. Так, чтобы у самой в ушах зазвенело и голос потом пропал.

Но она, как обычно, сдержалась. Спрятала нарастающую истерику в дыру (все равно больше ее нечем заполнить) и заставила себя быть спокойнее.

Однако мысли упорно возвращались к тому, что может, если бы на месте Влада был другой человек, она бы пережила потерю ребенка иначе. Если бы он хоть раз выслушал ее и просто погрустил вместе с ней. Но Влад был для этого слишком деловым. Однажды, еще в больнице, она стала свидетельницей его телефонного разговора. Кто-то выражал ему соболезнование, на что муж ответил: "Да, это неприятный момент".

С тех пор эта фраза постоянно всплывала в памяти Алины при виде мужа. Неприятный момент. Хотя, возможно для него, имеющего троих детей от двух предыдущих браков, ее выкидыш и в самом деле был неприятным моментом... Но все же с тех пор Алина не могла относиться к нему, как прежде.

- Слышала? Болдин звонил. - Заявил Влад и начал ходить кругами по комнате. - Мало мне двух месяцев простоя из-за чертовой Нарысьмак с ее экологической шайкой. Теперь еще это! И почему именно я должен все разруливать?! - он перешел на фальцет. - Вообще совесть потеряли! Пусть без меня с этим и разбираются! Я так Болдину и сказал: разбирайтесь без меня. Я уже в полете...

Он все говорил и говорил, перечисляя всех, кто портит ему жизнь и не дает работать... Но Алина знала, что это просто слова. И Нарысьмак он приплел зря. На этот раз та совершенно ни при чем. Скорее всего, Влад сам что-то напортачил или, как обычно, не обращал внимания на какую-то проблему до тех пор, пока она схватила за горло.

В противном случае, если бы все действительно было так, как он говорит, Влад вел бы себя иначе: позвонил Юре - своему двоюродному брату и гендиректору фирмы - и разобрался "по-семейному". А все эти сотрясения воздуха означали одно: он провинился перед самим Юрой и теперь, готовясь к разговору с ним, накачивает себя уверенностью, точно шарик гелием.

В руке мужа зазвонил телефон. Несколько секунд тот смотрел на него, как на бомбу, потом дернул себя за рыжую эспаньолку и выбежал из комнаты.

- Алло! - донеслось до Алины из коридора. - Юрай, слушай... ну не знал я, не знал! Это Григорьев за меня подпись поставил...

Влад осекся так внезапно, точно его ударили под дых. Похоже, у генерального было свое мнение о том, что Влад знал, а что нет.

Тяжело вздохнув, Алина опустилась в кресло. Наверное, жене нельзя так плохо думать о муже, но она считала, что Юра зря назначил Влада главным инженером по строительству магистрали в Горном Алтае. Не тянул тот эту должность: слишком уж не любил разбираться в деталях и заниматься рутиной. Ему нравилось приходить под звуки фанфар, кланяться, улыбаться и пожимать руки администрации; а вникать в тонкости - нет, это не для Влада. Поэтому у него постоянно возникали "неприятные моменты": то одно не заметил, то другое пропустил...

Хотя, с этой дорогой с самого начала все шло наперекосяк. Так, что охочие до мрачных сенсаций газетчики уже прозвали ее "проклятой". Строительство продвигалось медленно и тяжело, будто не только люди, но и духи тех мест препятствовали ему: вдруг ни с того ни с сего ломалась техника, случались постоянные форс-мажоры с подвозкой материалов; за шестнадцать месяцев строительства совершенно нелепо погибли двое рабочих.

Кроме этого, строительству сильно мешали общественные организации. Особенно допекала "Дух Алтая", возглавляемая деятельной до фанатизма Таисией Нарысьмак. Она, как могла, пыталась добиться отмены строительства: собирала подписи жителей края, организовывали митинги и пикеты, привлекала экспертов из числа историков и археологов, которые говорили, что "магистраль пройдет по местам древних захоронений, отчего пострадают культурные памятники и будет нарушена уникальная флора".

В ответ "строители" тоже привлекали экспертов, и те уверяли, что "строительство ведется с применением новых технологий, что позволяет максимально сократить вредное влияние на окружающую среду". Затем выступали другие эксперты, которые говорили, что "дорога позволит наладить связь между удаленными друг от друга деревнями, куда зимой даже машина "скорой помощи" не может проехать".

В общем, спор тянулся долго, и хотя общественникам порой удавалось добиться успеха и приостановить строительство, всем было ясно, что они проиграют. Просто потому что людям нужны дороги.

И, тем не менее, Алине нравилась эта женщина. Нравилось упрямство, с которым та, получив отпор, не сдавалась и вновь пыталась добиться хоть каких-нибудь результатов: терпеливо и настойчиво, точно вода, пробивающая трещину в горе.

Владу Алина о своей симпатии к общественнице конечно не говорила - он при одном лишь упоминании ее имени покрывался красными пятнами.

Муж по-прежнему не возвращался.

Выйдя из спальни, Алина увидела, что дверь в его кабинет открыта, и направилась туда. Большой дом был погружен в тишину. Проходя мимо лестницы, она взглянула на стоящие внизу чемоданы. Рыжие и плотные, они напоминали бульдогов, которые стоят у дверей в ожидании хозяев. Из одного чемодана, точно язык, выглядывал красный платок.