Всю экзекуцию мальчик терпел и молчал, не проронив и звука, пока не потерял сознание.

- Бикмус, а вдруг он умрет?- спросил один из братьев, который помогал удерживать Урмана, во время телесного наказания.

- Э-эй, Юсуф, биграг хин башхыз,** хотя ты и так большим умом не отличался, а теперь только подтвердил что ума в тебе не больше чем в курином мозгу! Если ты забыл, то я тебе напомню, как недавно в центре стойбища рода, наказали рабов из киргизов, которые пытались бежать. Так вот их били настоящими кнутами, не теми что у нас в руках, они провисели на столбах три дня и три ночи. А сейчас спокойно и без проблем пасут бесчисленные отары овец моего отца. Полейте водой, нет лучше окуните рожей в лужу туснака, так он сразу очнется.

Действительно, несколько раз брызнув водой на лицо Урмана, и тот очнулся. Открыв глаза, и попытался понять, что происходит, но долго думать ему не дали. В очередной раз, Бикмус пнул ногой, в бок лежащего на земле Урмана.

- Ну, что опять будем в молчанку играть, или попросишь прощения у своего господина и поцелуешь сапоги? - в очередной раз вопросил младший сын Гарей-бия. - И можешь спокойно дальше идти по своим делам, да и трогать тебя перестанем. Да, братья?

- Да! Да! - с усмешкой, отвечали в разнобой подручные Бикмуса.

Урман упрямо молчал, только отвернув свое лицо от пытавшегося ткнуть его сапогом вожака мальчишек.

* Плетка

**совсем ты безголовый

Айнур в тот день чувствовал себя совсем чужим в своей семье, его мать Гюль-ханум, обычно весьма добрая и нежная по отношению к нему. Отругала его за порванный полушубок, и, наградив его обидной кличкой "Неряха", выгнала вон из родной юрты, отправив за кизяком для домашнего очага.

Находясь в таком раздраженном состоянии, когда весь свет не мил, Айнур проходя мимо юрты Уртас Балта, услышал приглушенные веселые голоса мальчишек, доносившееся издалека, откуда-то из-за построек мастера по дереву. Проявляя свое детское любопытство, осторожно выглянул и увидел толпу мальчишек и какое-то тело, лежащее в грязи. И тут заметил невдалеке полушубок, который как он помнил, Урману подарил его отец.

Сомнений, что тот мальчик, который лежит и есть сын побратима отца, никаких не возникло.

Сам Айнур, был мальчиком невысоким, но плотного телосложения, с сильными руками и широкими плечами. Недаром шутя, отец называл его "мой маленький батыр". С характером упрямым и немного нелюдимым, но в ярость впадал легко.

Вспомнив про то, что взрослые родичи за вечерним костром, неоднократно и неспешно обсуждали судьбу сына названного брата отца, при этом отмечали ненависть его родни к отверженному мальчику.

А Айнур думал по-своему, что он должен присматривать за Урманом, которого уже считал членом своей семьи. Теперь же увидев, что сотворили с его младшим братом, впал в ярость и рассвирепев, схватив одну из многочисленных заготовок Уртасы, под черенок мотыги.

- Дунгазлар! Утрем!* - с криком, кинулся на толпу мальчишек.

В угаре запойной ярости, видел только огромные глаза мальчишек, которые обернулись на крик Айнура. Черенок был два раза больше его роста, но почему в тот момент, у него возникло чувство, что в руках он держит небольшой прутик, который крутит с необыкновенной скоростью. Он смог ударить всего лишь два раза, но толпе мальчишек и этого хватило.

Словно горох рассыпался по степи, именно таким образом произошло бегство мелких пацанов с поле боя. Ни о каком сопротивлении они даже не помышляли, и, не оборачиваясь, бежали до своих родных юрт, чтобы потом с ужасом вспоминать громадного дядьку с огромным дрыном гонявших их по полю.

* Свинья! Убью!

Почему Айнур им показался таким миражом?

Возможно, весеннее испарение при жарком солнце создает тот эффект, при котором нередко происходит обман зрения человека и чудиться всякие не совсем разумные вещи.

На крики ярости мальчика, сбежались соседи Уртаса, и совместными усилиями быстро обернув Урмана в полушубок, отнесли в юрту Ахмет-аги.

Где быстро засуетилась женская половина, заохали, заахали и запричитали жены хозяина. Но уверенным голосом старшая жена, тут же разогнала этот вертеп, каждому отдельно нарезав свою задачу.

Как опытный воин и начальник, десятник Ахмет-ага в свое время правильно воспитал своих женщин, вот и теперь пожинал плоды своего воспитания, гордо оглядывая взором опытного хозяйственника, установившийся порядок в жилище, где каждый знал свое дело. Одна тут же бросилась за водой, вторая, отдав команду своему сыну принести кизяк, разжигала очаг, ну а третья, отправив гонца за усюкчи (лекарка и травница), быстро готовила чистые тряпки и различные склянки, которые как у всякой женщины имелись во множестве.

Усюкчи Карасэс не совсем старая, но еще бодрая женщина была из тех, кто до сих пор верит в старых богов. И не забывает поминать их в те особые дни, когда Боги спускается на старую бренную Землю и стараются помочь и поддержать своих немногочисленных последователей, которых с каждым годом становиться все меньше и меньше. Многие не выдержав конкуренции с мусульманами или христианами, удалялись все дальше и дальше туньякка.* А некоторые селились поблизости, по мере возможности, помогая своим родичам отринувших старых богов, но еще не забывших своей древней крови и помнивших еще ту силу, которая раньше всегда и во всем им помогала.

Усюкчи владела мизерной каплей той силы, которая была у древних предков и по мере сил всегда пыталась помочь своим оступившимся родичам. Именно из-за этого она не покинула, отчие земли, хотя ее учитель и звал пойти с ней далеко Туньякка, где еще почитали старых богов.

Местный имам Сафар - ходжа старался не замечать ее саму, так и ее деятельность. Хотя вначале, когда она была еще молодой и красивой, однажды он собрал толпу фанатиков и забросав камнями, ее чуть было не убили, но за нее вовремя вступился сын тогдашнего бия Арслан, а с ним и его побратим Ахмет-ага, который хотя и был истовым мусульманином, но с названным братом шел в хоть в огонь хоть в воду, не боясь ни шайтана ни имама.

В тот день, как обычно готовила свой очередной отвар, который всегда помогал старым старейшинам не так горько пережить пришедшую весну и ноющую боль старых костей.

Кто-то тихонько поскребся у порога, ее ученица внучатая племянница Асия, открыв дверь кибитки, о чем-то быстро переговорила с каким-то мальчиком. Быстрым шагом подойдя, но в то же время спокойно и без суеты пересказала своей бабке, что только что услышала:

- Абэ,** приходил гонец, приемный сын унбаши*** Ахмет-аги, тяжело заболел. Свора мелких волчат из родичей Гарей-бия, в кровяную кашу исхлестали спину мальчика.

- Якши,**** - не отрывая и взгляда от своего занятия, так же спокойно ответила усакчи, - Собери пока сама, все, что нам понадобиться, ведь мы недавно только лечили киргизских рабов, поэтому все, что нужно должно быть на своем месте. Я же пока закончу с отваром, для этих старых пердунов из совета.

Асия молча пошла в другую половину помещения, где хранились различные отвары и снадобья, травы и другие лекарские средства, причем там у каждого сверчка был свой шесток. То есть все аккуратно было разложено по полочкам и ящичкам, и все это еще и подписано на старотюркском. Поэтому найти нужные мази и отвары для больного не составляло никаких проблем. Хотя в первое время, когда она только попала в юрту своей двоюродной бабушке, ей все здесь было дико и страшно.

Потому как среди детей стойбища рода всегда шли неясные слухи о том, что усюкчи, как и другие колдуны, сихырсы, кара китабсе, и тому подобная нечисть, всю ночь общаются с шайтанами, щурали, дивами, всячески строя козни против хороших людей.