Сан Саныч достал сигареты и закурил. Костя с вопросом посмотрел на Меркурия, но тот отрицательно покачал головой.

– Учился я хорошо. Даже скажу – очень хорошо. Но поступить в институт я не мог. Мне было бы стыдно. Поэтому я решил для себя так: отслужу в армии и пойду работать. А через год буду поступать в институт на вечернее отделение. Собственно, так все и произошло. Кроме одного. Я мечтал, что когда немного подзаработаю, то обязательно съезжу с бабушкой на Черное море. Не потому, что я хотел туда попасть, нет. Я хотел, чтобы море увидела моя бабулька, моя родная бабулька. Она всегда хотела увидеть теплое море. Всю жизнь прожила в Ленинграде, в Петербурге, с вашего позволения, и дальше этого города нигде не была. Такова судьба. Родилась в Питере, всю блокаду провела в родном городе, работая санитаркой в больнице, и умерла здесь. И лежит она теперь на Северном кладбище, рядом с папой и мамой. Моими папой и мамой.

Сан Саныч налил себе второй фужер красного вина и движением руки пригласил других участников застолья присоединяться. Костя налил себе в рюмку водки, предварительно удостоверившись, что Катя так и не притронулась к своему абсенту. А Игорь, заслушавшись хозяина, держал в руке стакан с недопитым виски.

– Хоронил я бабушку почти один. В морг и на кладбище пришли только три ее знакомые, такие же старушки. Я рыдал тихо, скрипя зубами. Рыдал в морге, где моей бабульке не сделали косметику лица потому, что за это надо было платить. Рыдал на могиле, когда гроб с ее телом грубо почти кинули в яму, потому что я не мог заплатить могильщикам. У меня не было денег. Почти совсем. На те деньги, что я привез из армии, а привез я рублей сто, я в первый же день накупил продуктов и набил ими холодильник. А потом мы с бабулькой пошли в магазин, и я купил ей и себе обновку. И отдал долги, которые моя родная назанимала у своих подруг. И оставалось у меня рублей двадцать. Но в те два дня, после армии, я был счастлив! Я верил в себя и знал, все хорошее теперь будет, оно впереди.

Хозяин дома замолчал. Все сидели тихо, уставившись глазами в стол. Сан Саныч достал еще одну сигарету и закурил.

– Но счастье было только два дня. Я похоронил своего последнего близкого человека и остался совсем один. Без денег, без работы, без будущего. Мы вчетвером, я и три старушки, помянули мою бабульку и все. Я тогда почти сломался. Та ночь, после похорон, была для меня самой тяжелой в моей жизни.

Но утром я проснулся и решил: назло всем обстоятельствам, которые так немилосердны ко мне, я поднимусь наверх в этой жизни. Ради моей бабушки, которая так много сделала для меня, чтобы я жил хорошо.

В этот же день я устроился на работу. Тут мне немного повезло, как оказалось в дальнейшем. Когда я выходил утром из дома, то встретил соседку, сильно встревоженную. Оказалось, что у нее в туалете треснул сливной бачок, и она ждет сантехника, которого бегала вызывать в ЖЭК. Раньше-то телефоны не у всех дома стояли. Приходилось своими ножками бегать, если кого надо было вызвать.

Так вот, починил я ей бачок, починил я ей и краны. А здесь и сантехник подошел. Разговорились мы с ним и предложил он мне к ним в ЖЭК устраиваться на работу. нехватка у них была сантехников. И стал я рядовым советским сантехником. Тем самым о ком в старые времена анекдотов много рассказывалось. Брал ли я деньги за качественную работу? Брал. Брал ли поллитровку за ту же работу? Нет. Я почти не пил тогда. Да что почти, я совсем не пил. Потому, что у меня была цель! Я должен был скопить деньги, чтобы поставить памятник на могилу бабушке, папе и маме. И к тому же, не особенно лежала душа у меня к выпивке. Это сейчас я себе могу позволить.

Долго ли, коротко ли, как в сказках говорится, но наконец я смог исполнить свое желание. И памятники поставил, пусть небольшие, но красивые, и могилы в порядок привел. Оградки поставил, бордюры сделал.

С девушкой познакомился. С хорошей и доброй девушкой. Из обычной семьи, не хватающей звезд с неба. И жили уже вместе у меня, мечтая о будущем, которое должно быть светлым и радостным. Но не добрая судьба снова показала мне свои острые зубы. Убили мою девушку. Убили просто так. Когда она вечером возвращалась с работы ко мне, домой. Она работала в магазине продавцом, в чулочно-носочном отделе. Убили трое подростков. Молодых, пьяных подростков. Им было по четырнадцать лет. А ей было 25. Их поймали. Был суд. И каждому из них дали по пять лет. Они ведь еще дети, как мне объясняли. Что с них возьмешь, с детей то!

Сан Саныч замолчал и оглядел присутствующих. По щекам Кати катились слезы, но она их не вытирала. Глаза ее были широко открыты, и в них было столько ужаса, что мельком взглянувший на нее Игорь понял, что в жизни девушки, пожалуй, еще не было больших потрясений.

– Мы похоронили ее рядом с моими родными, благо место пока позволяло. – Спокойно и монотонно продолжил говорить хозяин. – Ее отец после похорон всю вину на случившееся возложил на меня. Почему я ее не встречал. Это был его главный упрек. Я не винил и не виню его за это. Потому, что понимаю родительское сердце. Мне было также больно, как и ее родителям, а может быть даже больнее.

Прошел еще год, и я познакомился с другой девушкой. Жизнь то должна продолжаться! Мы расписались, и спустя положенное время у меня родился сын. Мой сынулька, моя кровинушка. Какое счастье было держать его на руках, когда он засыпал и сладко причмокивал губами. Я замирал от восторга, боясь потревожить его сон.

– Нет, нет, нет! – Громко всхлипнула Катя, подняв бледное и заплаканное лицо. – Я не хочу, не хочу, чтобы он умер! А Вы, похоже, к этому и ведете свой рассказ!

– Катюша, успокойся. – Костя приобнял ее за плечи, ощутив, как девушку бьет нервная дрожь. – Может, ты пойдешь наверх, ляжешь и поспишь?

– Я сожалею, – подал голос Меркурий, – но вы все выслушаете рассказ до конца. Вы приехали за шокирующим репортажем, вы его получите.

– Сынулька подрастал, и я был счастлив от сознания того, что у меня есть любимые жена и сын. – Все так же размеренно и без эмоционально вел свое повествование Сан Саныч. – Когда сынульке исполнилось три года, я познакомился с одной одинокой старушкой. Я ведь все так же и работал сантехником, и однажды мне пришлось чинить у нее протекающие трубы. Она мне чем-то напомнила мою бабушку. Те же глаза, добрые руки, приветливость в разговоре. Мы подружились с ней, как может подружиться молодой мужчина и древняя старушка. Я стал забегать к ней на чашечку чая, приносил с собой овсяное печенье и мармелад, который ей особенно нравился. Она рассказывала о своей дочке, о ее несчастной судьбе, о ее смерти от рака груди. А я сидел на кухне под стареньким красным абажуром и просто слушал ее, не перебивая. Мне было очень уютно там. И однажды она предложила мне написать дарственную на меня. На свою квартиру. Сказать, что я категорически возражал, будет неправдой. Я понимал, что после смерти этой доброй старушки, ее квартира, а квартира большая, двухкомнатная, в дореволюционном доме, отойдет никому. Если точнее, то кому-нибудь другому, проворному и без комплекса вины.

Я согласился с благодарностью. И мы договорились, что примерно через неделю мы съездим к нотариусу и все оформим. Через неделю потому, что это было начало мая, и вся страна гуляла. А через пару дней после нашего разговора у меня случилась беда. Та беда, которая приходит неожиданно, тогда, когда кажется, что уже ничего плохого в твоей жизни произойти не может. Когда кажется, что впереди только зелень травы, чистое небо и яркое солнце.

В тот день моя жена с сынулькой пошли в детскую поликлинику. Она находилась буквально в пяти минутах от дома. Надо было перейти дорогу и немного пройти. И когда они, мои два родных сердечка, переходили дорогу, на зеленый свет светофора, по пешеходной зебре, их сбила машина.

– Не-ет! – Катя зарыдала в полный голос, закрыв лицо руками. Костя все так же сидел, обняв ее за плечи. Игорь словно окаменел, в его голове как назойливая муха вертелась только одна мысль: «Может Алла и права, может права, может права…».