Его банка стояла рядом с входом. Он с нетерпением ждал каждого нового дня. Он ждал, когда откроется большая дверь, и войдут люди. И они его увидят, а он увидит их.

Его часто убирали на склад, и он стоял там в темноте. И тогда время шло медленно. Но потом его доставали, и снова он мог видеть этот мир. Он смотрел на мир большими красивыми глазами. Он – экспонат номер восемьдесят восемь.

Но последнее время с ним стало что-то происходить. Он не знал что это. Постепенно, не сразу, но постепенно он начал ненавидеть тех, кто к нему приходил. Поперёк лба прорезалась глубокая злая морщинка. Он смотрел на людей и злился. Ему стало тесно в банке. Он не желал больше здесь сидеть, не желал, чтобы на него смотрели. Он стал завидовать людям и ненавидеть их. И память начала ему возвращать давно позабытое.

Он не умирал, и его не убивали. Двести лет назад, как только он родился, как только он чуть-чуть подышал, его взяли какие-то руки и опустили в банку со спиртом. Он так и замер с широко раскрытыми глазами.

Его душа не покинула его. Она не выполнила своего предназначения, и она осталась с ним. И теперь на протяжении двухсот лет он смотрел на мир через стекло банки.

И он очень захотел выйти. И вдруг в его голове появилась мысль – вопрос:

– Ты хочешь выйти?

Ненавязчивый, этот вопрос появился сам и некоторое время его не беспокоил. Потом он захотел ответить на этот вопрос. Он подумал: «А хочу ли я выйти? – Да! Хочу!»

И появился новый вопрос:

– Я дам тебе силу, но ты должен служить мне. Ты согласен?

– Согласен, – подумал он.

И снова вопрос:

– Договор?

– Да, – ответил он уже в надежде.

И однажды он проснулся. Была глубокая ночь.

Он, накопив силу двухсотлетнего заключения, ударом невероятной силы разбил банку. Он упал.

Оказалось, не так просто – передвигаться вне банки. Сначала он лежал и тихо копошился. Потом он закашлял, и лёгкие освободились от жидкости. Он облокотился на руки и кое-как приподнялся. Наконец он смог сесть и осмотреться. Он вдохнул полной грудью и его проспиртованный организм начал работать. Его мышцы налились силой. Захрустели суставы, и конечности удлинились. Он сразу стал выглядеть как годовалый, но невероятно крепкий ребёнок. Нужно было выбираться из этого музея.

Он соскочил с полки и подошёл к двери, через которую входили посетители. Дверь была заперта. Он огляделся. В окно светила луна. Он подбежал к окну и в один прыжок запрыгнул на подоконник. Он надавил на стекло, и стекло лопнуло. Эхом по комнате обернулся звон. Он надавил на второе, и оно так же легко треснуло и посыпалось. Он в последний раз оглянулся на комнату музея, в которой ему пришлось простоять так долго. Он впервые смотрел на мир не из банки, а снаружи, как другие люди. Он осмотрел комнату. Экспонаты, всё такие же мёртвые, распиханные по своим банкам, были безразличны к происходящему. Но где же ОНА?

Больше всего ему нравилась голова с синими глазами. Из всех экспонатов только у неё глаза были открыты. Взгляд, как у куклы. Нельзя было понять, куда они смотрят, но было совершенно понятно, что хоть взгляд и мёртвый, но кругозор у этого взгляда очень широкий. Глядя на неё, ему всегда казалось, что она его видит.

И он ещё раз оглянулся, взглядом нашёл её, посмотрел, как бы прощаясь, и спрыгнул вниз.

Он упал на асфальт, приземлившись на все четыре конечности одновременно. Упал, поднялся и изо всех сил побежал. Он бежал, постоянно спотыкаясь и падая, спотыкаясь и падая. Больше всего его сейчас беспокоило, не бросились ли за ним в погоню, не поймают ли его снова?! Он выбежал на дорогу.

«Бежать. Бежать. Бежать как можно дальше от музея».

Была зима, но ему не было холодно. Всю ночь голый, он бегал по улицам. Шарахался от людей, убегал от бродячих собак, прятался. И куда бы он ни направлялся, везде дорога заканчивалась или рекой или ещё хуже – бескрайней водной гладью. Ребёнок панически боялся воды. В ней когда-то умер он сам, и умерли все экспонаты выставки. Два раза он пересекал реки по мостам. Он понял, что по ним можно ходить, и шёл дальше, пытаясь выбраться с острова.

Ребёнок не знал, что ночью с острова выхода нет – все мосты разведены. К утру он выбился из сил. Он уже не бежал, шёл, когда понял, что снова оказался перед музеем. На втором этаже здания работник музея забивал разбитое окно.

И он снова побежал. Дома, заборы, заборы … Он старался не приближаться к домам.

«Люди!». Увидев людей, он перебежал через дорогу, кубарем скатился по лестнице на набережную, к причалу. Пробежал по причалу, вбежал обратно по лестнице наверх. Вдоль поребрика ещё несколько десятков метров, потом снова вниз. И снова кубарем по ступеням. Упал в воду. «Так же мокро, как в банке!» Он в панике вбежал по лестнице обратно наверх. Бросился на дорогу. Близко проезжавшая машина громко засигналила, объезжая его. Он метнулся назад, ударился о припаркованный автомобиль. Включилась автомобильная сигнализация. Он упал, закрыл глаза и накрыл их ладошками. «Страшно! Страшно! Страшно!»

Страшный автомобиль, горя красными огнями габаритов, уехал. Сигнализация через некоторое время замолкла, и стало тихо.

Из окна музея он видел, автомобили, но они были очень далеко и казались маленькими. Они передвигались по ту сторону огромной, жидкой массы, которую люди называли река Нева. Она ещё не успела замёрзнуть. Но именно там ему казалось и есть жизнь. На той стороне. Нужно как-то попасть именно туда, на ТУ сторону!

Он поднялся на ноги и пошёл вдоль дороги, удаляясь от музея. Он дошёл до моста. Ещё полчаса назад он ходил по этому мосту, но не смог попасть на ту сторону. Теперь что-то изменилось. Проход был открыт. Ребенок, сильно прижимаясь к покрытию пешеходной дорожки, помогая себе руками, бежал то гуськом, то на четвереньках. Перебравшись на ту сторону, он пересёк ещё несколько улиц. Двигаясь вдоль какого-то дома, он обнаружил тёмную подворотню, закрытую решётчатой дверью. Малыш легко пролез между прутьями решётки и пробрался внутрь двора. Там он нашёл мусорный бак и спрятался в нём. Наконец-то, он мог отдохнуть.

Отдышавшись, он, высунувшись из бака, приступил к изучению двора. Потом он вылез из бака. Исследовал двор и обнаружил незапертой дверь в подвал. Он спустился вниз. Кошки, обжившие этот подвал, в спешке его покинули.

Утром во дворе началось движение. Какие-то люди о чём-то разговаривали. Приезжали и уезжали автомобили. Кто-то ходил.

Сквозь щель двери, ребёнок с любопытством разглядывал только что подъехавший автомобиль. Из подъезда вышла молодая мама с полугодовалым малышом. Она уложила его в люльку на заднее сиденье автомобиля. Пристегнула карапуза и села рядом. Положила бутылочку с водой в люльку.

Он сразу догадался: она везёт этого ребёнка в музей! В Кунсткамеру! Нет, он, экспонат номер восемь, не позволит этой взрослой женщине издеваться над беззащитным малышом!

И он, выскочил из подвала и, разбежавшись, запрыгнул на багажник автомобиля. Он ударил в заднее стекло, но почему-то стекло не разбилось, выдержало, а он поскользнулся и упал рядом с автомобилем.

«Закрыл глаза. Закрыл глаза. Закрыл, закрыл, закрыл …. Меня нет! Нет! Я спрятался, спрятался, спрятался. Меня никто не видит!»

Малыш услышал звуки открывающихся автомобильных дверей. «Нужно накрыть глаза руками. Теперь точно не видно! Совсем!»

Из передней двери выскочил водитель, но молодая мама опередила своего мужа. Пока он обходил автомобиль, она рывком открыла дверь и, через мгновение, склонившись над ребёнком, ощупывала его. Первое слово, которое она сказала, после того как увидела ребёнка, было слово «Клещ!» Она смахнула рукой сонное насекомое с шеи ребёнка. Сзади подошёл муж.

– Какой грязный! – сказал он. – Я вызову полицию.

– Подожди с полицией. Нужно срочно отнести его в дом. – Она взяла ребёнка на руки. – Господи, какой холодный!