Не то чтобы Олега Степановича знакомые таможенники беспокоили и в обычном зале. И вдруг его осенило. А почему не взять с собой золото? Риска никакого, да и случай не такой уж частый. К тому же едем в Женеву, к Саргосяну. И килограммов двенадцать-пятнадцать — не слишком большой вес, особенно если учесть что летишь первым классом. А остальное пусть лежит в Москве, потом разберемся, подумал Олег Степанович. Решено. Теперь нужно подготовиться.
Суббота и воскресенье оказались трудными. Олег Степанович засыпал яму, размешал бетон и аккуратно загладил поверхность пола в гараже. Почти незаметно. А что делать с серебром? Один портсигар с императорским гербом, выполненным эмалью, и поразительно четкой, словно сделанной только вчера, надписью: — Жив, курилка! Поздравляю. Николай. — выгравированной на обратной стороне, Олег Степанович отложил в сторону. Остальное сложил в два мешка, оказавшиеся очень тяжелыми. Когда он напрягся и поднял один из них, мешковина лопнула и содержимое высыпалось на пол гаража.
Пришлось разместить серебро в трех мешках. Один из них Олег Степанович взвесил на медицинских весах, стоящих на втором этаже — двадцать семь с половиной килограммов. Итого за девяносто.
В понедельник съездил в соседний совхоз, зашел к директору, спросил что ему привезти — тот был счастлив и попросил журнал «Плейбой». Олег Степанович усмехнулся и пообещал. В совхозном магазине купил двадцать килограммов телятины — двенадцать рублей и три рубля рубщику.
Олег Степанович уже решил как упаковать монеты — в пластмассовый шланг от насоса «Малыш». Взяв отрезок около метра длиной, он провел острым лезвием бритвы вдоль одной стороны. Шланг раскрылся. Монеты, что побольше, Олег Степанович аккуратно ставил поперек шланга и через каждые пять сантиметров обматывал скотч-тейпом. Затем взял отрезок покороче и проделал аналогичную операцию с маленькими монетами. На этот раз края шланга перехлестнулись, но так получилось даже лучше. Теперь перед Олегом Александровичем лежали две пластмассовые кишки — одна с метр длиной, другая сантиметров шестьдесят. Он взял ту, которая покороче. Вес, по сравнению с видимыми размерами, был поразительным. Значит, он берет с собой почти восемьсот старинных золотых монет. Олегу Степановичу даже не снилось, что когда-нибудь у него в руках окажется столько золота. Во время войны Олег, живший тогда с матерью в Перми, однажды нашел во дворе своего дома два золотых червонца. Эта находка в то время тоже казалась совершенно сказочной. Червонцы забрала мать и они исчезли — наверно, их обменяли на продукты. Но он до сих пор помнил чувство эйфории, когда в его грязных мальчишеских ручонках оказались две маленькие сверкающие монеты.
Вторник Олег Степанович провел за чтением материалов и оторвался лишь на полчаса — съездил в сторожку генеральского поселка и позвонил Денисову. Все в порядке — паспорта, визы и валюта получены. — До завтра, — сказал Иван Трофимович и положил трубку. Ну что ж, теперь действительно все в порядке. Пара смен белья, три белые рубашки и темный костюм, туалетные принадлежности, а также две свернутые вдвое пластимассовые кишки, такие неприглядные с вида, уложены в небольшой чемодан из свиной кожи, который Олег Степанович купил в стокгольмском универмаге «Нурдиска компаниет» «НК». Правда, чемодан оказался поразительно тяжелым для своих размеров, но пассажиры первого класса, проходящие через депутатский зал с дипломатическими паспортами, пользовались определенными привилегиями, одна из которых разрешала брать чемоданы с собой, не сдавая их в багаж. Относительно золота у Олега Степановича не было ни малейших угрызений совести. Найди клад кто-нибудь другой, ценность оприходовали бы и направили на дальнейшее финансирование стройки развитого социализма. Ничего в магазинах не прибавилось бы из-за этого впрочем, Олег Степанович в магазины не ходил. Где-то в министерстве финансов поставили бы крохотную птичку — ценности, пропавшие во время войны, найдены. Исчезнет еще одна малюсенькая песчинка в гигантских государственных жерновах, бесполезно перемалывающих миллиарды нефтедолларов.
Но у Олега Степановича была еще одна, может быть, более важная, причина, из-за которой он даже не подумал о сдаче клада государству. Этой причиной было нежелание снова привлекать к себе внимание. Если уж ему не поверили, когда он сдавал оружие отца, то и теперь не оставят в покое и начнут проверять, не утаил ли Олег Степанович пару-тройку золотых монет в корыстных целях. А привлекать к себе внимание он просто не мог.
Олег Степанович был усыновлен своим дядей, генерал-лейтенантом Степаном Ивановичем Ростовым в 1947 году, во время короткого приезда генерала в Пермь. Потом генерал снова уехал, оставив Олега с домработницей в роскошной квартире на Новинском бульваре. Время от времени генерал Ростов присылал подарки то из Австрии, то из Порт-Артура: велосипед (для тех времен большая редкость), в другой раз две сорокалитровые канистры топленого масла. Наконец, в 1949 году, незадолго до возвращения Степана Ивановича в Москву, на Ярославский вокзал прибыли два грузовых вагона, набитых трофеями, в том числе длиннющий американский «бьюик» — его пришлось сдать через четыре года, после смерти Сталина.
Олег Степанович настолько привык считать своего дядю отцом, что даже в мыслях называл себя Ростовым. Лишь иногда, просматривая старые книги, он находил упоминание о методе инженера Соловьева и хмурился. Олег Степанович был вообще сдержанным человеком, а в юности — тихим молчаливым мальчиком. Он очень рано узнал что в наследство от родителей ему достался дикий, совершенно неконтролируемый характер. В моменты вспышек бешеной ярости глаза застилала кровавая пелена, и Олег Степанович уже ничего не мог поделать с собой. К его чести, однако, он быстро понял всю опасность таких приступов и не допускал их, умело сдерживаясь. За всю жизнь он помнил всего три подобных приступа, из них два в детстве. Однажды он чуть не забил насмерть мальчишку из соседнего двора хоккейной клюшкой (тогда еще не было хоккея с шайбой и мальчишки играли в хоккей с мячом); в другой раз все было наоборот — шайка юных хулиганов отняла у него берданку и зверски избила. До сих пор об этом случае напоминала сломанная, но затем отлично сросшаяся нога и переломанный нос. Впрочем, нос Олегу Степановичу ломали так часто, что он привык к его необычной форме и задумчиво поглаживал искривленную линию переносицы, когда размышлял о чем-то.
Третий случай произошел всего несколько лет назад и он старался не вспоминать о нем.
Однажды Степан Иванович рассказал приемному сыну любопытную историю. В 1957 году, поднимаясь по широкой лестнице в главном здании МВД на Петровке 38 знакомый Степана Ивановича, еще не старый генерал-лейтенант, который в начале войны попал в окружение, заменяя раненого командующего — его армия несколько дней боролась с немецкими войсками и с трудом вырвалась из «мешка», понеся огромные потери и всю артиллерию — внезапно увидел идущего рядом с ним весело живчика-полковника, чуть моложе его. Генерал-лейтенант сразу вспомнил эту багровую физиономию вечно улыбающегося сотрудника «Смерша» — в начале 1942 года тот выбивал из него показания. Огромный тучный генерал, в свои пятьдесят четыре года обладающий незаурядной физической силой и похожий на медведя, схватил полковника за горло и мгновенно перебросил через перила третьего этажа. Оказалось, однако, что пролеты лестниц на Петровке заделаны металлическими сетками и полковник остался жив, хотя изрядно перепугался. Увидев это, генерал вошел в кабинет начальника, оттолкнув порученца в приемной, и, ничуть не стесняясь тем что в кабинете идет совещание, громогласно заявил, что если этот сукин сын, мучивший его в начале войны, который сейчас барахтается на сетке, завтра еще будет на Петровке, он, генерал-лейтенант Цыбин, лично отправит его на пенсию, причем вечную — и выразительно похлопал по кобуре.
Больше на Петровке полковник не появлялся.
Степано Иванович Ростов, поведавший сыну эту историю, ничего к ней не добавил, но Олег Степанович и не нуждался в объяснениях. Лучше всего о страхе, царившем перед войной в среде высшего командования, говорили многочисленные альбомы с групповыми фотографиями, хранящиеся в шкафу в кабинете отца. Не было ни единой группы офицеров и генералов, где несколько лиц не было вырезано ножницами или изрезано бритвой. Значит, подумал Олег Степанович, даже Ростов, человек незаурядного мужества, сумевший спасти семью своего репрессированного родственника, тоже боялся.
