Однажды ночью нагрянули жандармы: офицер и несколько нижних чинов. Начался обыск. Шарили везде. «Офицер, – вспоминала мама, – этакий вежливый был. Пальцем тебя пощекотал, а ты смеешься. «Хороший, – говорит, – мальчик у вас». А сам, будто шутя, на руки тебя взял и между тем мигнул жандарму, и тот стал чего-то в твоей люльке высматривать.
Вдруг как потекло с тебя! Батюшки, прямо офицеру на мундир… Мундир новый – и весь насквозь: и на штаны попало, и на шашку. Всего как есть опрудил…»
Аркадий всегда весело хохотал. Мама столько про это рассказывала, что Аркадию казалось, будто он и сам это помнит. Больше того, он считал, что «опрудил» офицера вполне сознательно, – и добровольно идти к жандармам в руки не собирался.
Опять стемнело. Аркадий достал из кармана складной нож, отогнул самое длинное лезвие и включил карманный фонарь. По свету фонаря его и приметил лесник, который тоже возвращался со станции.
Лесник привел его к себе, жена покормила Аркадия и уложила спать на теплую печку. А рано утром лесник ушел и вернулся на дрожках с жандармом.
– Что ж ты натворил? – спросил старый добродушный жандарм, когда они отъехали от сторожки лесника. – Деньги, что ли, чужие взял?
– Ничего я не брал, – зло ответил мальчик.
– Куда ж ты бежал – и на поезде, и пешком?
– К папе на фронт – вот куда.
– Так фронт же, – захохотал жандарм, – совсем… совсем… в другую сторону!
…Когда Аркадия в сопровождении жандарма привезли домой, он больше всего боялся, что мама будет корить и плакать. Но Наталья Аркадьевна, узнав, куда и зачем он ехал, погладила его по стриженой голове и тихо сказала:
– Светлый мой мальчик!
Зато ему здорово досталось от учителя географии. Он вызвал Голикова к доске…
Из повести «ШКОЛА»
«– Тэк-с!.. Скажите, молодой человек, на какой же это вы фронт убежать хотели? На японский, что ли?
– Нет… на германский.
– Тэк-с! – ехидно продолжал Малиновский. – А позвольте вас спросить, за каким же вас чертом на Нижний Новгород понесло? Где ваша голова и где в оной мои уроки географии?.. Вы должны были направиться через Мо-скву… А вы поперли прямо в противоположную сторону – на восток… Садитесь. Ставлю вам два. И стыдитесь, молодой человек!»
…Следствием этой речи было то, что первоклассники, внезапно уяснив себе пользу наук, с совершенно необычайным рвением принялись за изучение географии, даже выдумали новую игру, называвшуюся «беглец». Игра эта состояла в том, что один называл пограничный город, а другой должен был без запинки перечислить главные пункты, через которые лежит туда путь…
Другим неожиданным результатом побега явилось то, что Аркадий в глазах реалистов сделался героем. На него приходили смотреть даже ребята из выпускного класса. На улице он нередко слышал за своей спиной: «Гляди, это Голиков, ну, который убегал к отцу».
Среди арзамасских мальчишек возникли даже споры: «А если бы он доехал до фронта – что было бы тогда?»
Скептики полагали: «Ничего бы не было: отослали бы его домой с другим жандармом». Но большинство считало, что Голиков на передовой себя бы показал: «Аркашка, он же отчаянный».
О своем неудачном побеге на фронт Аркадий Петрович Гайдар никогда не забывал. В иронических тонах он рассказал о нем в книге «Школа» и в автобиографиях. Вспомнил писатель об этом приключении, работая и над повестью «Тимур и его команда».
Когда товарищам стало известно, что Коля Колокольчиков собрался бежать на фронт, Тимур его предупредил: «Это затея совсем пустая… крепко-накрепко всем начальникам и командирам приказано гнать оттуда нашего брата по шее».
Гайдар знал по себе, как сложна и опасна жизнь подростка на передовой, и надеялся, что в будущей войне взрослым на фронте не понадобится помощь детей. Но летом 1941 года события повернулись так круто, что Гайдару пришлось написать: «Ребята, пионеры, славные тимуровцы!.. Мчитесь стрелой, ползите змеей, летите птицей, предупреждая старших о появлении врагов-диверсантов, неприятельских разведчиков и парашютистов. Если кому случится столкнуться с врагом – молчите или обманывайте его, показывайте ему не те, что надо, дороги…»
В дни Великой Отечественной войны дети – читатели Гайдара – совершили сотни героических поступков и многое сделали для нашей Победы.
Проклятая дочь
В окно тревожно и нетерпеливо застучали. Аркадий проснулся и услышал, как мама в соседней комнате соскочила с кровати, открыла форточку и привычно, негромко, ни о чем не спрашивая, произнесла:
– Да, да, сейчас иду!
И через несколько минут, поцеловав на прощанье сына, который встал ее проводить, с потертым саквояжем в руках ушла в ночь. Аркадий прижался лбом к стеклу, чтобы посмотреть, на чем уехала мама. За ней присылали фамильные кареты с гербами (экипажам было лет по сто!), извозчичьи дрожки, крестьянские двуколки. Как-то ночью приехал единственный в городе автомобиль, который принадлежал инженеру Тренину, но чаще всего Наталья Аркадьевна уходила с провожатым пешком.
В семье Голиковых привыкли к ночным вызовам. Если присылали сторожа из больницы, это означало, что привезли тяжелую больную или кому-то стало хуже. А когда у флигеля останавливалась двуколка или сани, то это уже приглашали в дом. И как бы Наталья Аркадьевна ни была утомлена, она никогда не отказывала в помощи. Зато она раньше всех узнавала, у кого кто родился: Наталья Аркадьевна служила фельдшером в родильном отделении городской больницы.
Но случалось, что Наталья Аркадьевна не возвращалась домой день или два и присылала записку, чтобы не волновались. А потом приезжала без кровинки в лице, словно это ей была нужна медицинская помощь. Никого не замечая, точно лунатик, она мылась в кухне из тазика и брела спать. И Аркадий, если у него накапливались вопросы, открывал книгу и садился у порога маминой комнаты, под портретом Льва Толстого. Писатель был изображен босиком, в белой рубахе. Как только мальчик слышал, что мама проснулась (днем Наталья Аркадьевна долго никогда не спала), тут же к ней входил.
– Тебя кто-то обидел? – спросил он ее однажды.
– Почему ты так решил? – Она слабо улыбнулась.
– У тебя заплаканные глаза.
– У меня больная умерла.
– Из-за тебя?
– Нет, из-за Тимофея Ивановича, который оказался трусом.
– Трусы бывают только на войне.
– Трусы бывают везде – даже в больнице.
– А что случилось? Ворвались разбойники и он не заступился?!
– С разбойниками, может, и я бы справилась. А здесь требовалась операция. Он не решился ее делать, из-за этого умерли молодая женщина и ребенок, который должен был родиться.
Аркадий замолчал. Ему в ту пору было семь лет. И на думанье порой у него уходило много времени.
– А ты смелая? – спросил он внезапно. – Тогда почему ты не сделала операцию сама?.. – И он подозрительно, снизу вверх, поглядел ей в лицо.
– Я не умею. Я не врач, только фельдшер.
– Почему же ты не стала врачом? Ты ленилась? Не хотела учиться?
– Хотела. Но женщине в России невозможно стать врачом. И потом, у меня не было средств долго учиться.
– А твои мама и папа? Разве они о тебе не заботились?
– Заботились, когда я была совсем маленькой. Но мама давно умерла, а отец… Он меня проклял.
– В церкви? Он поп?
– Нет, он офицер. Я тебе как-нибудь расскажу. Сейчас не хочется.
…История эта началась давно, когда молодой поручик Аркадий Геннадьевич Сальков стоял со своей ротой в маленьком польском городке. В доме бедных дворян Бегловых, у которых он снимал квартиру, была красавица дочь. Поручик тут же без памяти в нее влюбился. Она – в него. Обоим вскоре стало очевидно, что жить друг без друга они не могут. Через месяц, в полной парадной форме, Сальков явился к родителям девушки просить руки. И получил отказ. Род Сальковых считался древним, но оскудевшим, а родители девушки желали для своей дочери более выгодной партии.
Несчастный поручик хотел застрелиться – на выручку пришли друзья. Невесту, с ее согласия, похитили глубокой ночью. Через два часа молодых обвенчали в сельской церкви. Однако романтическое венчание обернулось скандалом. Молодые поженились не только без согласия родителей невесты и жениха, но и без разрешения командира полка. А это грозило поручику отставкой.
