– Они больше связаны между собой, чем многим хотелось бы, – кивнул в ответ старик, – я пригласил Вас потому, что Ваши родственники были пассажирами во время того единственного рейса. И надеюсь, они не забыты Вами, мистер Сейдж?

– В нашей семье принято помнить всех, – ответил Сейдж, – там никто не выжил, – уточнил он.

– Я знаю, – кивнул старик, – нас всех связывает одна и та же трагедия. Я думаю, что лучше если мы поедем ко мне домой и дождёмся ещё одного человека.

– Благодарю Вас за приглашение, – кивнул Сейдж, – а кого мы, если не секрет, должны дождаться?

– Мистера Гарольда Виктора Гудвина, – ответил старик.

– Гудвина? – удивился Сейдж, – он родственник той самой погибшей семьи? Насколько мне известно, из них тоже никто не выжил и родственников, по крайней мере близких, у них не осталось.

– Это не совсем так, – улыбнулся старик, – эти слухи изначально были слегка преувеличены. Мистер Гудвин прибывает ближайшим рейсом из Лондона, но он не очень любит когда его встречают в портах. В том числе и в аэропортах.

– Человек с претензиями? – усмехнулся Сейдж.

– Тяжёлые воспоминания из детства, – улыбнулся старик…

…Уильям Сейдж был исследователем, как и его отец. И пытался докопаться до истины, чтобы восстановить справедливость, как и его дед. Он продолжал расследование начатое 106 лет назад и продолжающееся по сей день. Но шли годы. И истина отдалялась всё дальше и дальше, а вопросов становилось всё больше и больше. Благородный порыв призвать виновных к ответу, со временем превратился в семейную традицию. И Уильяму Сейджу начинало казаться, что ни он, ни его дети, ни его внуки ещё не родившиеся, никогда не увидят торжества той самой справедливости, за которую начинал бороться ещё прадед. Сейдж начинал понимать, что имена виновников гибели его родных никогда не будут названы.

Со временем, ему стало ясно, что он превратился в обыкновенного коллекционера. И разочаровавшись в том, что он делал, Сейдж начинал подумывать, что из него вышел бы неплохой писатель. Этим он и планировал заняться остаток своей жизни.

Уильям Сейдж грустно взирал на тысячи фотографий в альбомах и на стенах своего дома, полки, на которых были сложены папки и ящики с документами, и молча перелистывал страницы томов исписанные мелким почерком: свидетельства, показания, снова рассказы очевидцев… Может быть поэтому, письмо из Петербурга, от этого старика, показалось Уильяму Сейджу проблеском последней надежды в мрачном туннеле безысходности, лабиринте без выхода.

Старик был прав. Название «Титаник» это было единственное, что могло заставить Сейджа нырнуть даже в могилу самого «Титаника», на дно Северной Атлантики, туда где нет ничего живого, а не только умчаться на край света, в чужую страну в которой никогда раньше не был…

В этом Сейдж был похож на очень немногих, кто за столетие не сложил рук.

– Я думаю, Вам понравится наше предложение, мистер Сейдж, – вёл машину по заснеженной трассе и одновременно говорил старик, не глядя на Сейджа, – пожалуй, очень многие хотели бы иметь такую возможность.

– Возможность? – удивлённо посмотрел на старика Сейдж, – то есть речь идёт не просто о какой-то находке?

– Не просто, – кивнул старик, – нам в этом здорово помог оригинал дневника Эдгардо Эндрю. Я думаю, он Вас тоже заинтересует.

– Как он у Вас оказался? – спросил Сейдж.

– Мой друг! – рассмеялся старик, – Вас, может, и не поразит мой музей, но многое в нём может удивить!

Старик улыбнулся и, первый раз за всё время в машине, глянул на Сейджа.

– Мистер Гудвин расскажет и покажет гораздо больше.

– Почему я никогда не слышал о нём? – спросил Сейдж, переведя взгляд на дорогу.

– Думаю, что он сам этого не хотел, – ответил старик так же сосредоточившись на дороге, – хотя он постоянно посещает встречи потомков тех кто выжил, и родственников тех кто не выжил, и не пропустил ни одного мероприятия посвящённого «Титанику», он никогда не представлялся своим именем. Лишние вопросы, лишние ответы, лишнее внимание, знаете ли. А особенно лишнего внимания – он очень не любит. Он больше слушает, наблюдает. Он это не я, который даже в советское время, как тут в России называют эпоху СССР, много раз ездил в США, Великобританию, Канаду, встречался с Фрэнком Голдсмитом и провожал в последний путь старину Джозефа Боксхолла. С ними я был очень дружен!

– Искренне завидую Вам, – улыбнулся, посмотрев на старика, и кивнул в ответ Сейдж, – а я о них только слышал от отца.

– Ну, не так уж и только! – рассмеялся старик, – на Вашем первом в жизни причастии Вас держал на руках Фрэнк Голдсмит, если мне не изменяет память? Правда, тогда Вы были совсем маленький. И получается, что от семьи Гудвинов, и от всех Ваших двоюродных дедушек и бабушек, которые так и не стали ни чьими отцами, матерями, дедушками и бабушками, от их родителей, Вас отделяет всего лишь одно единственное рукопожатие. И от «Титаника» Вы находитесь всего лишь в одном единственном шаге. И ответы на все вопросы находятся совсем рядом, даже ближе чем Вы думаете. Просто не все видят эти ответы. А некоторые и не хотят, чтобы их видели. Ведь если внимательнее присмотреться к тому, что нас окружает, то можно увидеть целый мир зовущий нас, даже по именам. Этот мир мы несправедливо считаем исчезнувшим. Ведь большинство из нас просто не готовы понять, что он живой, такой же реальный как и мы с Вами. И даже более того. Многие просто не хотят его принять и хотели бы, чтобы все верили в то, что он действительно «исчез».

Машина остановилась около высоких железных ворот. Ворота открылись и старик загнал её во двор.

– Добро пожаловать ко мне в гости, мистер Сейдж, – остановил старик машину, заглушил двигатель и посмотрел на Сейджа…

…Гудвин появился меньше чем через час. Едва войдя в зал музея, он улыбнулся Сейджу, подошёл и подал ему руку.

– Моё почтение, мистер Сейдж, – кивнул он, – Гарольд Гудвин.

– Очень приятно познакомится с Вами, мистер Гудвин, – пожал ему руку Сейдж, – я так понимаю, Вы Гарольд Гудвин – второй? – переспросил он.

– Нет, – ответил Гудвин, – на сегодняшний день первый, и единственный.

– Понимаю Вас, – кивнул Сейдж, – очевидно утрата для нас всех незабываема даже черед столетие, что Вас назвали этим именем?

– Верно, мистер Сейдж, – сказал Гудвин, – есть те, о ком нельзя забывать.

– Джентльмены, – прервал их беседу старик, – мне кажется, нам уже можно пройти к доктору Симховичу, чтобы не терять понапрасну время и успеть к вечернему чаю. Ты готов, Гарри? – положил он руку на плечо Гудвину.

– Всегда, старина, – ответил Гудвин усмехнувшись и снова посмотрел на Сейджа, – успеем пообщаться, мистер Сейдж. В начале, лучше займёмся делом. Нам многое предстоит решить.

– А кто такой доктор Симхович? – спросил Гудвина Сейдж, но ему ответил старик.

– Доктор Симхович – физик, учёный, раввин, и просто хороший человек. Он ждёт нас в лаборатории музея…

…Лаборатория находилась на заднем дворе. Это была двухэтажная постройка напоминающая бетонную коробку, первый этаж которой уходил в землю и поэтому она казалась меньше дома.

Старик провёл всех вниз и Сейдж увидел, что первый этаж был на самом деле огромным ангаром, светлым и просторным, с белыми стенами. Из-за белого пластика стен, ангар казался не просто светлым. Тут было ярко, что даже утомляло глаза.

– Гарри, привет! – махнул Гудвину рукой человек лет тридцати, в белом халате, вышедший навстречу из глубины ангара.

– Здорово, Михаэль, – поравнявшись с ним обнял его Гудвин.

– Я вижу, ты совсем местным стал? – улыбнулся Гудвин Симховичу.

– Да ну брось, Гарри, – протёр запотевшие очки Симхович, – я всю жизнь мечтал заниматься своим делом, без перерыва на молитвы и шаббат, и не сравнивать результаты своих исследований с теилим.

– Слышал бы это наш дедушка! – усмехнулся ему Гудвин.