Кейт на какое-то мгновение заколебался, затем глубоко вздохнул. — Вероятно, это хорошая мысль, особенно после того, что случилось с твоим другом Бекманом.

С Бекманом?

Он был убит прошлой ночью. Кейт рассказал ему об убийстве и о своих переживаниях.

Когда он закончил, на том конце провода воцарилось долгое молчание, пока, наконец, Уэверли не заговорил. — Нам необходимо поговорить об этом позднее, сразу же, как только я приеду. Я купил билет на рейс, отправляющийся завтра в полдень, а, значит, дома я буду к вечеру. Я сразу же позвоню тебе.

Ну и отлично.

Кстати, я хотел бы, чтобы ты пообещал мне две вещи. В первую очередь, оставайся на месте и никуда не выходи, пока не дождешься моего звонка.

Хорошо, будет сделано. И что еще?

Та посылка, что я тебе отправляю. Распишись в ее получении, но не открывай конверт до тех пор, пока мы не будем вместе.

Какая-то особая причина?

Я все объясню, когда мы встретимся. Тогда ты все поймешь. И еще. Кейт…

Что?

Будь осторожен.

Кейт был очень осторожен, настолько осторожен, что дважды проверил двери и окна и с той же осторожностью прислушивался к каждому необычному звуку в ночи. Но все казалось спокойным и безопасным, и когда усталость одолела его и вынудила лечь в постель, он заснул и спал на удивление хорошо, без будоражащих снов.

С утра он продолжал сохранять бдительность, открыв входную дверь только однажды, в полдень, когда позвонил почтальон.

Он с облегчением расписался в получении конверта из плотной бумаги, который прислал ему Уэверли из Бостона, и тут же положил его во внутренний карман пиджака для большей сохранности, несмотря на страстное желание взломать печать и ознакомиться с содержанием. Уэверли, по всей вероятности, имел достаточные основания просить, чтобы Кейт его дождался, а встретятся они всего через несколько часов.

Он собирался задать много вопросов, поскольку мысли, вызывающие эти вопросы, были тревожными. Кейту казалось, что сам он жил все эти годы как бы запечатанным в конверте, двигаясь по жизни вполне благополучно, как все те немногие счастливцы, обладавшие средствами, позволявшими избегать неприятных контактов и неуютных условий жизни. И вот неделю назад печать на этом «конверте» оказалась взломанной, и он внезапно предстал перед чем-то… Только перед чем?

Конечно, это нереальность. Недавние события ничего общего с реальностью не имеют, с той реальностью, как он понимал ее. Но, возможно, большинство людей, как богатых, так и бедных, живет в запечатанных конвертах; узкие, почти двухмерные границы сужают их видение и не дают возможности даже мельком взглянуть на мир снаружи и на то, что там на самом деле происходит. Они механически мчатся по жизни не в состоянии воображать и постигать, живущие в фиксированной данности, где их существование лишено мечты; так они и движутся сквозь пространство и время, неизвестно куда и зачем.

Но теперь, когда конверт перестает защищать, узкий взгляд на мир расширяется, открывая беспредельные перспективы, и клочок тонкой бумаги, в который запаковано благоразумие, открывается навстречу мощным ветрам, дующим из межзвездных бездн.

Кейт потряс головой. Такой образ мысли приведет его в никуда. Пришло время полагаться на здравый смысл. Должно быть логическое объяснение тому, что произошло, и он надеялся, что Уэверли такое объяснение даст; если нет, то он пойдет в полицию.

Как только он принял это решение, то сразу почувствовал облегчение. Он провел этот день, сплетая нити ежедневного существования, позвонил своему брокеру, проверил банковские счета, договорился о техосмотре для своего «Вольво», позвонил в агентство и вызвал домработницу, чтобы та убралась в доме в пятницу. Затем он изучил содержимое холодильника и морозильной камеры и составил список того, что следует купить.

Такие вполне прозаические заботы имели успокаивающее действие, и к вечеру Кейт снова чувствовал себя в своей тарелке. Он приготовил и съел обед, вытер стол, сложил тарелки и прочую посуду в мойку. Затем он вознаградил себя выпивкой и уселся в своем убежище, ожидая звонка от Уэверли.

В тусклом свете лампы статуэтки из слоновой кости и гагата поглядывали искоса и молча, ритуальные маски гримасничали, сморщенная голова покачивалась; казалось, что ее губы растянулись в ухмылке, как бы насмехаясь над его незатейливыми, обыденными вкусами и интересами.

В конце концов, каждый человек отзывается на голос судьбы и на фантастические аспекты существования, не так ли? Искушенные художники, создавшие эти гротескные фигуры, примитивные ремесленники, вырезавшие эти маски, даже свирепые дикари, отрубившие человеческую голову, — все они были движимы порывами воображения, которому нужен был выход. Так и он, коллекционируя столь экстравагантные артефакты, удовлетворял свою собственную потребность в фантастическом.

И такие потребности не относились только к художникам, ремесленникам или коллекционерам. Все человечество испытывало желание отдаваться полетам воображения, хотя для большинства средствами ухода в этот мир были разве что кинофильмы, телевидение и комиксы. Даже безграмотные испытывают обаяние неизведанного. Никто из тех, кто живет в человеческих условиях, даже весьма скромных, не остается равнодушным к вечной загадке жизни и смерти. Во всех нас есть тяга к странному, необычному, невыразимому; она милостиво владеет нашим сознанием. Это как раз твердолобый реалист, скептик-самоучка и все, кто зубоскалит по поводу тайн, наиболее склонны к сумасшествию.

Кейт теперь по-новому смотрел на свою коллекцию. Предметы, которые он собрал, представляли собой не только выражение эксцентричного вкуса; они демонстрировали его потребность окружить себя устрашающими символами до той поры, пока страх не станет привычным. Как только их начинаешь воспринимать как нечто обыденное, они перестают тебя беспокоить. В этом тоже была своего рода магия — способ преодолеть внутренние страхи. Именно так Уэверли изгонял своих собственных демонов, читая фантастику, а Лавкрафт — и результат не заставил себя долго ждать, — с помощью сочинительства.

Едва Кейт снова наполнил свой стакан, как зазвонил телефон. Он потянулся к трубке и, услышав звук голоса Уэверли, успокоенно улыбнулся.

Добрый вечер. Посылку доставили?

Конверт? Да, он здесь.

Отлично. Ты его не открывал?

Нет.

Молодец. Извини, что звоню поздно — я тут решал некоторые проблемы.

Ты говоришь так, как будто простыл.

В Бостоне шел дождь, а я, как дурак, не взял с собой плаща. Но это не важно. Эта моя чертова нога…

Что случилось?

Я споткнулся, спускаясь по склону, когда мы здесь приземлились. Сломал проклятую лодыжку.

Боже мой!

Это урок для меня — нечего было так спешить. Служащие аэропорта вызвали скорую помощь, и меня привезли в приемную доктора Холтона. Он сделал рентген и наложил гипсовую повязку. Потом сам довез меня до дома. Я не могу двигаться без костылей, но Холтон направляет ко мне патронажную сестру, чтобы она несколько дней ухаживала за мной.

Значит, сегодня вечером мы не встретимся.

Не переживай, со мной все в порядке. Приходи и приноси конверт с собой.

Может, нам лучше встретиться завтра? Тебе необходим отдых.

Послушай, я думаю, что нашел ответ на все это, и я хочу, чтобы ты выслушал меня, пока я не потерял голос окончательно. Как скоро я могу ожидать тебя? Дай мне час…

Я жду.

Ночной воздух был душным и неподвижным. Кейт расстегнул пиджак, пока ехал по Мелроуз, затем свернул на юг в боковую улицу, где возвышались похожие на ящики старые бунгало, выглядывая из тени заросших сорняками, неухоженных лужаек.

Дом Уэверли был больше и лучше сохранился, чем соседние; он стоял в глубине двора, отделенного забором от тротуара, но в безлунной темноте он выглядел не более приветливым, чем окружающие его строения. Кейт припарковался за белым минивэном, удивляясь тому, как он здесь оказался, но вспомнил, что Уэверли упоминал о медицинской сестре.