Мишка понял, кого я имею в виду. Собственно говоря, я и так знала, что он здесь.

Я прошла мимо ошарашенного Мишки на кухню.

Сандр сидел на табурете, обхватив голову руками. Совсем не свойственная ему поза. Он обычно держался очень прямо. На звук моих шагов он поднял голову, и я поняла, почему он всегда передвигался так бесшумно. Просто срабатывал инстинкт самосохранения.

Наверное, грешники, сидящие в аду на соседних сковородках, обмениваются похожими взглядами. Этакая смесь мучительной боли и понимания. Типа, держись, старик. Мне тут тоже несладко.

При виде его глаз я стала злиться чуть меньше. Потому что невозможно злиться на человека, когда он так на тебя смотрит. Взглянув на мое лицо, Сандр скривился еще сильнее. Ну да. Я‐то уже видела его таким много раз. А вот для него это новый опыт.

По дороге сюда у меня в голове крутилось множество вещей, которые я хотела сказать. Еще, кажется, я хотела по чему-нибудь ударить. Или кого-нибудь.

Но я уже выдохлась. На мою голову давило десять тысяч мегатонн, и думать о чем-либо еще казалось невозможным. Я только прошипела раздраженное: «Ты!..» – на достойное продолжение меня уже не хватило. Я развернулась и выскочила из квартиры. Спаслась бегством, если точнее.

На лестнице я оказалась до того, как Мишка заговорил, поэтому его слова не взорвали мою голову на части. Но я все равно услышала, как он спросил: «Что с ней?» и как Сандр тихо ответил: «То же, что и со мной».

Больше всего хотелось сразу же вернуться в пространства. Но на нижней площадке лестницы я передумала. Еще чуть-чуть, сказала я себе. Нужно еще чуть-чуть потерпеть. Еще чуть-чуть подумать настоящие мысли.

Я вышла на бульвар и села на первую попавшуюся скамейку. В глазах рябило, пришлось их прикрыть.

Хорошо. Итак – мысли. Те самые, которые мне так нужно подумать.

Мысль номер один. Сандр нашелся. Собственно говоря, я сомневалась, чтобы он вообще куда-нибудь исчезал. Просто я не умела тогда видеть больше того, что действительно было. А его, в некотором роде, действительно не было.

Мысль номер два. Я могу найти его в любой момент, в любом месте и в любое время. Не то чтобы очень хотелось. Но, в принципе, я могу. Теперь могу. Только кому это теперь нужно.

Мысль номер три. Почему-то он все-таки предпочел исчезнуть четыре года назад. Почему-то он считал, что должен это сделать. После сегодняшнего дня я могла бы предположить, что он просто больше не мог терпеть. Это казалось логичным. Любовь прекрасна, да, но все-таки не настолько, чтобы полностью сгладить последствия многочасового пребывания в реальности. Тут и впрямь был ад.

Но я знала Сандра. Он не стал бы просто так исчезать, догадываясь, я надеюсь, что это не слишком меня осчастливит, – если бы не делал это для меня. Почему-то он считал, что должен оставить меня в покое.

Чтобы предоставить мне жить нормальной человеческой жизнью? Вполне в его стиле. Очень благородно и самоотверженно. Сначала увести девушку у своего брата, а потом оставить ее, чтобы она могла жить в настоящем мире настоящей жизнью.

Я снова начала злиться.

Может быть, было что-то еще. Стоило не убегать, а потерпеть еще чуть-чуть и все-таки выяснить это у Сандра. Только теперь уже поздно.

Я машинально потерла лоб рукой, как делала раньше, когда у меня болела голова. Зря. Очень зря. Это вообще никак не помогало.

Но оставалась еще мысль номер четыре. Из-за которой я по-прежнему здесь сидела. Из-за которой, на самом деле, я понимала Сандра. Понимала, почему он день за днем приходил тогда ко мне.

Несмотря на дикую боль, на разрывающуюся голову, на звездочки в глазах и стук в ушах, сейчас, здесь, на этой скамейке, я жила. Я злилась на Сандра, я переживала за Мишку, я жалела себя. Я думала о родителях, наверняка волнующихся обо мне. Я вспоминала всю свою предыдущую жизнь, и неожиданно все, что в ней произошло, стало вновь обретать некоторый смысл.

Здесь, под гнетом своих десяти тысяч мегатонн, я была настоящей. Я могла сколько угодно бегать в пространствах, строить их, соединять, создавать, разрушать. Все это было прекрасно и замечательно, и все это не имело никакого отношения к жизни. К моей жизни. Я жила сейчас. Мучительно, продираясь сквозь каждую минуту, но жила. Это стоило тысячи лет бессмысленного существования.

И я начала догадываться, почему Сандр поступил как последняя сволочь по отношению к своему брату.

Возможно, когда у тебя настолько болит голова, вообще сложно правильно думать.

Возможно, когда жизнь вдруг предлагает такой огромный кусок самой настоящей реальности, от него сложно отказаться.

Возможно, когда ты уже мириады неслучившихся лет ничего не чувствуешь, ты просто разучиваешься контролировать свои чувства. Сейчас я хорошо это понимала.

Листья срывались с деревьев и с душераздирающим грохотом падали на землю. Как же он все это терпел? Я бы не то что девушку увела. Я бы кого-нибудь убила в конце концов.

Справа от меня раздались шаги. Невероятно тихие. Их никто больше не смог бы различить. Но я слышала. Я слышала, как камешки гравия трутся друг о друга. Как пыль, придавленная подошвой, смещается, образуя не видимые никому следы.

Он сел рядом. Очень осторожно. Деревянные планки скамейки сдвинулись на пару миллиметров.

– Привет, – сказал Сандр. В голове зазвенело.

– Привет, – ответила я, не открывая глаз. Все-таки так было чуть проще.

Мы помолчали.

– Возьми, – сказал он наконец.

Я приоткрыла глаза. Свет ослеплял. Сандр протягивал на ладони две маленьких желтых таблетки.

– Что это? – с некоторым подозрением спросила я.

Может быть, он хотел меня отравить? Чтобы я больше не мучилась?

– Но-шпа, – усмехнулся он.

Невероятный человек. Я не могла даже представить, что делает с его головой такое движение лицевых мышц.

– Помогает? – спросила я недоверчиво.

– Немного. И не очень надолго. И если принимать не очень часто.

Я поморщилась.

– Возьми, пожалуйста. Ты вся зеленая.

Я послушно взяла таблетки и проглотила их. Запить было нечем, горечь во рту обжигала – но сейчас это не имело никакого значения. Если это хоть сколько-нибудь могло помочь…

Сандр наблюдал за моими мучениями, никак не комментируя. Возможно, он не хотел лишний раз травмировать мою голову. Или свою. А может, ему просто нечего было сказать.

Но я хотела с ним поговорить, и это стоило моей и его головы.

– Если я спрошу тебя, почему ты ушел четыре года назад, это будет очень глупо? В сложившихся обстоятельствах.

– Нет. Это будет разумно. Особенно в сложившихся обстоятельствах.

– Я слушаю.

Он вздохнул. Мне стало как будто чуть лучше. Падающие листья уже не так страшно грохотали.

– Я видел, что ты все больше рискуешь тоже попасть… туда. Моя близость к тебе была, безусловно, очень сильным катализатором. И я очень не хотел, чтобы ты там оказалась. Надеюсь, ты понимаешь, почему? – мягко улыбнулся он.

Я прикрыла глаза. Ну да. Вот оно. Типичное самопожертвование.

– Ты не мог мне все рассказать?

– Нет. Это бы только все ускорило.

Я задумалась.

– Наверное, это все равно было бы лучше. Чего ты добился в результате? Четыре довольно неубедительных года. Я совсем не уверена, что их стоило проживать. И все равно в результате я здесь. В смысле, там.

Он молчал. Я слегка повернула к нему голову и приоткрыла один глаз, чтобы увидеть его лицо. Сандр смотрел на свои руки, сложенные между коленей.

– Я знаю, – ответил он. – Но попробовать стоило.

Мы еще помолчали.

Голова почти прошла. Нет, конечно, она все еще болела, но это было ничто. Незаметная маленькая боль.

– Я, наверное, пойду, – сказала я, потому что теперь вместо головной боли на меня давило его молчание, и я не могла больше это терпеть. – Я хочу воспользоваться моментом и подумать немного, пока это возможно.

Он понимающе кивнул, все еще глядя на свои руки.

– До встречи… где-нибудь, – неуверенно сказала я, поднимаясь со скамейки.