– Да что же ты за существо такое?! Ну, в самом же деле…

– Ты действительно так хочешь знать? – не дав закончить, перебил голос. Не дожидаясь ответа человека, существо продолжило. – Ну, ты же стал мне так близок и дорог, что я тебе скажу, кто я. Я хочу, но не могу, я смотрю, но не вижу, я желаю, но отвергаю. Я есть парадокс. И забавно, мне ведь почти ничего не нужно. Даже то, что я жажду, я могу просто забыть. Или сделать вид, или же просто заставить себя так думать. Что это? Трусость? Слабость? Моя личная никчемность? Собственная неотъемлемая часть меня. Та, что старается, пытается себя изничтожить, но боится исчезновения самой себя. И вот так я существую. В своем собственном сумасшествии. Сам все вижу, сам все понимаю, осознаю, но не стараюсь избавить себя от всего этого для тебя немыслимого. Более того, и не желаю. Я есть тот «Идиот», тот, кто жаждет зла, но творит добро, тот, кто ищет ответа на извечный вопрос «быть или не быть?», я есть пустота, заполняющая сущность бытия, я творю, уничтожая, я созидаю то, что сам разрушил, я тысячи лиц, миллионы мыслей; миллиарды жизней проживают во мне, хоть я сам не могу свершить и одной, я есть ничто, которое заполняет все. Чем меня назвать? Чем меня считать? Что я?.. Кто я?.. Для тебя же я Велик, а для вселенной – лишь мгновение. Посмотри мне в глаза, – как по волшебству, из ниоткуда перед Борисом предстала пара огненно-желтых глаз, в центре которых находились абсолютно черные, бездонные зрачки, в которых, Борис мог поклясться, что, кроме пустоты, видел и безграничный страх. Словно две маленькие черные дыры из космоса, которые оберегали трехсторонние веки, как у кошки. Затем глаза стали приобретать вполне нормальный, человеческий вид. После из пустоты от этих глаз стали прорисовываться очертания человека, судя по одежде, из далекого-далекого прошлого. Через мгновенье перед Борисом уже стоял мужчина средних лет с длинными светлыми и грязными волосами, голубыми глазами, с небольшой горбинкой на носу и тонкими губами. Но не успел Двардов как следует разглядеть его, как перед ним образ человека стал меняться, и рядом уже стоял аристократ древнего Рима. Борис Сергеевич узнал в нем великого императора Юлия. Через секунду перед ним предстал египетский фараон, а далее: китайский философ в пестрых шелковых нарядах, ничем не примечательная деревенская старушка, доблестный крестоносец в тяжелых латах, коварный арабский ассасин, мужчина с огромной золотой короной и шикарной красной мантией, образ классического мушкетера XVII века; некая девушка, возможно, принцесса одной из европейских стран; пожилой морщинистый вождь некого индейского племени, элегантный джентельмен начала века ХХ, солдат Османской империи времен Первой мировой, Владимир Ленин, Император Хирохито, Уинстон Черчилль, Бенито Муссолини, Гарри Трумэн, Адольф Гитлер и еще многие-многие другие… С каждым изменением скорость преобразования становилась быстрее и Борису было трудно разглядеть как следует, кто перед ним появлялся, но он замечал среди них влиятельных политиков, бизнесменов, простых работяг и военных, полицейских и проституток, богатых и нищих, молодых и старых, женщин и мужчин, но на последнем фантоме изменения прекратились, и перед ним оказался человек, которого он узнал бы из всех живущих и не живущих. Прям напротив него, как живой, стоял его сын Егор. Борис не мог поверить в это и уже, было, забыв, кто и что создает эти образы, хотел было дотронуться до него, почувствовать его. На лице Двардова образовалась гримаса умиления и даже блаженства от встречи с родным сыном, но уже через пару секунд он пришел в себя и понял, что это лишь игра того, кто стал для него страшным проклятьем. Резко убрав руку от лица «Егора», Борис хотел было высказать свое возмущение столь подлым поступком существа, как оно продолжило говорить. – Я это вы. Каждый из вас. А вы это я. Ты это я, и, если хочешь понять меня, пойми себя. Загляни в свою душу, и все тайны мироздания станут тебе открыты.

– Это не правда! Ты чудовище! Я не такой! – нервно возражал Борис, пытаясь отвести взгляд, но образ сына прочно засел в голове.

– Неужели? И это говоришь мне ты? Человек, что поимел крупицу власти и сразу возомнил себя вершителем судеб. Достаточно ли ты был милосерден? Прощал ли ты обиды врагам? Хоть раз упустил возможность оторвать кусок чужой жизни, если это сулило тебе выгоду? Нет. А теперь представь, что время для тебя – ничто, что смерть – твоя подруга, вообрази себе власть читать мысли и чуять людские страхи. Только подумай, чем бы ты стал, если бы познал ту мудрость, что имею я? Как бы ты рассуждал, если бы был свидетелем миллиардов жизней, чередом идущих одна за другой, но, по сути, не сильно друг от друга отличающихся? Нет, мой славный дерзкий друг, ты такой же, как и я, просто не достаточно искушен. Вы все такие. Любой достигший хоть малой сомнительной победы над другим, другого за равного себе уже не считает. Стоит вам только получить хотя бы йоту власти, как вы сбрасываете с себя оковы морали и не обременяете себя уже заботой о ближнем, что раньше вам ближнем-то и не был. Стоит глупцу начать зарабатывать немного больше другого такого же глупца, так он уже на голову выше как в своих глазах, так и в обществе, ведь все понимают, что это нормально. Только для вида все играют в игру равенства и братства. Хотя и здесь есть ваш прагматизм. Ведь если ты успешен в своих кругах, всегда есть люди выше. Так что если ты будешь топить в грязи неудачников, рано или поздно неудачника кто-то увидит в тебе. О да, даже в добродетель вы упрятали свою выгоду. Или нет? Сможешь ли ты искренне поверить, что какой-то уличный дворник из соседних земель – тебе брат? Сможешь его возлюбить? Или верховный судья увидит равного в каком-нибудь продавце ненужного хлама? Да хотя бы рядовой сотрудник правопорядка уже себя считает достойней рядового гражданина. А знаешь почему? Потому что он может так считать. Потому что ему позволили так считать, ведь у него есть власть.

– Ты сказал, что можешь забыть то, чего жаждешь. Зачем ты меня тогда мучаешь?

– А кто сказал, что жажду я мучений? Мне нужно совсем другое, но, видимо, получить это я не способен, вот и довольствуюсь меньшим.

– Я не лучший, но есть ведь люди, которых ты не посмеешь звать такими, как ты, – не успокаивался Борис Сергеевич.

– Да, есть. Но главное – кто они в ваших глазах, а не в моих. А для вас они белые вороны, изгои, сумасшедшие, и они не решают ничего! Так что пока есть такие, как ты, и вы правите балом, я всегда буду рядом. Я так и буду восседать на своем троне, получая ваши души в дар за никчемно вами прожитые жизни.

– Ты дьявол, – то ли спрашивая, то ли утверждая, сказал Борис, чувствуя волнение и зачатки паники в своем голосе.

– Корень страха и призрения в основе своей есть обыкновенное невежество. Все непонятное для вас – фундамент негатива. А дьявол я, мой любезный друг, не больше, чем ты. Да и я тебе уже ответил. Кстати, можешь гордиться, далеко не со всеми я столь откровенен. Но ты же мой любимчик, как я могу не побаловать тебя?

– Оставь меня. Пожалуйста, уходи. Прошу тебя! – падая на колени, уже не в силах терпеть слова существа умоляюще говорил Борис. Он уже давно начинал понимать, кем и чем было это существо, но думал, что сможет от него освободиться. Надеялся, что, как только месть его будет исполнена, он избавится от необъяснимого голоса. Верил, что, как и всегда, справится. Но теперь понимал, что план его провалился, и он стал рабом неведомой твари. Твари, что способна сожрать его живьем и целиком. И впервые за всю свою жизнь Борис испугался не за себя, а за свою душу, ведь она была им же добровольно отдана в лапы существа. Он догадывался, что за услуги оно спросит с него по полной, но это было раньше, когда существо делало вид, что подчиняется ему, помогает и верно служит. Слишком поздно он понял, что все оказалось ровно наоборот.