— Я не причиню тебе вреда, — сказал он, присев на корточки в нескольких футах от меня. Его длинная чёлка прикрывала часть лица, и хоть в темноте невозможно было разобрать цвет его глаз, я знала, что они излучают теплоту, и сразу почувствовала себя в безопасности.
— Он не врёт, ангел, — произнес Доминик, делая ещё один тошнотворный шаг ко мне. — Тебе не о чем беспокоиться. Он истребляет только наш вид. Не так ли, Габриэль?
Я даже не пыталась вникнуть в сказанное, с опозданием понимая, что нельзя доверять ни единому его слову. От них разило ложью, опасностью, от которой шёл мороз по коже.
— Можешь встать? — спросил Габриэль, не обращая на него внимания.
Не уверена. Я была слишком испугана.
Габриэль слегка кивнул, побуждая меня попробовать. Я не могла объяснить, но что-то в нём вызывало доверие. Что-то подсказывало — рядом с ним я могу попытаться, отбросив опасения. Помимо всего прочего, он только что спас мне жизнь.
Медленно, чувствуя его мысленную поддержку, я расставила ноги под углом в стороны и, потянувшись к стене позади меня, попыталась вернуть себе вертикальное положение. Габриэль поднимался вместе со мной, зеркально отражая мои постепенные движения, пока я пыталась устоять на дрожащих ногах.
— Похоже, я слегка перебрал, — издевался Доминик. — Чревоугодие всегда было моей слабостью.
Звук его хихиканья и прилив крови от моей головы к ногам заставили меня впасть в панику, и я начала стремительно падать вперёд. Всего на секунду я испытала ощущение падения, прежде чем руки Габриэля сомкнулись вокруг меня, прижав к его груди.
Последнее, что я запомнила, это глаза цвета мха.
Глава 17.
Хантингтонское расследование
Я очнулась одна в незнакомом помещении. Жутко болела голова, пересохшее горло молило о воде. Комната была просторной, старинной, с витиеватыми резными потолками и мебелью викторианской эпохи. Тихо потрескивал огонь, окрашивая пространство в пляшущую палитру оранжевого и золотого.
У меня не было представления, где я нахожусь и как долго. Из-за задёрнутых занавесок я даже не была уверена день сейчас или ночь.
Я сбросила ноги с кушетки и, попытавшись встать, тут же поняла, что не в той форме, чтобы пробовать ещё раз. Я села обратно и, выровняв дыхание, постаралась собрать воедино всё произошедшее со мной.
И вслед за вспыхнувшими в голове воспоминаниями ко мне вернулись дрожь и оцепеняющий ужас, которые я ощущала, когда Доминик зажал меня своим телом и обескровил почти до смерти. Нахлынувшие непреодолимые эмоции твердили одно — бежать из этого места. Единственная проблема была в том, что я понятия не имела, где находится «это место».
Не успела я составить план побега, как дверь со скрипом отворилась, и появился Габриэль со стаканом в руке. Вид его лица и этих добрых, неземных глаз тут же успокоил растущую во мне панику, хотя я не могла не задаться вопросом, не скрывается ли где поблизости его брат.
Габриэль сделал несколько шагов ко мне, потом вдруг остановился, словно перед ним возникло препятствие.
— Можно? — он попросил разрешения приблизиться.
Я кивнула, но отодвинулась подальше на кушетке.
Он поставил стул и сел напротив, протягивая мне стакан с апельсиновым соком.
— Как ты? — успокаивающе спросил он. — Голова не кружится? Не тошнит?
Я уставилась на сок. Горло жаждало ощутить этот вкус подобно безводной пустыне, умоляющей хоть о капле дождя, но я не была уверена, можно ли Габриэлю доверять.
Вдруг он подмешал туда наркотик? Что, если Доминик убедил его «побаловаться» мной, и они добавили в сок какую-нибудь отраву, чтобы вырубить меня? Что, если всё это ловушка?
Но разве в этом случае они не отравятся сами, выпив моей крови?
— Ты предпочла бы воду? — спросил он, опуская стакан. Могу только представить, что отражалось на моём лице, пока я решала брать напиток или нет.
Это смешно, выругала я себя. Если бы он хотел мне навредить, то сделал бы, пока я была беззащитна в полной отключке.
Я покачала головой и взяла стакан, осушив его содержимое практически одним глотком.
— Спасибо, — произнесла я осипшим от сухости голосом. — Как долго я спала?
— Несколько часов. Выглядишь намного лучше, — заметил он, изучая моё лицо, — и уже не такая бледная.
— Меня всё ещё трясёт.
— Это нормально, — заверил он меня, вставая со стула. Он подошел к шкафу в углу и вытащил оттуда одеяло. — Ты потеряла много крови, и, наверное, до сих пор ощущаешь последствия шока, — продолжил он, развернув одеяло передо мной, а затем накинув его мне на плечи, прежде чем снова занять своё место.
Я сильнее укуталась в одеяло.
— Спасибо… за то, что был там сегодня. Ты спас меня.
— Тебе следует благодарить свою сестру. Я лишь выполнил её просьбу.
— Мою сестру? Ты знаешь Тессу?
Он слегка кивнул.
— Она просила присмотреть за тобой, пока я в городе. Жаль, что не успел раньше.
— Ты как раз вовремя, — заметила я. Страшно подумать, что бы случилось, если бы он не появился.
— Что ты помнишь? — удручённо спросил он.
— Всё.
Он выглядел расстроенным этим фактом. Не знаю, кому он сочувствовал: мне или своему брату.
— Должно быть, у тебя много вопросов.
Это было преуменьшением года.
— Даже не знаю, с чего начать, — сказала я, стуча зубами.
— С чего тебе угодно.
— Я не понимаю, как это произошло. Все это время… Он никогда не пытался… Я имею в виду, что остальные, они всегда… — Я покачала головой, расстраиваясь из-за неспособности сформулировать свою мысль. — Он казался мне таким человечным.
— Но он не человек. Никто из нас.
— Так ты… ты тоже? — у меня возникло непреодолимое желание отодвинуться от него подальше. Мне не хотелось иметь с ним что-то общее.
— Да. Я — Воскрешённый.
— Тогда как такое возможно? — неуверенно спросила я, возвращаясь к нашему разговору с глазу на глаз. — Почему ты не пытаешься напасть на меня, как остальные? Ты не ведёшь себя как…
— Как чудовище? Хищник? — его улыбка померкла.
— Ну, да.
— Могу заверить, такие порывы всегда присутствуют, — сказал он, опустив голову. Его добрые, ангельские глаза скрылись за тёмными волосами. — Сейчас это часть меня, но я в состоянии держать эти желания в узде.
В этом не было никакого смысла. Если дядя и сумел что-то вдолбить мне в голову, так это то, что Воскрешённые не контролируют себя. Никогда. У них есть лишь подобие человечности, они — хищники, созданные убивать. Всё это ложь?
— Хочешь сказать, что Воскрешённые могут себя контролировать?
— Нет, — серьёзно ответил он. — Они не могут.
Я нахмурилась.
— Но ты можешь?
Он кивнул.
— Ты Воскрешённый другого типа?
— Не совсем, — уклончиво ответил он, наблюдая за моей реакцией. — Меня отличает от других Воскрешённых не то, кем я являюсь сейчас, а то, кем я был раньше.
— Кем ты был раньше? — переспросила я, сгорая от любопытства. Я не заметила, как придвинулась к нему.
— Потомком..
В комнате повисла тишина, когда я откинулась на своём месте, осознавая всю тяжесть сказанного.
— Потомком, — повторила я. Это был не вопрос и не утверждение, а что-то среднее.
Он склонил голову.
— Поэтому ты отличаешься от них?
Габриэль снова кивнул.
— Яд Воскрешённых действует на Потомков не так, как на человека, — пояснил он. — Смертные хрупки. Их души уязвимы. Они не созданы для того, чтобы выдержать воскрешение.
— Ты имеешь в виду возвращение к жизни?
— Да, — подтвердил он кивком. — Они возвращаются внутренне искорёженными, разбитыми. У них нет никакой защиты от происходящего. Обычно требуется всего пару дней, иногда даже несколько часов, чтобы воздействие одержало верх и переменило их сущность. И первым делом всегда пропадает человечность.
Меня захлестнула волна отвращения.
— Но Потомки сильнее, мы намного устойчивее, — внёс ясность он. — Хотя мы не можем остановить превращение, оно не способно справиться с нами, как это происходит с людьми. Меняются тело, движения, но мы все ещё владеем собой.