Ага, век живи, век учись.

И блин, я живу.

Сидя на скале, я держу руки за спиной, скрестив ноги, и наклоняюсь, наслаждаясь ветром, развевающий мои волосы и, откинув голову, вдыхаю свежий горный воздух.

Это мой второй поход с небольшой туристической группой. Хотя это и сложно, но полезно. К счастью, всю мою жизнь, прогулки с бабушкой держали меня в форме. Что еще хорошего? Эта небольшая группа тоже любит уединение, и так как мы ходим по безопасным местам, я могу спокойно наслаждаться красотой, без необходимости разговаривать. Горы стали моей новой зависимостью. Это успокаивает и умиротворяет. Это так волнительно, добраться до места назначения, с целью увидеть лесные просторы и оценить этот прекрасный в своем несовершенстве мир.

Это лучшая часть, потому что я могу очистить свой разум и сосредоточиться на настоящем. Я будто в состоянии медитации и сфокусирована на одном: моем назначении и активном путешествии, чтобы добраться туда.

Глубоко вдыхаю и выдыхаю, закрываю глаза и позволяю этой природе говорить вокруг меня.

Тишина.

Холлин

Я сижу в шкафу, скрестив ноги. Волнение нарастает, горло сжимается, когда я в последний раз прикасаюсь к лежащей вокруг меня одежде Эрика. Меня снова съедает чувство скорби.

Меня окружает запах его вещей: рубашек, брюк, обуви, спортивных штанов и рабочих футболок.

Я держу одну из моих любимых футболок с именем Джона Элвея⁸². Сколько воспоминаний с ней связано. По воскресеньям он надевал эту футболку, пил пиво с приятелями, усаживал меня на колени, обхватывая руками мою талию. Во время игры он шептал мне на ухо, говорил, какая я красивая и как он будет праздновать со мной победу Бронкс. Просыпаясь по понедельникам, я надевала ее, пока готовила для нас кофе, ожидая, когда он выйдет без рубашки и с кофе в руке, показывая свой дьявольский взгляд, будто собирается съесть меня прямо на кухне. И так было часто по утрам понедельника, когда на мне была надета эта футболка.

И рубашка, из-за которой его подкалывали друзья, и про которую Эрик говорил, что только настоящие мужчины носят фиолетовый. Он был в ней, когда сделал мне предложение. Или когда мы вернулись домой, он сорвал с нее все пуговицы в пылу страсти и был похож на сексуальную версию Тарзана. Я все еще вижу, как он прыгал на диване и с криком разрывал рубашку, когда я сказала «да», чтобы все услышали. И хотя она была бесполезной, он сохранил ее, потому что для него это было напоминанием о самом лучшем дне в его жизни.

Еще одна слеза скатывается по щеке.

И его футболка стажера, которую он носил с гордостью, потому что быть государственным служащим было важно для него. В его семье были полицейские и пожарные, и он также хотел помогать людям. И прекрасно с этим справлялся. Это было жизненно важно для него. Еще до того, как он закончил обучение, он всегда помогал другим, например, покупал лимонад и с детьми раздавал напитки для посетителей парка. Или помогал людям, у которых спустило шину на обочине дороги. Он всегда был благосклонным и хотел следовать примеру старших.

Ложась обратно к его вещам, я окружаю себя Эриком, скучая по его прикосновениям, его глубокому голосу, опьяняющей улыбке. Еще одно объятие, еще один поцелуй, еще одно признание в любви. Если бы я знала, что это будет в последний раз, я бы сделала все намного лучше и никогда не отпускала.

Его любимая песня Unchained Melody группы The Righteous Brothers играет на повторе, он пел мне ее, когда у него было игривое настроение. Стоя на коленях и сжимая руки перед собой, он пел: «Мне нужна твоя любовь», как в сцене из «Лучшего стрелка»⁸³, но вместо слов «Ты потерял это чувство», он пел серенаду своим ужасным голосом, заставляя меня хихикать, когда хватал за талию, и вынуждал танцевать с ним по квартире, пока песня не заканчивалась. Неудивительно, что я так сильно любила этого человека.

— Я жаждал твоего прикосновения, — слова эхом отдаются в моей голове. Они звучат так правильно. Как я хотела, практически голодала от одного прикосновения, чувствуя его грубую челюсть рядом с моей, и его сильные руки, обнимающие меня.

— Я скучаю по тебе, — я плачу в его футболку, зарываясь головой в его пиджаки.

Это. Больно. Это будет намного сложнее, чем я думала. Задыхаясь от слез, которые текут по моему лицу, я дрожащими руками беру мешок для мусора и бросаю туда одежду Эрика. Я всхлипываю от боли, вдыхая запах и прощаясь. Все это разрывает меня и причиняет боль, но я пытаюсь двигаться вперед.

Ты двигаешься вперед, ты работаешь над своим новым будущим.

Я повторяю эти слова снова и снова в своей голове, убеждая, что поступаю правильно.

Джейс

— Почему ты не пришел поговорить со мной? — спрашиваю я Итана, сидящего в ванне с ледяной водой и смотрящего на телефон. Несмотря на его возраст, его колени находятся в напряжении от приседаний, поэтому данная процедура ему необходима.

Он не смотрит на меня, когда отвечает:

— Я не мог. Черт, я просто не мог.

— Почему нет? Ты думал, что ничего не изменится, если ты не расскажешь, и будешь жить как раньше?

Отодвинув телефон в сторону, он трет лоб.

— Я не знаю, о чем я думал, чувак. Я облажался. Я думал своим членом. Извини. Несмотря на решение Ребекки, я должен был сказать тебе.

— Ты чертовски прав, что должен был сказать мне. Черт, чувак. Я сидел и плакал из-за того, что она собирается сделать, а ты ничего не сказал.

Говорить с ним обо всей этой хрени после долгой игры — последнее, что я хочу, но первый шаг к исцелению — это прощение. Я должен найти это глубоко внутри себя, чтобы простить его, потому что, черт, я хочу двигаться дальше. Мне нужно двигаться дальше.

— Она просила меня ничего не говорить.

— Ты знаешь ее несколько месяцев, а меня не первый год. И как она стала важнее? Ты единственный брат, который у меня был.

— Черт, — он трет руками лицо. — Мне жаль, Джейс. Я не знаю, что еще сказать. Будь у меня еще один шанс, я бы не вел себя как тряпка и рассказал бы все, вместо того чтобы прятаться в надежде, что ты никогда не узнаешь.

Я не воспринимаю его извинение, как хотел. Не из-за того, что оно было не искренним, а потому что прощать — намного сложнее, чем я ожидал. Нельзя просто извиниться и получить прощение. Я все еще зол и расстроен.

— Итан, ты до сих пор думаешь, что у нее должно быть право вернуть ребенка, которого она отдала? Дело не во мне и не в тебе. Дело в маленькой девочке, у которой появился дом с любящей семьей. Да, она маленькая, но ты считаешь, что будет правильно забрать ее оттуда, отдать родной матери, которая в будущем может передумать и снова от нее отказаться? Не важно, эмоционально или физически? Речь о Хоуп. Думаешь, у меня есть шанс переубедить ее?

Глядя на меня, Итан кивает.

— Да, я думаю, у тебя есть шанс, чувак. Мне не нравится женщина, которой она стала, когда впервые пришла за Хоуп. Кодекс братьев и все такое. Просто нужно найти подход.

Так теперь он снял очки, покрытые похотью?

— Ты поможешь мне? — спрашиваю я в надежде. Мой друг вернулся?

С добротой во взгляде, он кивает.

— Да, я помогу тебе.

Картер

— Дай мне ручку. Я не могу тратить на это весь день.

— Держи, — я поворачиваюсь к человеку, помогающему нам. — Не могли бы вы дать нам минуту?

Стоя у своего стола, он кивает.

— Без проблем.

— Что такое? — спрашивает дядя Чак, когда уходит Джимми. — Тебе лучше отбросить сомнения.

— Речь не об этом, — не знаю, как подойти к теме, поэтому просто выдаю: — Ты же не собираешься держать это над моей головой? Как и все остальное? Ты не будешь пытаться позже поменяться?

Сидя в кресле, дядя Чак крутит ручку в руке и смотрит на меня вверх-вниз.