— Ладно. Как все прошло?

— Отлично. Не совсем уверен, как это поможет.

С набитым ртом, Итан падает на диван рядом со мной, и, сдвинув подушку, спрашивает:

— Почему ты так думаешь?

Я пожимаю плечами. Я ушел с той встречи, чувствуя себя в таком же подавленном состоянии, как будто ничего не изменилось. Я знал, что ничего не меняется сразу, но я думал, что мне будет немного легче. Как будто мир не пытается похоронить меня заживо.

Я ничего не чувствовал.

На самом деле, это неправда.

Когда я вернулся домой после написания письма, я чувствовал себя злым, безумным, обиженным на весь мир. На жизнь. И спустя несколько дней я чувствую то же самое. Размышлять о своих чувствах, не помогает. Это держит меня, будто я нахожусь в чертовом ящике, из которого не могу найти выход.

— Просто чувствуй себя иначе, — он дразнится. — Иди в ногу со своим поколением¹⁹.

— Ну и что это значит?

Он откидывается на диван и, указывая на меня наполовину съеденной пиццей, говорит:

— Когда дело доходит до противоположного пола, мгновенное удовлетворение — это то, что нужно. Но когда у тебя есть проблемы, не так просто быстро их решить. Особенно с той, с которой ты столкнулся, — наклонившись вперед, он говорит с серьезным выражением на лице. — Мужик, ты отказался от своего ребенка.

— Знаю, — я провожу рукой по волосам. — Я знаю, что сделал. Не нужно мне напоминать.

— Может быть, — положив пиццу, он подходит ко мне. — Джейс, то, что ты сделал — самая большая жертва, которую может сделать человек. Ты должен дать себе время.

— Это не так просто. Хотел бы я просто забыть все, но это невозможно. Каждое утро, когда я просыпаюсь, кажется, что на мою грудь давит трехсотфунтовый человек, который не дает мне дышать. И когда я встаю с постели и сталкиваюсь с реальностью, я вижу людей, у которых есть дети. Ты их не замечаешь, пока не потеряешь своего. Это каждый раз убивает меня. Видеть, как они гуляют с ними, заставляют их смеяться. Похоже, что в этом городе у всех дети, и это превращает мою жизнь в ад. Это пытка, — я поднимаю руки, указывая на свое окружение. — Такая жизнь — пытка.

Я никогда не думал, что буду испытывать подобную боль.

— Черт, прости. Я не могу представить каково тебе.

Звонок телефона отвлекает меня, прежде чем я могу ответить Итану. Вздохнув, я вытаскиваю его из кармана и вижу номер Джун. Почему она звонит?

— Это приемные родители Хоуп, — говорю я неловко.

Итан поднимает руки.

— Понял, ухожу. Позвони мне, если понадоблюсь. Ты знаешь, я рядом.

Я киваю и отвечаю на звонок.

— Привет Джун? Все в порядке?

— Да. Привет, Джейс, — я слышу ее тихий и слабый голос. — Я знаю, что должна звонить только по важным вопросам, — судя по всему, она плакала. — Но я должна была услышать твой голос.

— Ты можешь звонить мне в любое время.

Я не это имею в виду. Но в таких случаях я говорю все, чтобы попытаться улучшить ситуацию. Тот факт, что она звонит мне сейчас, держит меня на грани, так как моя жизнь разваливается с каждой ее фразой.

— Я ценю это, — говорит она со вздохом. — Я просто плохо себя чувствую, Джейс.

Это вызывает во мне панику.

Глубоко вдохнув, я спросил:

— Что происходит? Все в порядке с Хоуп? С Алекс?

— Ага, — ее голос становится тише. — Алекс на самом деле не знает, что я звоню тебе. Она была бы в ярости, но я должна поговорить с тобой. Я не могла перестать плакать. Не могу не думать о том взгляде, когда ты отдал нам Хоуп. Такое опустошение и это медленно съедает меня.

— Я с тобой, — отвечаю я искренне.

Я слышу напряженность в ее голосе. Слышу, как она плачет, и чувствую ее боль. Это та самая боль, которая была со мной последние несколько дней.

— Я забрала твоего ребенка, Джейс, — ее голос ломается. — Я стояла в этой больничной палате и отняла у тебя ребенка. Она не моя, а твоя. Я не могу… — ее боль убивает меня. — Я не могу быть такой матерью, какой ты хочешь. Той, которую она заслуживает. Она не принадлежит мне.

— Джун, прекрати, — говорю я вымученным голосом.

Глубоко вздохнув, я сдерживаю себя, чтобы не сказать то, что могло бы расстроить ее. Я должен успокоить ее. Не могу оставить в таком состоянии.

Я продолжаю:

— Помнишь первый раз, когда мы обедали вместе? Ты рассказала мне о том, что чувствовала при мысли о материнстве? О том, чтобы кого-то воспитать? Ты говоришь мне, что эти чувства изменились?

— Нет, — всхлипывает она.

— Тогда что поменялось? — слова оставляют чувство горечи. — Хоуп должна быть с тобой и Алекс. Если бы я так не считал, то никогда бы ее не отдал.

— Просто… — она останавливается, переводя дыхание. — Видя в тот момент твое состояние, это разбило меня. Я не могу выкинуть это из памяти. И каждый раз, когда я смотрю на Хоуп, все, что я вижу — это твои слезы и сожаление.

— Это не сожаление, — отвечаю я быстро, удивляясь признанию. — Я расстроен? Черт, да. Я просыпаюсь, ненавижу каждую часть своей жизни? Да, не буду лгать об этом. Но сожалею ли я, что помог тебе стать мамой? Сожалею ли я, увидев тогда радость на ваших с Алекс лицах, когда вы впервые увидели свою дочь? Нет. Эти воспоминания о том, как мы связаны. Пожалуйста, Джун, пожалуйста, не лишай меня этой радости. Поверь мне, когда я скажу, что ты не отняла у меня ребенка. Ты осчастливила меня, — я задыхаюсь от своих слез, пытаясь найти правильные слова.

Осчастливила.

Я никогда не задумывался об этом, пока не произнес это слово. Неужели это связано с ними?

Вздохнув, я продолжаю:

— Я знаю, что принял правильное решение. Ты и Алекс, черт, вы идеальны для Хоуп. Я просто хочу, чтобы она выросла в счастливой семье.

Я вырос в приемной семье, и отдал бы все, чтобы у меня были такие родители как Джун и Алекс.

— Думаю, должно пройти время. Это может показаться странным, но я чувствую, что я оплакиваю твою потерю. Никогда не думала, что это произойдет при таких обстоятельствах.

— Не переживай за меня. Живи и наслаждайся своей новой семьей, — вздохнув, я отвечаю. — Не хочу прерывать наш разговор, но мне нужно идти.

— О, без проблем, — она смущается. — Извини, если побеспокоила. Я не знала, с кем еще поговорить. Алекс не хочет разговаривать об этом. Сейчас она закрылась от меня, и нет никого, кто бы переживал подобное. Я знаю, что для тебя это сложнее, но ты единственный человек, с которым я могла бы поговорить. Извини, если я отвлекла тебя.

Я прижимаю руку ко лбу, желая, чтобы не было этого разговора. Потому что каждое слово заставляет меня чувствовать себя виноватым. Да почему я вообще чувствую себя так? Может быть, потому что я хочу накричать на нее прямо сейчас. Но почему? Потому что она переживает за меня? Я не должен на нее злиться из-за этого. Черт, это должно приносить облечение. Это показывает, какое у нее доброе сердце.

— Ты меня не отвлекаешь. Пожалуйста, не думай так. Просто мне нужно немного времени.

— Понимаю, — говорит она со вздохом.

— Дай себе время, — мне не нравится, что она все еще грустная. — Будет лучше. Не беспокойся обо мне. Я счастлив, что вы воспитываете мою дочь. Знаю, что вы справитесь. Я определенно сделал правильный выбор. Мне нужно время, чтобы смириться с тем, что я не стал отцом.

— Джейс, — отвечает она задыхаясь. — Ты всегда будешь ее отцом.

Забавно, но это не так. Я ее биологический отец. Есть разница.

После быстрых и довольно неловких прощаний я кладу трубку, эмоционально истощенный.

Скорбь. Это то, что должно происходить прямо сейчас. Мне кажется, что я прошел пять этапов скорби за то короткое время, поговорив с Джун. Остался только один этап: депрессия.

Это то, о чем говорилось в «Дорогой Жизни»? Пройти это в пять этапов? Если так, то это странная программа. Потому что я чувствую себя дерьмово.

Я не чувствую себя лучше. Если это то, что должно произойти, то миссия выполнена.

Картер