– Думаю, мы уже достаточно развлекли местных зевак. Вам так не кажется? – спросил он. – Если вы не против, я бы продолжил путь.

Он протянул ей руку – и Джиллиан ее приняла.

– Хорошо. Раньше или позже мне все же нужно попасть домой. Но больше никаких нотаций посреди улицы. Не думаю, что бабушке это понравилось бы.

– Я постараюсь сдерживаться, – сухо отозвался Чарлз.

Он ловко вел ее по оживленной улице, задержавшись на мгновение, чтобы дать монету грязному мальчугану, яростно подметавшему перед ними тротуар. Глаза бродяжки сделались огромными, как блюдца, он, запинаясь, поблагодарил Левертона и метнулся через дорогу, лавируя между каретами.

– Ненавижу, когда дети вынуждены зарабатывать себе на жизнь таким опасным способом, – сказала Джиллиан, глядя вслед мальчику. – Просто чудо, что он до сих пор не попал под экипаж.

– В конце концов попадет, – хмуро отозвался Левертон. – Если не найдет себе занятие получше, что маловероятно.

– В Лондоне так много детей, похожих на него. Просто сердце разрывается. Хочется, чтобы для них хоть что-нибудь сделали.

– Некоторые из нас в парламенте пытаются помочь им, но положение очень сложное.

Они повернули на Каррингтон-плейс, оставив позади шум и суету торговых кварталов, и углубились в тихие улицы Мейфэра. Левертон взглянул на Джиллиан.

– Но ведь вы видели такую нищету и на Сицилии, разве нет?

– Да, в Палермо попрошаек непомерно много, но в деревне они не так бросаются в глаза и уж точно их не было в поместьях моего отчима. Он очень внимательно относился к благосостоянию тех, кто находился на его попечении.

– Джентльмен, в высшей степени достойный уважения, – сказал Левертон. – Уверен, вам с матушкой очень его не хватает.

Джиллиан ничего не сказала – у нее перехватило горло, поэтому просто кивнула.

– Должно быть, вы покинули Италию с большим сожалением, – продолжил беседу Левертон, – ведь она всегда была вашим домом.

– Да, но, полагаю, пришло время возвращаться. – Однако сердце ее восставало против этого мучительного признания.

– Ну да, к безжалостным бандитам, пытавшимся вас убить… ну и все такое прочее.

Джиллиан махнула своей нелепой муфтой – перья на ней затрепетали.

– Мама и бабушка преувеличивают опасность. Я имела в виду совсем не это.

– А что?

– Просто после смерти отчима все стало не так. – Девушка сообразила: это звучит глупо. – Я имею в виду, конечно, что во многих отношениях все оставалось как прежде и его наследник очень по-доброму к нам относился, но… – Она замолчала, поняв, что объяснить все будет очень сложно.

Титул и поместья отчима перешли к его племяннику, достаточно порядочному человеку, которому хватало такта относиться к контессе и Джиллиан с уважением и великодушием. И все-таки леди Джулия настояла на том, чтобы они собрали вещи и переехали на элегантную виллу Марбери в Палермо. Это было мучительное прощание не только с единственным родным Джиллиан домом, но и с преданными слугами Патерини, вырастившими ее с младенчества. С ними поехали только Стефано и Мария. Стефано был телохранителем и наставником Джиллиан с раннего детства. Он научил ее драться, стрелять и защищаться и наотрез отказался оставить ее.

Но в конце концов пришлось попрощаться и со Стефано. Для старика оказаться, по сути, изгнанным из собственной страны было бы слишком тяжелым испытанием. Джиллиан никогда не забудет их прощания в доках Палермо. Она пролила там реки слез, понимая, что скорее всего уже никогда не увидит своего старого друга.

– Думаю, я понимаю, – сказал Левертон. – Когда ваш отчим умер, вы потеряли не только любящего отца, но и защитника. После его смерти ваше положение сделалось более уязвимым.

Джиллиан подняла на него глаза, удивленная не столько его проницательностью, сколько готовностью обсуждать ее положение в обществе.

– Хотя у вас все же оставалась защита лорда Марбери, – добавил герцог.

– Да. Но дедушка никогда меня не одобрял, он был достаточно грозным, и никто не решался при нем повести себя дерзко. Дедушка ушел в мир иной через год после отчима, и тогда…

Она попыталась подобрать слова, чтобы выразить это, не впадая в вульгарность.

– Люди стали решаться на дерзость? – мягко подсказал Левертон.

– Можно сказать и так.

На самом деле все было намного хуже, но Джиллиан скорее умерла бы, чем призналась в этом.

Герцог остановился и отвел ее в сторону, чтобы пропустить двух напоминавших ворон пожилых матрон, одетых в черное. Все кивнули друг другу, матроны пробормотали вежливое «ваша светлость» и с любопытством посмотрели на Джиллиан. Она предположила, что со своим густым загаром и долговязой фигурой выглядит весьма экзотично и не похожа на модных английских девушек.

Они пошли дальше, и Левертон продолжил:

– Я примерно так и думал. Но это возвращает меня к нашему разговору. Обещаю, что больше не буду от вас ничего требовать, но я должен знать, что у вас выпытывал Страттон.

Джиллиан колебалась, и герцог вздохнул:

– Мисс Драйден, вы наверняка понимаете, что ваша бабушка никогда не попросила бы меня о помощи, не будь уверена, что я вас не предам и не поставлю в неловкое положение. Вы можете мне доверять.

Джиллиан даже не попыталась скрыть свой скептицизм. Он прав, говоря, что бабушка ему доверяет, а значит, и сама Джиллиан тоже может ему доверять. Но глубоко в душе она была уверена, что ослаблять бдительность ни в коем случае нельзя. В конце концов, она много лет выстраивала вокруг себя защиту как раз против таких мужчин, как герцог Левертон.

Они стояли посреди тихой улицы. Джиллиан думала, что он снова начнет читать ей нотацию, но его взгляд вдруг потеплел пониманием… и сочувствием.

– Я не первый мужчина, попросивший вас доверять ему, верно? – спросил герцог.

Она поморщилась:

– Проклятье! Это что, настолько заметно?

Он повел ее дальше, и Джиллиан почувствовала благодарность: такую неловкую тему гораздо легче обсуждать, если не смотреть друг на друга.

– Я просто сложил два и два, – ответил герцог. – И в качестве напоминания: я бы предложил вам воздерживаться от слов вроде «проклятье», когда вы находитесь в приличном обществе.

– Хорошо, но только если вы поймете, что членам семьи я могу говорить все, что захочу.

– Полагаю, вряд ли я могу вам в этом помешать, правда?

– Правда. Некоторые вещи изменить чертовски трудно.

– Знаете, вам не удастся меня шокировать. Хотя, я думаю, мне все же следует шепнуть кое-что на ухо вашему брату.

– Ха! Тоже мне угроза. Да я начала сквернословить гораздо раньше, чем познакомилась с Гриффином.

– Вот в этом я не сомневаюсь.

Джиллиан сделала вид, что размышляет.

– Возможно, если вы напишете на листочке все слова, которые я не должна употреблять, я смогу их запомнить.

– Я совершенно уверен: вам точно известно, что следует говорить, а что нет, – отозвался Левертон.

Джиллиан не удержалась и самодовольно усмехнулась.

– Ну хорошо, – сказал герцог. – Давайте обсудим это в другой раз. Мы опять отвлеклись от главной темы, то есть…

– Мистера Страттона. – Герцог определенно не собирался оставлять эту тему, так что лучше покончить с ней поскорее, решила Джиллиан. – Судя по вашей реакции, вы отлично поняли, что он сказал.

– Он оскорбил вас или домогался? – жестко спросил Левертон.

– В этом случае мистер Страттон уже хромал бы на правую ногу или вообще не смог бы ходить – в зависимости от того, куда бы я нацелилась.

Левертон издал негромкий сдавленный звук и откашлялся.

– Так что же именно он сказал?

– Предложил встретиться с ним и пойти на прогулку в парк или покататься верхом.

– Только вдвоем? И не говорить бабушке?

– Да.

– Ублюдок, – пробормотал Левертон.

Джиллиан не смогла сдержаться.

– Что за выражения, ваша светлость! Но не волнуйтесь. С какой стати я бы вдруг захотела поехать кататься с женатым джентльменом? Предполагается, что я ищу себе мужа, а не развлекаюсь с неподходящими мужчинами.