День выдался и впрямь ветреный, не по сезону холодный в эту весну, и все же выйти из дома было приятно.

Лишь недавно вернувшись из своего имения в Линкольншире, Чарлз провел последние несколько дней, по уши зарывшись в бумаги в кабинетах парламента. Ему не хватало долгих верховых прогулок, свежего воздуха и спокойной, упорядоченной жизни в деревне.

Кейтс оценивающе взглянул на темно-серое небо.

– Вы уверены, сэр? Похоже, вот-вот хлынет дождь. Вы ж не хотите промочить сапоги. Да у Джоббинса припадок случится!

– Позволь, я тебе кое-что объясню, Кейтс. Я герцог, а Джоббинс – мой камердинер. Я плачу ему жалованье, но не собираюсь платить за то, что у него может случиться припадок.

Грум неуверенно посмотрел на него.

– Как скажете, ваша светлость.

Вся прислуга Левертон-Хауса жила в страхе перед Джоббинсом, который находился там со времен Всемирного потопа и умел добиваться неохотной уступчивости даже от дворецкого. Свои устрашающие повадки Джоббинс перенял у предыдущего хозяина, пятого герцога Левертона, однако, в отличие от пятого герцога, Джоббинс имел сердце. Чарлз находил весьма забавным, что камердинер относился к нему с большей приязнью, чем собственный отец.

Чарлз сжалился над вконец обеспокоенным грумом.

– Что ты предпочтешь – пусть промокнут лошади или я?

Кейтс бросил еще один встревоженный взгляд на небо, затем посмотрел на терпеливо ждущую пару.

– Ваша правда, сэр. Лучше мне доставить этих двоих домой.

Кейтс пустил лошадей быстрой рысью по Брук-стрит, а Чарлз повернулся и начал подниматься по ступеням красивого городского особняка из оштукатуренного кирпича, принадлежавшего герцогам Марбери, хотя он и сдавался в аренду до недавнего возвращения в Англию леди Марбери и ее семейства после многих лет жизни за границей.

«Они и твое семейство тоже», – напомнил себе Чарлз.

Он и леди Марбери приходились друг другу дальними кузенами по отцовской линии, а дочь леди Марбери, теперь вдова итальянского аристократа, в юном возрасте вышла замуж за одного из дядьев Чарлза с материнской стороны.

Тот союз продлился всего несколько лет, пока дядюшка не скончался от сердечного приступа в постели известной куртизанки. Молодая вдовствующая герцогиня тоже допустила скандальные отношения – настолько скандальные, что семейство Марбери бежало на континент, сперва поселившись в Неаполе, а затем на Сицилии.

Они оставались там больше двадцати лет, даже после смерти лорда Марбери. А почему вернулись сейчас и зачем леди Марбери в столь категоричной форме призвала к себе Чарлза – эта загадка требовала некоторой осторожности.

И все же Пенли и Марбери были семьей, а Пенли всегда ставили интересы семьи превыше всего. Этот урок вбили ему в голову с детских лет, и вряд ли он когда-нибудь о нем забудет.

Лакей в ливрее впустил его в дом, негромко приветствовал и принял у него шляпу и перчатки. Мгновение спустя из глубины дома появился в высшей степени корректный дворецкий, чтобы проводить Чарлза к леди Марбери.

Окружающая обстановка создавала атмосферу спокойной, знакомой элегантности. Ребенком Чарлз часто посещал этот дом, и теперь видел, что тут ничего не изменилось с тех давно прошедших дней, когда Марбери скандально покинули Англию.

Дворецкий проводил его в дальнюю часть дома. Чарлз смутно припомнил, что тут находилась личная гостиная леди Марбери. А это было уже интересно, ведь он предполагал, что его визит официальный.

В последний раз они виделись, когда Чарлз был неоперившимся юнцом и совершал со своим наставником большое путешествие по Европе. С тех пор многое изменилось, а Чарлз стал герцогом Левертоном.

Дворецкий коротко постучал в дверь и доложил о его прибытии.

Чарлз вошел в небольшую комнату и остановился, чувствуя себя так, словно вернулся в давно прошедшие годы. Обстановка не изменилась. Даже желтые шторы с фестонами, обрамляющие окна, были теми же, только изрядно выцвели. Он вспомнил и богато украшенные французские настольные часы на каминной полке, и портрет предыдущего графа Марбери кисти Ромни, висевший над камином.

Это заставило его почувствовать себя ребенком – ощущение, не доставившее никакого удовольствия.

Негромкий смех отвлек Чарлза от размышлений.

– Жутковато, правда? Стоило войти в эту комнату, и я почувствовала себя молодой. Мы отсутствовали так долго.

К нему подошла леди Марбери, элегантная дама, одетая скорее во французском, чем в английском, стиле. Ясные голубые глаза смотрели весело. Привлекательное, почти без морщин, лицо освещала приветливая улыбка. Лишь белоснежные волосы, чуть прикрытые изящным кружевным чепцом, давали понять: ей уже за семьдесят. Жизнь герцогини была непростой, но она сохранила и красоту, и спокойную грациозность.

Леди Марбери приветливо улыбалась.

– Чарлз, так приятно снова тебя видеть! Надеюсь, что моя внешность не лишила тебя дара речи. Неужели я настолько постарела, что ты меня не узнаешь?

– Прошу прощения, – отозвался он, поцеловав ее руку. – Я и вправду ошеломлен – вы так молодо выглядите. Вы не постарели ни на день после нашей последней встречи.

– Что за чепуха! – Она потянулась и легко поцеловала Чарлза в щеку. – А вот ты изменился: вырос таким красавцем. Впрочем, и мальчиком ты был симпатичным и обаятельным.

Чарлз удивился, услышав такой комплимент. Леди Марбери, какую он помнил, не была склонна к похвалам и лести. И уж точно никто и никогда не назвал бы его обаятельным – скорее неуклюжим и косноязычным. Конечно, за прошедшие годы он приобрел светский лоск, но леди Марбери об этом не знала, и потому ее слова показались ему подозрительными. Он знал, что она совершенно блестящая женщина, что именно она следила за политической карьерой мужа до отъезда на Сицилию. Не стоило забывать также, что леди Марбери умна, хитра и проницательна.

– Прошу, Чарлз, садись, – сказала она, показав на кресло с полинявшей, но все еще прекрасной вышивкой. Сама леди Марбери устроилась напротив, на кушетке с ножками в виде когтистых лап. – Надеюсь, ты простишь нам эту убогую обстановку. Мы еще не успели отделать все заново.

– Ничего убогого в ней нет, миледи. Выглядит совершенно очаровательно и очень… по-домашнему.

– Можно сказать и так, – отозвалась она сухо, сразу став гораздо больше похожа на себя прошлую. – И, пожалуйста, давай между собой обойдемся без формальностей. Они ни к чему. Если ты будешь называть меня «миледи», я буду вынуждена обращаться к тебе «ваша светлость». В конце концов, раньше ты называл меня «тетя Люси».

Чарлз сдержался и не стал выражать свое вежливое изумление. Мальчишкой он действительно иногда называл ее «тетя Люси», но в основном для того, чтобы позлить старших. Ни семейство Марбери, ни его собственные родители не поощряли подобную фамильярность.

– Как пожелаете, тетя Люси, – сказал он с улыбкой. – Итак, чем я могу быть вам полезен?

Она слегка вскинула брови.

– А почему ты решил, что мне требуется помощь? Может быть, я просто захотела увидеться со своим ближайшим родственником после стольких лет, проведенных вдали от дома.

– Разве мы настолько близкие родственники? Нужно будет свериться с семейной библией. – Чарлз сделал вид, что размышляет. – Полагаю, вы имеете в виду брак вашей дочери с моим дядей. Впрочем, насколько мне помнится, он оказался чрезвычайно коротким.

Она моргнула, потом взгляд ее потеплел, в глазах заплясали веселые искорки.

– Как гадко с твоей стороны подчеркивать это. Хочешь сказать, я пытаюсь тебя одурачить?

Он кривовато улыбнулся. Ни к чему позволять тете Люси думать, будто она может использовать его в каких-то своих целях. Когда-то он легко поддавался манипуляциям, но те дни давно прошли.

– Боже упаси. Однако мне показалось, что ваше послание просто взывало о настоятельной срочности. Простите, если я понял его неправильно.

Тепло из ее взгляда никуда не делось.

– Знаешь, ты мог бы и ошибиться: я действительно рада просто увидеться с тобой, но оказался прав – мне в самом деле нужна твоя помощь. Я лишь пытаюсь сообразить, как лучше к этому подступиться.