Рэй не закончила обучение, и теперь осталось только их двое, наполненных Силой.
Она прекрасно знает, кого выбрать в учителя.
— Ты напоминаешь мне Персефону, — говорит он ей, усаживаясь на другом конце стола.- Ты ведь знаешь эту историю?
На планете Соккар есть одна легенда. Видишь ли, они до сих пор верят в богов. Боги диктуют им, как жить, что делать, когда умирать. Не великая Сила, а мифические боги.
И согласно этой легенде бог Тьмы должен утащить за собой своего врага. Не обычного, а того, кто будет наделен равной силой. Равного ему. Представь себе, каково быть таким богом.
Всю вечность положить на то, чтобы попытаться отыскать себе равного среди бесконечного океана ничтожеств. Люди для него словно пыль. Бог дует, а они молятся, потому что эта буря срывает крыши, уносит посевы, убивает их.
Что они могут предложить ему взамен?
Поэтому он нашел Персефону и забрал с собой в темноту, чтобы там она освещала его жизнь. Но что, если она сама выбрала это?
— Ты не бог, Бен.
— Бен умер. Бена давно не существует, — Кайло даже начинает сердиться и отшвыривает в сторону вилку.
Кайло — нравится ему куда больше. Бен напоминает ему о родителях и жалкой юности, проведенной в попытках стать тем, кем не хочешь быть. Попытках слиться с остальной безнадежно-серой массой. Попытках отыскать в себе столько Света, чтобы посметь отрицать Тьму.
Но Рэй упертая. Поэтому она только жмет плечами:
— И как долго я пробуду тут, Бен? — пальцы девушки стиснуты на столовом ноже, и Кайло Рэн уверен, что понял, каким именно способом она хочет его применить.
— До тех пор, пока тебе не понравится.
Рэн знает, что номинально Рэй его пленница, но находит тысячу неотложных дел и оставляет ее в одиночестве смотреть за тем, как горят корабли генерала Хакса, подсвечиваемые алым на фоне темного неба.
Хакс ему никогда не нравился, и теперь Кайло злорадствует в душе, чувствуя скользкие щупальца Сноука, которыми тот пытается достать до него.
Сноука останавливает Рэй, сама того не понимая. Она — отличный щит, под которым Кайло чувствует себя как под колпаком.
За стенками Церберуса горят планеты, и мир медленно скатывается в темноту. Сноук против повстанцев, повстанцы против Ордена. Орден, подтачиваемый у самого корня, распадается на глазах, и никто не знает, что с этим делать.
Рэй все еще его пленница, не гостья, и Кайло не знает, как еще развлечь, заинтересовать ее.
— Хочешь увидеть конец Соккара? Никчемные людишки все же дождутся своих богов, ведь это именно то, о чем они всегда мечтали.
— Нет, — она качает головой.
— Хочешь обратно? Домой? — если от него что-то осталось.
— Ты прекрасно знаешь, что его больше нет. Ты убил всех, кто был мне дорог, — Рэй бесстрастно смотрит на звездное небо, изрядно потускневшее с тех пор, как Кайло Рэн объявил ему войну.
Хан Соло, Люк Скайуокер, Финн…
Ему просто не нравится делить ее с кем-то.
— Тогда что? — Рэн в самом деле не знает, что еще можно предложить той, что равнодушна ко Тьме.
— Ты можешь стать мне учителем, — предлагает Рэй. — А потом я убью тебя.
Раньше у него были рыцари, а он был их магистром. Нелепая забава, переросшая в кровавую резню и положившая конец учительству Скайуокера. Но теперь у Кайло есть свой падаван, и это наполняет его сердце гордыней.
Они проводят недели, сидя друг напротив друга, в медитации. Рэй терпит все — тычки и укусы Силы, попытки залезть ей в голову и его невидимые прикосновения.
Кайло теперь может не сдерживаться. Он больше не носит перчаток, и однажды, когда смотрит на нее, сидящую рядом с закрытыми глазами и сосредоточенную на мыслях о Силе, неожиданно для самого себя поправляет выбившуюся прядь выгоревших на солнце волос, заводя ей за ухо.
Рэй даже не шевелится, хотя точно чувствует это.
Тогда он кладет ладонь ей на шею сзади, дотрагиваясь до позвонков, ведет ниже, наматывая на пальцы шлейки майки.
Это заставляет ее вздохнуть. Воздух теряется где-то в ее горле, превратившийся в плотный комок, а зажмуренные ресницы дрожат, но Сила, та самая, что окружает ее светлым кольцом, не исчезает.
Она остается с Рэй даже тогда, когда Кайло укладывает ее на лопатки, прижимая к холодному полу, и принимается целовать.
Рэй — означает луч света, и она сияет так ослепительно, что обжигает его руки, пробивается сквозь плотно зажмуренные веки, и тьма гаснет.
========== Harvest ==========
Жатва
Она не принадлежит ему, даже когда сидит подле — молчаливая и покорная тень прошлой самой себя.
Ее одежды настолько белы, до безумной чистоты, что Кайло хочется нарочно сотворить что-нибудь с ними. Стать на подол, оставляя черноту отпечатка. Его собственный след, который пригвоздит Рэй к полу и не даст сбежать.
Или зачерпнуть черноты и плеснуть ей на лицо и одежду. Посмотреть, какой она будет после. Грязной. Похожей на него.
Но нет, Рэй сидит спокойно рядом, сложив руки на коленях, и смотрит, как он проходится рукой по ее белому предплечью, оставляя кровавый след ладони. Кровь ненастоящая, сладкая, терпкая, с привкусом соккарского винограда, хотя выглядит точно так же, как и задумывалось.
Ярко. Грязно.
И все же она даже не обращает внимания. Смирилась, свыклась со своим положением пленницы. Ресницы порхают словно крылья бабочек, прикрывая собой карие глаза, в которых все равно ничего нет. Злость? Ярость? Рэй и эти эмоции несовместимы.
Когда она поднимает лицо на Кайло, он видит, что там — жалость. И это бьет его хуже любого удара.
Он ведь терпеть не может эту жалость, которой Рэй делится с такой щедростью, что еще немного и начнет мутить.
— Не смотри на меня, — рычит Кайло, чувствуя, как закипает Тьма в венах. Бурлит черной рекой, давит и запечатывает горло, не позволяя вздохнуть. — Убери свои глаза, иначе я задушу тебя.
— Как знаешь, — Рэй не морщится, не вздрагивает, просто опускает взгляд.
Секунда — и ее больше тут нет. Вместо нее сидит идеальное изваяние, из золотистого мрамора, спокойное, недвижимое, в уголках тень грусти.
Тень от тени. Не больше. Вот и все, чем ему теперь любоваться.
Ее рука вздрагивает, отмирая, касается еды. Тонкие пальцы зависают над темно-красной мякотью фрукта, медлят и ждут. А затем опускаются и сжимаются на гранате.
Это ее любимые фрукты. Так забавно, что на корабле полным-полно еды. Запасами Церберуса можно прокормить население небольшой планетки, но Рэй отказывается ото всего. Она любит фрукты. Она питается солнечным светом, проводя все свое время в оранжерее, стоит им только зависнуть рядом с любой звездой. Как будто пытается согреться, но этого света — проходящего через защитные экраны, скудного и чуждого, — ей все равно не хватает.
И со щек сходят веснушки, усыпавшие ее лицо прежде.
Тень от тени. И пальцы, все в капельках гранатового сока. Кайло перехватывает ее руку, не давая стереть, и обсасывает пальцы один за другим, слизывая кислоту и терпкий сахар. Такими будут на вкус ее губы. Однажды.
— Можешь идти, — отпускает он ее, и Рэй встает. Пожалуй, даже излишне резво. Гремит брошенной вилкой, спотыкается о свой подол, и впервые, пожалуй, за долгое время впервые он видит ее взволнованной. Ее застывшие плечи так натянуты, что напоминают острие. А в глазах полощется что-то, что ему сложно разгадать.
Но жалости там нет ни капельки. Вот и славно. Теперь они квиты.
Кайло хочется рассмеяться.
— Рэй, — окликает он ее, когда она уже возле выхода — нервный всполох ослепительно-белого под низким, янтарным светом ламп.
— Да? — поворачивается она к нему.
Она ждет его приказаний.
Он ждет ее реакции. Ему интересно, что сейчас чувствует она. Что там, в ее голове, и Кайло пользуется ее уязвимостью, растерянностью, проскальзывая внутрь разума.