Лорд-скавен замер. Его глаза расширились, когда он понял, с кем говорит.

Иикрит жестоко улыбнулся:

– О да. Я запомню каждое слово. – Он сделал шаг к Хиирку, медленно поднимая свой меч. – И, когда я расскажу эту историю, все будут говорить о твоей героической смерти – отсюда и до Большого Города.

Глава двенадцатая

Дети Голодного бога

Золотая долина, 101-й год Сокта Безжалостного (–1265 год по имперскому летоисчислению)

Батш-аль-Хасим ехали на север почти целую неделю, миновали заброшенные фермы и достигли диких мест, куда редко осмеливались ступать ламийцы. Они передвигал ись но ночам и не жгли костров, ели пресный хлеб и спали на холодной земле, потому что именно так бани всегда вели себя в пустыне, чтобы не привлечь внимание своих многочисленных врагов.

К тому времени, когда Фаир аль-Хасим и его люди на рассвете достигли холмов вдоль северной границы большой равнины, по их травянистым склонам уже раскинулся целый лагерь из ярких палаток, которые трепыхались, как флаги, под прохладным осенним ветром. Табуны лошадей наводняли нижние склоны; их стражи, остроглазые молодые воины, вооруженные метательными копьями и луками, гнали их по новым тропам, выпрямившись в седле. Фаир и его воины, коих насчитывалась почти сотня, кивали проезжающим молодым людям и женщинам, оглядывая табуны с заинтересованным видом. Выпятив грудь, стражи внимательно осматривали их отряд и кивали в ответ, приветствуя соплеменников поднятым оружием.

Алкадиззар ехал рядом с Фаиром аль-Хасимом и тоже степенно кивал караульным, минуя их вместе с бани-аль-Хасим. Он был одет в многослойную одежду пустынника и клетчатый головной платок, как и остальные воины племени, а после двадцати лет среди разбойников научился сидеть в седле почти не хуже них. Если кто-то и замечал, что он не истинный сын пустыни, то не подавал виду.

Когда они оставили последний табун позади, принц принялся разглядывать обширный палаточный городок, расстилавшийся перед ним. Женщины постарше разжигали костры и готовили завтрак. По узким тропинкам бегали дети, собирая хворост. Собаки заливисто лаяли, предупреждая своих хозяев о прибытии бани-аль-Хасим.

– Ох, да будь оно все проклято, – пробормотал Фаир, осматривая большое скопление палаток.

Подобно Алкадиззару и остальным воинам, стройный пустынный разбойник закутался в тяжелые черные и темно-синие одеяния, чтобы не мерзнуть в утренней прохладе. Его головной платок свободно висел на плечах, обнажая голову. В холод и в жару к палаточному лагерю следует приближаться с открытым лицом, если не прячешь клинок за пазухой.

Фаир поморщился:

– Мы прибыли последними. Я должен Муктилю, старому вору, дюжину золотых монет.

– Тогда дай ему две дюжины, из жалости, – усмехнулся Алкадиззар. – Когда он нападал на караваны в последний раз? Мы последние, потому что слишком долго рассовывали ламийское золото по карманам.

Фаир запрокинул голову назад и засмеялся, сверкая темными глазами:

– Правда твоя! И быть может, я поручу тебе отдать ему золото – чтобы ты посмотрел на его недовольную морду.

Каждый воин Фаира выставлял напоказ гремящие сумки с золотом и богатыми украшениями, от инкрустированных драгоценностями клинков до золотых серег, которые они нацепили, чтобы пощеголять и продемонстрировать собравшимся племенам, как бани-аль-Хасим разбогатели с последней встречи. За последние двадцать пять лет это племя из бедного превратилось в одно из самых богатых и знаменитых среди пустынных кланов. И хотя древний род аль-Хасим всегда пользовался уважением, удача десятками лет обходила его стороной. Фаир аль-Хасим, единственный сын последнего вождя, считался бесшабашным и задиристым человеком – оба эти качества считались добродетелями среди пустынных кланов, но мешали ему быть хорошим лидером. Если бы он не повстречался с Алкадиззаром, то его ждала бы яркая, но короткая жизнь. Принц давал предводителю разбойников такие советы, на которые не осмелился бы ни один из его соплеменников, а его знание ламийской военной тактики принесло им груду золота. Даже со сравнительно небольшим количеством воинов бани-аль-Хасим смогли провести ряд великолепных налетов, которым завидовали остальные племена.

– Где же мы здесь уместимся? – спросил Алкадиззар, указывая рукой на скопище палаток.

Фаир гордо указал на центр разросшегося поселения:

– Для нас оставили место рядом с палаткой вождя. Мы отдохнем и позавтракаем, пока женщины и дети ставят лагерь, а затем будут скачки и игры в кости до вечернего собрания. – Он подмигнул принцу. – И будем пить. Много пить.

Алкадиззар сморщил нос:

– Надеюсь, не чанури. Уж лучше я попью соленой воды.

Пустынные налетчики любили смесь кумыса и кислого финикового вина. Однажды принц попробовал его, но затем его несколько часов тошнило.

– Эх ты, избалованный горожанин, – насмешливо махнул рукой Фаир. – Ладно, мы уговорим какого-нибудь ребенка поделиться с тобой детским напитком, чтобы ты не умер от жажды. – Вождь повернулся и задумчиво взглянул на Алкадиззара. – Ты уверен, что хочешь это сделать?

Этот вопрос удивил Алкадиззара.

– Я? Я рискую всего лишь своей жизнью. Тебе терять гораздо больше.

– Пфф! – фыркнул Фаир, но не стал отрицать слова принца.

Если Алкадиззар не пройдет грядущие испытания, репутация Фаира среди остальных вождей будет подорвана. А это гораздо хуже смерти.

Длинная процессия наездников медленно заехала в разросшееся поселение. Матери искоса наблюдали за наездниками, а дети таращились и показывали пальцами на их сверкающие трофеи. Фаир уважительно кланялся старикам, встречавшимся но пути, уверенно направляя процессию по узким тропинкам. Место каждого племени в поселении зависело от его статуса – самые влиятельные располагались бл иже к центру лагеря.

С тех пор как Алкадиззар примкнул к банде Фаира, племена собирались много раз, но теперь ему впервые разрешили приехать вместе с остальными. Принц внимательно смотрел по сторонам, изучая каждую деталь большого лагеря. Фаир рассказал ему, что на равнине жили почти сорок племен, которые постоянно кочевали, чтобы возможные враги не могли точно знать их размер и силу. Алкадиззар подсчитывал палатки, бочки с водой и хлеба, разложенные для завтрака. Затем он сопоставил это с количеством лошадей на пастбище, чтобы понять, сколько в поселении женщин и детей, а сколько боеспособных мужчин. Даже по скромным подсчетам, объем населения впечатлял. Здесь жили не сотни, а тысячи людей – если эта сила окажется в верных руках, то с ней придется считаться.

Но он еще многого не знал о племенах. И хотя Фаир очень ценил его, вождь сам вел все племенные дела. Какой бы большой вклад ни внес он в процветание племени, Алкадиззар все равно оставался чужестранцем.

Эти десятилетия не прошли даром. Представители племени яро охраняли внутренние дела, но всегда с готовностью обсуждали новости о ламийцах. Над городом сгущалась мрачная атмосфера, которая с каждым годом становилась тяжелее. Все больше горожан исчезало по ночам, и в винных лавках рассказывали самые невероятные истории. Теперь даже собственный дом не гарантировал безопасность – людей похищали из их спален, и они пропадали навсегда. Казалось, только аристократов похитители обходили стороной – и это естественным образом порождало подозрительные слухи в бедных кварталах города.

Количество похищений так увеличилось, что губительно влияло на экономику Ламии. Все меньше караванов отваживалось приходить в город, а осмелившиеся стремились покинуть его как можно скорее. Трущобы тоже опустошались, из-за чего пристани лишились рабочей силы. Отток населения стал настолько большим, что правительство наложило солидный «налог на отъезд» на граждан, которые пытались по какой-либо причине покинуть город. Хоть раньше Ламия считалась величайшим городом Неехары, теперь ее жители стали настоящими узниками.