Столешников смотрел в глаза Ларисы. Стоп, стоп…
– Спасибо, но… Давайте обед пропустим. – Столешников отвернулся, кивнув в сторону стадиона. – Я прогуляюсь. Посидеть еще успеем, когда повод будет.
Семен нахмурился, покосился в сторону, на Столешникова.
– Если повод будет?
Столешников чуть сжал зубы, желваки вздулись, ослабли…
– Когда будет.
– Прогуляетесь? – директор-бухгалтер явно удивился.
– Да. С мыслями собраться надо.
Он развернулся и пошел к стадиону. Встречают по одежке, а ему такого не хотелось. И форма теперь не игровая, тренерская, а ее еще нужно примерить.
Он не оглядывался. Его дело – футбол, а не рыбам хвосты обгладывать.
– Юрий!
Пришлось обернуться. Семен так и стоял чуть оторопев, грустно поражаясь несправедливости жизни, а Лариса, прикусив кончик дужки своих очков, показала на часы:
– Я через пятнадцать минут вас заберу.
Столешников кивнул. Раздражение внутри ворчало и ворочалось. Пятнадцать? Да он только на стадионе минут через пять окажется. Ничего, подождут, он же не спать в гостинице летел.
Семен покачал головой, глядя вслед. Повернулся к Ларисе:
– Прогуляюсь… Хм… А рыба? Я ж рыбу заказал…
Лариса только неопределенно пожала плечами и ушла. В другую сторону.
Солнце здесь точно не щадит никого и ничего. Вовсю поливает жаром, заставляя искать тень. Ну, ничего, команда точно привычная, а ему особо не бегать, если только для себя. А для себя можно и утром, по холодку.
Дорожка под ногами особо не бугрилась, порядок все же поддерживали. Не «Уэмбли», не «Маракана» и даже не «Открытие», но не смертельно. Обед, блин, полдник…
Думал записывать вопросы, не записал, горчичник тебе, Юра. Сколько тут болельщиков, интересно? Мог бы и раньше поинтересоваться. Команда же не самая тухлая, играла раньше, да еще как. Сейчас, наверное, местные вообще довольны… Или нет?
«Метеор», исходя из данных, стабильно стремился покинуть ФНЛ, куда шел вроде бы долго и упорно. А ему нужно сделать чудо за оставшиеся матчи… Их-то как раз не так много. Значит, придется играть на пределе, лишь бы команда это поняла. Нужно искать общий язык, чтобы что-то получилось. Или новый изобретать. И это вот его главное дело на ближайшую, ближайшие… ближайшее время.
Непросто все это, он знает. Если капитанская повязка на тебе постоянно, думаешь чуть иначе, чем просто игрок. Столешников знал, помнил, всегда старался промотать назад в собственной голове разные моменты матчей. И тренерские решения.
Сложная штука – дриблинг? Поди научись, уважаемый диванный критик и знаток тонкостей игры. Сам Столешников учился и сейчас, когда никто не видел.
Легко ли вытаскивать мяч, делая такой нужный сейв? Ему эта магия никогда не давалась. Он завидовал, но не переживал. Раньше не переживал.
Просто объяснить хаву, талантливому и сильному, что пора перестроиться и с правого фланга перейти на левый? Сломать амбиции, если того требует ситуация на поле?
Только раньше его интересовала своя игра и помощь напарников. И как успеть вернуться в защиту.
А сейчас? А сейчас судьба решила подарить совершенно немыслимый шанс, заставив думать обо всем вместе, по отдельности и на десять шагов вперед. «Настоящий хоккеист должен видеть своих, чужих и блондинку в третьем ряду». А что должен видеть настоящий тренер? Как заставить незнакомых и, в общем-то, давно играющих по своим правилам людей эти правила изменить? В чужой монастырь со своим уставом? Что, если они увидят в нем не перспективного тренера, а того разочарованного неудачника, которого он прячет даже от себя? Что, если у него и нет никакого «своего устава»?
А «чужой монастырь» – вот он, во все красе. Слегка облупленный, со следами времени, видавший множество побед и поражений. И быть может, поражений больше, чем побед. Его стадион.
Бело-голубые флаги с большой «М». С тысяча девятьсот пятьдесят девятого? Серьезно, на самом-то деле… А цвета? Ну…
Столешников любил красную форму. Две последние машины купил зеленые. Лофт у него был бело-серый, в скандинавском стиле. А голубое не любил даже в женских глазах. А тут вот бело-голубое… Странно, но ему понравилось.
Это само место так действует, не иначе. Раскаленная до белизны синева неба, море, всю поездку чертившее параллельную дороге яркую голубую полосу. Да, цвета правильные, белое и голубое, как волны Черного моря, на самом деле вовсе не черные.
Но цвета цветами, а стадион – стадионом.
Он стал ближе, начал потихоньку нависать над идущим к нему в первый раз Столешниковым. Совсем как тогда, много лет назад…
– Вот, Юра, здесь тебя ждут.
Отец остановился и неожиданно присел, оказавшись даже чуть ниже стоявшего сына.
– Внутрь без меня. Сразу ищешь тренера, узнаешь, где переодеться. Сын…
Так непривычно и уже так знакомо. Юра Столешников, поправил чуть напряженной рукой ремень старенькой сумки «СССР» с олимпийским мишкой.
– Сын, – отец положил широкие ладони ему на плечи, – я в тебя верю. А ты верь в себя. Спартак?
– Чемпион.
– Молодец, по-нашему. Ну, иди…
Юра Столешников не оглядывался, шел и шел вперед, зайдя в тень от трибун. Отец смотрел вслед, ждал, не уходил, пока мальчишка не исчез внутри.
А ему тогда хотелось оглянуться. Да чего там, хотелось, чтобы отец пошел рядом, пока… Вот и сейчас. Только и отец в Москве, и ему уже не восемь. Столешников улыбнулся, никого же рядом нет.
– Молодой человек, а где ваш бейдж?
Похоже, ошибся.
Вот почему, интересно, нельзя женщинам, работающим в службе безопасности, пошить нормальную форму? Ведь женщина и форма – это красиво… но не в этом случае.
И почему она не на него смотрит, а в телефон?
– Что, простите?
– Ну чего писать, чего? Не могу я ее забрать, на дежурстве… – она, наконец, оторвалась от экрана, сдунула прядь, упавшую на глаза. – Пропуск где, говорю?
Столешников даже оглянулся, ища глазами Ларису. Интересное кино, честное слово, получается… Ну, ладно, сами справимся, не палкой же, резиновой, она его бить станет. Да и палки не видно.
– Пока нет… – а улыбка его пока вроде бы на каждую действует одинаково. – Здравствуйте. Я…
– Бейдж должен быть, – она как-то зло взглянула на Столешникова и вернулась к звякнувшему эсэмэской телефону. – Господи прости, ну не могу я ее забрать, ну что ты не понимаешь?!
И пошла себе куда-то, ругаясь с телефоном и на ходу объясняя, что да, дочка ее, но она на работе, а отец ее, чертов скотина и…
Слушать Столешников не стал, хватит на сегодня чужих ненужных проблем. Своих вон… полный стадион с трибунами. Хоть и пустыми.
Он все же оглянулся. Женщина в форме, встав в тени, ругалась и злилась.
Трибуны здесь раньше были с простенькими скамьями из брусьев, что красили раз в год, если не реже. Сейчас стадион смотрел вниз новехонькими, явно недавно поставленными, пластиковыми улитками клубных цветов. Белое и голубое, ни разу не надетое Столешниковым-игроком. И лого «Метеора», собранное из сидений, установленных не очень ровно. Нормально, главное же газон. И кто по нему бегает. Ну, или ходит, как сейчас, например.
Так… ну и что тут у нас происходит?
Ты смотри, какие быстрые и сильные парни, сказка просто. Тюлени за селедку быстрее ластами хлопают, чем вон тот, как его… Рафаэль, точно, за мячом побежал. А это что? Это передача такая, на кого Бог пошлет?
Игроки бегали… ну, как бегали? Скорее, неторопливо занимались спортивной ходьбой. Да еще и разбившись на строго определенные кучки, никак не игравшие друг с другом. Это ленивое движение, судя по всему, обводка… смахивающая на что угодно, кроме расчетливого обмана для отрыва и удара. Пацаны во дворах живее играют, а тут профи, им деньги платят за этот кордебалет.
Ну, пора, наверное, и ему заявится со своим уставом.
