Ты начал рассказывать сказку о птицах, которые так и не научилась летать. Мы так часто видим летающих в небе птиц: воробьев, ворон, сорок, орлов и других, названия которых мы даже не знаем. Но мы никогда не видим тех, которые пытались, но так и не научились летать. Потому, что они разбились. Мы даже не видим их трупов, потому что гуляем слишком далеко от их гнезд. Или это они слишком далеко строят свои дома от нас?
Но с людьми не так. Их крылья, в каком-то смысле, находятся внутри, и когда челочек разбивается, так и не научившись летать — это никому незаметно. Пока не посмотришь им в душу. А там только маленький мертвый искореженный труп с переломанными крылышками. Их ломает жестокость, конкуренция, безответная любовь, травмы детства, отсутствие понимания и другие люди, в конце концов. Вот так и они живут, убитые одним падением. Так они и умирают, пустые изнутри.
Ты замолчал, а я задумался. Где же здесь, собственно, сказка? Впрочем, тебе часто были присущие различные метафизические порывы, и я никогда, пожалуй, не обращал на них должного внимания.
Прошло еще полчаса. Ты так же ничего не говорил, а я был слишком сконцентрированным на том, чтобы не врезаться в столб. В конце концов, когда я таки случайно посмотрел в другую сторону, то увидел уже давно спящего тебя, челом приклонившего к холодному стеклу машины.
Я улыбнулся, заметив, как ты во сне что-то бормочешь себе под нос. Наконец-то впереди виднелась вывеска небольшого отеля. Что же, Джим, похоже мы оба заслужили хороший отдых. Несколько ловких движений и машина свернула с нужного пути на встречу яркой вывеске. Мне почему-то очень сильно врезался в голову этот момент. Тогда я еще не знал, что после твоей смерти превращусь в одну из птиц, которые не научились летать.
Комментарий к Те, что не научились летать
Автору внезапно захотелось написать что-то очень легкое. Получилось или нет — решать вам.
Да и бета считает, что если тебя сбила машина — это не повод не писать проду. Вообще этот прекрасный человек очень много сделал для этого сборника. И без нее автор бы сдох.
========== По ту сторону ==========
Шерлока с самого детства учили не бояться того, чего на самом деле нет. Для взрослых это было довольно-таки логично и резонно. Ведь не материальная вещь не может сделать больно. Устрашающие звуки грома за окном, противный скрип старых половиц непроглядной ночью, полупрозрачные темные силуэты, мелькающие в зеркале; чей-то шепот в пустой комнате, шаги на чердаке — это все лишь выдумка собственного сознания на почве слишком возбужденного воображения, вполне характерного для большинства детей его возраста. Так говорил Майкрофт. С возрастом маленький Шерлок перестал бояться. Но все-таки его старший брат-скептик не учел одного: гнев, злость, неконтролируемая агрессия, самообвинение, склонность к суициду — все эти вещи не материальны.
И вскоре младший Холмс вырос настолько, что опять начал верить в призраков.
О-о-о, он довольно часто их видел. Иногда по нескольку раз в день. Для его многогранного и всесторонне развитого мозга собственные творения его воображения казались такими реальными… Даже иногда более реальными, чем сам Шерлок. Их мертвые белые глаза, смотрящие сквозь тебя, бледная серая кожа, глубокие раны на теле… Мгновеньями все становилось таким настоящим, что детектив даже чувствовал вязкий запах гниющей плоти.
Чаще всего это были жертвы убийств. С отрубленными или висящими на собственной коже частями тела, смертельными пулевыми ранениями, рванными ранами и синими следами от пальцев на шее. Они приходили где-то под вечер и терпеливо ждали, пока Шерлок рассмотрит все мелкие детали одежды, посчитает количество оторванных пуговиц на окровавленной рубашке, посмотрит в их полные ужаса пустые глаза… Ради одного — увидеть в них убийцу. А затем призраки уходили. Шерлок никогда бы не позволил собственным иллюзиям оставаться с ним навсегда.
Кроме единственного раза, когда все пошло против правил. Один из призраков навсегда врезался в его мозг, вскоре превратившись в его собственный вирус. Он появлялся всегда неожиданно, как и исчезал, а его леденящие пальцы рук мертвой хваткой цеплялись в горло и иногда детектив просыпался с приступами удушья. Затылок был весь измазан кровью, а запах настолько сильный, что Шерлок уже почти ощущал этот металлический привкус на собственных пересохших губах. Но хуже всего были его слова. А именно то, что в них никогда не было ни капли лжи.
«Ты всегда его огорчаешь. Слишком сильно, мой дорогой. Как бы ты не старался для него ты всегда будешь только одной большой проблемой, которую невозможно решить», — шепчет тихим голосом он при каждой встрече с Майкрофтом.
«Из-за тебя она не может найти себе парня. Она не может начать нормальную жизнь. Из-за тебя», — настойчиво твердил призрак Джима, когда больничный лифт спускался в морг.
И так каждый раз. На улице, дома, на месте преступления. Его обвиняло собственное же сознание. И Мориарти, как ни странно, был его Совестью. Да, пусть и довольно странным и довольно изощренным способом, но он заставлял его не причинять близким людям боль. Миссис Хадсон, родителям, Лейстреду, Молли, Майкрофту, Джону… Нет, не ему.
Рядом с Ватсоном Джима никогда не было. Даже он не смел вмешиваться во что-то настолько личное и… интимное? В любом случае Шерлок был ему за это очень благодарен.
Джон почти уже задремал под тихие и монотонные звуки телевизора, обнимая его за шею и слегка сжимая пальцами кудрявые волосы. Закрытые глаза доктора уже давно перестали реагировать на активную смену каналов, но он все еще пытался говорить что-то совсем не важное, не подавая вида, что спит. Шерлок аккуратно освободил свою шею из-под руки Джона и потянулся за пультом.
«Как бы ты не хотел, ты не заменишь ему весь мир. Он никогда не станет полностью твоим».
В этот раз призрака не было. Только голос. Громкий и отчетливый… Даже досадно как-то. Шерлок же отчетливо представил, как смотрят на него голодные, полные злости глаза Джима. Однако в комнате, кроме них с Джоном, никого и не было. Шерлок выключил телевизор и развернулся к Джону, чтобы укрыть его одеялом, но тот уже давно не спал.
— С тобой все хорошо?
— Да, со мной все хорошо. Просто… — Джон на несколько секунд растерялся, но все же сказал то, что вскоре заставило засомневаться Холмса во многих своих рассуждениях. — Мне показалось, или ты тоже сейчас слышал голос Джима?
Комментарий к По ту сторону
Что ж. Если вы еще не заметили — я перешла на открытые финалы. И вам предстоит самим поразмышлять над смыслом. Поначалу (а скорее всего так и есть) история показалась не самой понятной, но я верю в вас и жду ваши трактовки в комментариях:)
========== Холод ==========
У Джеймса Мориарти ледяные руки. Настолько, что это казалось почти невероятным для обычного живого человека – в особенности его кожа… такая вся гладкая, холодная, отчего в голове невольно возникала неприятная ассоциация со змеей. Но это никому не создавало серьезных проблем. Никому, кроме Себастьяна Морана.
Холод жил внутри Джима еще с незапамятных времен. Именно к такому выводу приходили немногие, кому удавалось с ним встретиться. Впрочем, он был самым настоящим воплощением холодной и жестокой зимы. Такой, которой, к большому человеческому счастью, никогда не было ни в Лондоне, ни во всей Англии. Со всеми снежными ураганами, убивающими все беспомощное и жалкое на своем пути… а после снежным покрывалом, нежно застилающим мертвых. Но никто не собирался их искать. Они так и лежали задубелыми, словно старинные фарфоровые куклы, оставленные на произвол игры, убившей их метели.
Джеймс Мориарти был определенно одной из тех зим, которые бывали только на самых высоких горах Тибета. И там, высоко-высоко, среди множества забытых душ буддистских монахов воспевались мантры, которые должны были защитить монастыри от разрушительного снегопада. Такой зимой нельзя было пренебрегать. Можно лишь надеяться на ее милость. И, пожалуй, только самодовольный смельчак осмелиться бросить вызов стихии, после чего будет погребен заживо, а его окоченелое тело навсегда скроется где-то в необъятных снежных просторах. Но это никого особо не волновало. Никого, кроме Себастьяна Морана.
