***
Деметрия: Где ты чувствуешь себя свободно и спокойно? Так, чтобы прямо мог закричать вовсю и чтобы никто не оглянулся.
ТомО: Где нет людей.
Деметрия: Наверное, за городом.
ТомО: За городом слишком много тишины, а в городе – суеты. Поэтому я всегда выхожу на нейтральную территорию в городе.
Деметрия: Это как?
ТомО: Это свободно.
***
Вожу ручкой по чистому листу, выписывая его ненастоящее имя. Так удивительно глупо – страдать по тому, кого не знаешь. Думать о нем постоянно и надеяться на что-то, но не делать ничего. В такие минуты отчаяния хочется кричать, бить по чему-то тяжелому, разбивая косточки кулака в кровь и утопая в собственном пространстве от переизбытка чувств и незнании. Почти готова закричать, но молчу, оглядывая полный офис коллег. Думаю, большая часть находящихся здесь людей поступила бы точно также, отдавшись на растерзание своим страданиям и поселившимся в душе демонам. Потому что я вижу, что слишком многие держатся исключительно из этикета и уважения к другим.
Несколько раз спрашивали, почему я так вяло выгляжу. «Что-то произошло? Может, помочь чем-то?». «Нет, спасибо. Просто период погони за правдой». И никто не обращал на мои слова внимания, потому что у нас в бюро всегда была погоня за правдой, разве что слегка иного вида. Отрываю взгляд от листка, кладу ручку и откидываюсь на спинку стульчика. Передо мной всё такая же картина – живой офис с пустыми взглядами. Сегодня не произошло ничего, что могло бы меня занять. Не то что бы я желала кому-то чего-то, что стоило бы расследования ФБР, но сейчас это было бы как нельзя кстати. И из-за нечего делать вспоминаю Доминика и его сестру с ниоткуда появившимся желанием узнать, как идут у него дела, после… А за этим приходит яркое видение того, как мы с Джо сидим в кафетерии, укрывшись от ливня. Он был слишком внимателен.
- Деми?
Я перевожу взгляд на Эмили, подошедшую к моему столу. Она по-настоящему улыбается, показывая всем свой настрой. Мне бы хотелось сказать, что эта девушка с ужасным нравом и легкомысленной жизнью, но именно в тот момент её оптимизм и легкость были единственным, что разбавило мой день кое-какими красками.
- Да?
- Тебе передали, - говорит она, протягивая мне руку с конвертом. От неожиданности я хмурюсь, но беру конверт.
- От кого? – спрашиваю я, с неким удивлением на неё смотря. Она посмеивается и в недоумении смотрит на меня, будто говоря «ты это серьезно?».
- Понятия не имею. Но, боже, он такой симпатяга! Как ты только его нашла?
- В смысле?
- Ладно, я поняла, личная жизнь – значит личная. Больше не спрашиваю, но ты не сглупи, такое упускать нельзя.
И она ушла, оставив меня с конвертом и легким волнением. Почему-то сразу думаю об Эндрю и его спонтанности, но этот вариант сразу уходит – мы с ним окончательно расстались не так давно. И после того, как мысль о нем уходит, сразу же приходит новая, та, которая пугает меня больше всего. Но самое ужасное из всего этого есть то, что я не знаю как поступить: оставить конверт неоткрытым или же открыть его и увидеть, что это было не тем, о чем я подумала.
Может, вам покажется, что в этом ничего такого - взять и открыть конверт, посмотреть на его содержимое, а потом отложить в сторону, через минуту забыв и оставив пылиться до самого последнего момента. Но, боюсь, в моем бы случае вас точно также бросало в дрожь и вызывало необъяснимый страх, от одной только мысли о том, что он мог знать, кто я и где я, а я – нет. Я не знала абсолютно ничего, что могло бы облегчить мои переживания.
Вскрыв конверт, я достала из него вдвое сложенный лист и, развернув его, первым же делом опустила взгляд в самый низ текста в правый угол, обращая внимание на подпись. И тогда я поняла, что попала в водоворот безумства и его последствия, потому что в конце всего письма красивым и аккуратным почерком было выведено три буквы, превратившиеся в имя: Том.
«Курт Кобейн сказал: «Желание быть кем-то другим – это потеря самого себя». Когда-то ты написала мне, что ушла бы от всего, если бы только была возможность. Даже от собственной жизни. Потому что всё, что не касалось тебя, казалось тебе лучшим. От этого убежать нельзя и избавиться тоже, можно лишь переживать мгновения. На самом деле, достаточно лишь сделать шаг вперед, чтобы всё изменить. Но твоя проблема в том, что ты не можешь двигаться дальше, а буксуешь на месте с угрызениями. Я говорил, пора расправить крылья. Так не проще ли немного подняться над всеми, чтобы увидеть жизнь в другом свете? Забудь о принципах и моральных ценностях.
Ответ всегда перед тобой. Он во всех наших словах.
Том».
========== Глава 7 ==========
«Наши мысли – действительно начало наших поступков»
Эльчин Сафарли
Деметрия: Что, если мне это не нравится?
ТомО: Ты просто должна найти пересекающую две параллели.
Деметрия: Я всё равно не понимаю, к чему ты ведешь. Может, покончим с этим?
ТомО: Нет.
ТомО: Ты смотришь слишком далеко, в то время как нужно искать под ногами.
Я выхожу из такси, направляясь в сторону Эмпайр-стейт-билдинг. Предо мной вовсе не здание, а один из появившихся вопросов, на которые я хочу найти ответ. Две бессонные ночи, неизвестное количество кружек кофе, безумные идеи и всего одна записка. Я пыталась замедлить время, не подпускать свое решение слишком близко, но проблема заключалась лишь в одном: я не могла сделать ничего из этого. Время и действия не были мне подвластны. Они работали по разным принципам, из разных побуждений, но вместе стремились вперед. И я невольно стала узницей своих тайных надежд. Но если бы мне выпала возможность взглянуть на всю эту ситуацию со стороны, наверное, развернулась бы и села в первую попавшуюся машину, уезжая от этого безрассудства. Однако такой возможности у меня не было. Поэтому я уверенно поднималась наверх.
В лифте я оказалась одна. И это было довольно удивительно – в обеденный перерыв очень многие рвутся посмотреть на город свысока, оценивая все его достоинства и недостатки, сравнивая со всех сторон, тем самым оправдывая наименования Большого яблока. На меня смотрели стены широкого пространства; места слишком много и столько же в нем одиночества. Но из-за этого появившегося чувства я не испытывала дискомфорт, просто была необычно озадачена. В одиночестве нет ничего плохого, порой в нем есть даже капля спасения и ясности. Лифт поднимался на сто второй этаж, пока я с трудом представляла, что именно мне нужно искать, оказавшись на смотровой площадке. Подсказку или ответ. Из-за этого во мне было много предвкушения и адреналина. Впервые эти два чувства столкнулись, выплескивая наружу целую кучу новых эмоций.
Почему-то так сильно начинаю нуждаться в чьих-то объятиях. Как в прошлый раз, когда Джо и Анабель ворковали напротив меня. Тогда это чувство было вызвано завистью и ревностью, а сейчас… сейчас к этому меня толкнули молчаливые стены кабины, словно намекая, что одной мне делать здесь нечего, потому что рядом нет того, с кем стоило. И в голове непрошено всплывает номер Мартина и его готовность всегда мне угодить. Нет. Нет. Пора двигаться дальше. Потому что лишь один сможет подарить мне то, что я ищу.
***
На смотровой площадке намного холоднее, чем я могла ожидать. Пытаюсь как можно сильнее укутаться в парку, прячу руки в карманы и лицо в шарф. Людей вокруг совсем немного, всего небольшая группа туристов заворожено вглядывается вниз, любуюсь видами. Я отхожу подальше от них, опираюсь на перила и смотрю в сторону Манхэттена. Не знаю, чего жду. Может быть, даже живу надеждой, что тот, ради кого я здесь, выйдет из толпы приезжих и просто скажет «Я Том». Но никто из них не вызывает загадочности. Поэтому никто не может быть им.
Медленно иду вдоль высокой сетки, ограждающей меня от невесомости, а самоубийц от горького падения. А чуть дальше вижу замок, прикрепленный к границе между жизнью и тому, что следует за ней. Не могу сказать, что прошла мимо, не прочитав содержимое. Я сделала это потому, что оно предназначалось именно для этого, для таких, как я. «Все говорят, что всё когда-то кончается. Почему я должен верить в то, во что верят все? Любовь не умирает, если она пропитала две случайные души. Мы – это уже вечность». Я улыбаюсь. Возможно потому, что тоже хочу в это верить. Всё не вечно, потому что однажды смерть порождает конец. Конец улыбке, радости, счастью. Может быть, это и есть одна из причин, почему общество сочло присвоить закономерность трем словам: «ничто не вечно». Пессимисты видят в этом горькую, но действительную правду, избежать которой также невозможно, как и уничтожить время. Оптимисты – неумение остальных принимать и верить в возможное счастье, потому что три слова пересекают параллельные. А реалисты подобны пессимистам, для них всё сводится к одному – небывалой уверенности в том, что у всего есть свой предел.
