Исидора никогда не подпитывала свою душевную боль, отвергая мать. Она сделала все возможное, чтобы защитить себя от боли, поэтому она заставила себя возненавидеть Рамона.

– Анри говорил и с твоим отцом тоже. Он привезет твоих родителей в наш особняк на время, пока шумиха не уляжется, – сказал ей Рамон.

Исидора хотела протестовать. Нельзя сводить вместе ее родителей, это всегда плохо заканчивается. Франциска увлекалась новым мужчиной, а отец оставался зализывать свои сердечные раны. Исидора не была готова к новому раунду.

– Кажется, тебе звонят в дверь, мама, – сказала она. – Скажи прислуге, чтобы не впускали репортеров, и позвони мне, как устроишься. Люблю тебя.

– Итак, – сказал Рамон, когда шквал сообщений наконец иссяк.

– Зачем? – закричала она. – Зачем ты это сделал?

Зачем он сказал, что любит ее? Ей и без того больно! Ей хотелось сказать самой себе, что она – профессионал, готовый пожертвовать личной жизнью ради карьеры. Но Исидора была настолько ошеломлена тем, как Рамон использовал ее прежние чувства в собственных интересах, что просто онемела.

– Ты знаешь зачем. Объявление об уходе из гонок не сработало.

– Почему я?

– А я должен был объявить себя геем и сделать предложение Этьену? Согласен, это имело бы даже больший эффект, но я вряд ли смог долго поддерживать этот слух.

– Ты действительно думаешь, что кто-то поверит, что мы пара? – негодовала Исидора.

– Это зависит от тебя. Придется тебе научиться делать счастливое лицо, ты же выходишь замуж за Совертера, – добавил он с небрежной ухмылкой.

– Это уже не смешно! Я не выхожу за тебя замуж!

– Нет, – согласился он, и ее юношеские мечты вновь разбились. – Но ты будешь играть роль моей невесты, пока внимание прессы к нашей семье не иссякнет.

– А, ну тогда конечно! Напомни, когда это произойдет? Никогда! Нет, Рамон, я отказываюсь. Можешь поджарить меня на сковородке за неподчинение.

– Ты закончила? – Он облокотился на край стола со скучающим выражением лица.

– Хочешь сказать, что я слишком остро реагирую? – Исидора сжала дрожащие от гнева руки в кулаки. – Ты разрушаешь мою жизнь.

– Ради бога! – Он закатил глаза. – Это твоя работа. Ты все время находишься перед камерами, делаешь заявления для прессы. Это почти то же самое.

– Нет. Я согласна с ролью любимчика Совертеров, но я отказываюсь быть главным событием в прессе.

– Ты не любимчик, – нахмурился он. – Ты – часть внутреннего круга нашей семьи, и тебе это прекрасно известно.

– С каких это пор?

– Я бы ни с кем, кроме тебя, не прошел по сегодняшнему маршруту, даже будь у меня альтернатива. Мы доверяем тебе. Это очевидно из позиции, которую ты занимаешь. Как тебе новость?

– Ты мне доверяешь? – Исидора не верила своим ушам. – После того, что ты мне наговорил утром? Что готов сделать мою жизнь невыносимой, разрушить ее?

Рамон не пошевелился, но выражение его лица ужесточилось.

– Давай поговорим о том, как я в действительности разрушил твою жизнь? Мы должны избавиться от всех недомолвок, чтобы ты начала себя вести как взрослый человек.

Нет! Она почувствовала, как перехватило в немом крике горло. Не сказав ни слова, она развернулась и направилась к двери. Исидора дернула ручку, но дверь не поддалась. Не мог же он запереть ее здесь? Ей вдруг стало страшно. Она боялась не самого Рамона, а тех чувств, которые он в ней вызывал. На лбу выступил липкий пот, ноги и руки вмиг стали ледяными.

– Почему ты такой мерзкий тип? Обязательно быть таким?

– Ты знаешь почему. Именно об этом я и говорил. – Он подошел к бару и достал бутылку анисовой настойки. – Твое любимое спиртное, насколько я знаю?

Исидора не ответила, но про себя удивилась, что Рамон в курсе ее предпочтений. Правда, это распространенный напиток в Испании, так что он, скорее всего, просто угадал. Рамон налил настойку в два широких бокала.

– Ты знаешь историю нашей семьи, Исидора. Ты играла с моими сестрами, когда они разучились это делать. Ты навещала Треллу, когда она закрылась в особняке. Ты отдавала предпочтение мне, в то время как абсолютное большинство девушек не видели никакой разницы между мной и Анри. Присядь.

Из глупого упрямства Исидора осталась стоять около двери, воинственно сложив руки на груди. Она ненавидела его за то, что он знал о ее юношеских чувствах и говорил о них так, словно это было какое-то милое детское воспоминание. Ностальгия по первому питомцу.

Рамон отхлебнул из своего бокала и внимательно посмотрел на разгневанную Исидору:

– Я был польщен, но не мог воспринимать тебя всерьез. Ты была слишком юна.

Она знала это. Восемь лет – большая разница в возрасте на тот момент. Треллу похитили, когда Рамону и Анри было по пятнадцать лет, и это заставило их резко повзрослеть. А из-за ранней смерти отца им пришлось взять на себя семейный бизнес в двадцать один год. На протяжении десяти лет они несли на своих плечах огромную ответственность. Исидора понимала, что во многих отношениях возрастная разница между ней и Рамоном все еще огромна.

– Меня не волнует, что ты никогда не хотел встречаться со мной, – солгала она. – Но я никогда не прощу того, что ты спал с моей матерью.

– Я не спал с ней! – прорычал он. Исидора фыркнула и отвернулась, чтобы он не увидел боли, исказившей ее лицо. – Ты ее спрашивала?

– Нет! Но мне это было не нужно. То, что я видела, говорит само за себя.

– И что же ты видела?

– Твоя одежда помялась, на лице проступила щетина, капот машины был холодным. Не нужно быть экспертом, чтобы понять, где ты провел ночь.

– Я никогда не отрицал, что провел ночь в доме твоей матери.

– В ее постели. Обе подушки были смяты, я видела.

– Я откинулся на кровати, пока она смывала макияж. Мы просто говорили, ничего не было. Потом мы спустились вниз и выпили. Я выпил слишком много, чтобы садиться за руль, и лег спать на диване внизу. Я проснулся, когда услышал, как ты вошла. Я пытался рассказать тебе это на юбилее твоего отца, но ты не стала слушать.

– О, ради бога! Как только она поняла, что я пришла, она спросила, как давно я здесь, и при этом выглядела чертовски виноватой!

– И это, по-твоему, доказательства? Ты не можешь допустить мысль, что твоя мать провела ночь в одном доме с мужчиной, но не занималась с ним сексом?

– Ты подошел к опасной черте, Рамон. Я не стану обсуждать с тобой образ жизни моей матери.

– Если ты считаешь, что я тащу в постель каждую женщину, которая оказывается в моем поле зрения, ты ошибаешься.

– И ты хочешь, чтобы я поверила, что моя мать всю ночь плакала на твоем плече? – В ней с новой силой вспыхнуло возмущение и презрение. – Тогда почему ты не сказал мне об этом, когда мы встретились в холле? Я спросила тебя, что ты там делал, а ты ответил, что моей матери нужна была компания, и ты решил ей ее составить. Ты знал, как я истолкую твои слова. Ты точно знал, что я подумаю. Если вы не занимались сексом, почему ты позволил мне поверить, что между вами что-то было?

– Потому что тебе было всего восемнадцать и ты все еще была влюблена. Я должен был это остановить.

На несколько секунд мир вокруг нее остановился. Исидора не могла дышать от нахлынувшей на нее боли. Она ведь больше не была влюблена в него. Она могла поклясться в этом еще утром, но это было до поцелуя. Ей так хотелось поскорее остаться одной, чтобы снова пережить этот поцелуй в своей памяти. Рамон был прав. Пора поставить жирную точку на этом детском увлечении.

Исидора почувствовала, как что-то легонько защекотало ее щеку. Она провела по щеке ладонью и с удивлением поняла, что это была одинокая слезинка. Исидора услышала, как тяжело вздохнул Рамон.

Все, хватит! Она поклялась себе, что это была последняя слеза, которую она пролила из-за этого человека.

И не важно, спал он с ее матерью или нет. То, что он ей сказал, обозначало только одно: Рамон никогда не был в ней заинтересован. Она ему нужна только в качестве фальшивой невесты. Губы Исидоры дрогнули, словно в попытке посмеяться над тем, как жестоко наказывает ее жизнь.