Это занятие очень скоро мне надоедает до чертиков. Гляжу на часы. Боже мой, всего-то половина двенадцатого. Чтобы убить время, а заодно узнать свежие криминальные события, произошедшие с утра в районе, захожу в дежурку.

О, знакомые все лица! У стола дежурного, положив на колени свою неизменную папку, что-то пишет Костя Васильев. В углу, развалившись на стуле и болтая ногами в грязных стоптанных башмаках, нагло ухмыляется Павлик Спиридонов по кличке «Спиридон», двенадцати годов от роду. «Спиридон» – известнейшая личность, причиняющая милиции в лице Васильева столько головной боли, сколько за конкретно взятый промежуток времени при всем желании не смогла бы причинить банда рецидивистов. От невинных проделок «Спиридона» на ушах стоит весь район, где он соизволит проживать. Тут разбитые витрины магазинов и киосков, искореженные телефоны-автоматы, там дымящиеся помойки. Как Мамай по Руси, гуляет «Спиридон» по району, оставляя после себя мрак и разруху.

Ко всему прочему, Павлик был любознательным и изобретательным. Когда ему стукнуло одиннадцать лет, ему на глаза, скорее всего, попался роман А. Дюма «Граф Монте-Кристо». На некоторое время Павлик пропал из виду, испарился и все! Но рано облегченно вздохнули торгаши. День и ночь напролет, делая перерывы лишь для короткого тревожного сна, «Спиридон», сидя в подвале овощного магазина, острым гвоздем и другими подручными инструментами, скреб кирпичную кладку, проделывая путь в помещение склада.

Работая гораздо продуктивнее, чем узники замка Иф, он уже на третий день через образовавшийся пролом диаметром тридцать сантиметров упер двадцать трехлитровых банок томатного сока. Результатом осмотра дырки участковым явился сделанный им вывод, что преступник имеет низкий рост, короткие и тонкие кости, то есть является ребенком или карликом. Поскольку карлики в районе никогда замечены не были, то подозрение сразу пало на малолеток, а именно на «Спиридона», который резко ударился в бега.

Разумеется, заявление директора магазина о краже тут же легло на стол Васильеву. Костя поступил гениально просто. Под большим секретом, под честное слово о неразглашении, выяснил у директрисы, что украденный сок был старый и испорченный. Затем, узнав, что в ближайшей школе неожиданно введен карантин по кишечному заболеванию, получил списки заболевших учеников, и в этот же день наведался к ним домой.

Все, как и предполагалось изначально, заболели животом после распития томатного сока на банкете, устроенном не кем иным, как «Спиридоном». Теперь, когда доказательная база имелась, можно было брать вора, что Костя мигом осуществил. Застав Павлушу дома на горшке, за шиворот, как он был со спущенными портками, приволок в отделение. Поняв, что все доказательства против него собраны и запираться не имеет смысла, с криком, полным отчаяния, – «Все, колюсь, начальник!» – Спиридон во всем чистосердечно признался. Его пожурили, поставили на учет в детской комнате милиции и отпустили с миром, наказав родителям внимательнее приглядывать за сыном, на которого последним было глубоко наплевать. «Спиридон» в компании себе подобных, этот случай до сих пор называет «моя первая ходка». Сколько теперь накопилось этих ходок – не счесть. А все потому, что Павлик Спиридонов не «субъект», то есть не достиг четырнадцати лет – возраста уголовной ответственности и привлечен быть не может.

– Ну что, повязал «Спиридона»? Никак еще и с поличняком, – подкалываю Костю. Тот тягостно вздыхает и обреченно отмахивается.

– Какой поличняк, начальник! Колоться не буду, хоть на куски режьте! – разрывая ворот рубашки детскими грязными ручонками, взвивается от негодования Спиридонов.

Не обращаю больше на него внимания, потому что в коридоре слышится топот и возбужденные голоса.

В дежурную часть с шумом заваливаются Воробей и Бритвин, предварительно затолкнув туда увесистым пинком под зад двух длинноволосых испуганных юношей. В руках у Воробья красная спортивная сумка, из которой он извлекает и кладет на стол дежурного автомагнитолу, коричневую кожаную куртку, солнцезащитные очки в большой модной оправе и черный блестящий «Поляроид» – заветную мечту советского фотолюбителя.

– Откуда дровишки? – пытается шутить Альберт.

– Оформишь обоих по «мелкому», – пропуская мимо ушей вопрос Полякова, говорит Воробей, – рапорта сейчас напишем. А пока пошли резервного за понятыми и заактируй изъятие.

– Этих к себе берете?

– Пока пусть здесь посидят. Подойди ко мне, – обращается Птицын к одному из парней. – Слушай сюда. Сейчас берешь лист бумаги и о-очень подробно обо всем пишешь. Если мне твое сочинение понравится, то оформлю явку с повинной. Все понял? Тебя это тоже касается, – поворачивается Воробей ко второму.

– Рассади их, Альберт, по разным камерам, и пускай извилинами шевелят.

В это время, отстранив плечом загораживающих проход Бритвина и Краснова, в дежурную часть протискивается Галевич. Окинув взглядом присутствующих, недовольно бурчит:

– Вы что здесь столпились. Заняться нечем?

Тут же замечает разложенные на столе дежурного вещи и вопрошающе поднимает глаза. Вижу, как Петя и Леха бочком пододвигаются к двери и быстро смываются, поскольку по известной причине в их планы не входит разговор на близком расстоянии с замом, распознающим специфические запахи даже издалека.

Воробей выступает вперед и с видимой неохотой докладывает.

– Да вот хлопцев только что задержали с краденым, уже в расколе.

Галевич заметно преображается.

– Как на них вышли? По оперативным данным?

– А как же?

– Хорошо. Со следствием связывались? – В голосе Галевича начинает проявляться нетерпение.

– Какое следствие, заявителя еще нет. Не установлен он пока, – уточняет Толя.

Азартный блеск в глазах Галевича угасает. Для порядка, чтобы ни расслаблялся, за какую-то незначительную мелочь выговаривает Альберта и уходит.

Мне в дежурке пока также делать нечего, и я следую за ним на выход.

Дойдя до двери в наш отсек, оборачиваюсь и вижу, как Галевич резво ныряет к Михалычу.

– Никак уже докладывать побежал, – усмехаясь, говорит Воробей, неизвестно как вдруг очутившийся у меня за спиной.

Зайдя в кабинет, слышу хрипловатый Петрухин голос, прислушиваюсь.

– Ну, мы, как обычно, с тылу к Людмиле зашли. Все как положено, по стольнику приняли, стоим, пивом запиваем. Болтаем о всяких делах. Уже уходить собрались, и тут Людмила говорит: – Хотите воришек нахватить? – и через окошко показывает на этих охламонов. – Нас-то снаружи не видно, а они как на ладони. – Как раз перед вашим приходом вещи купить предлагали по дешевке. – Отвели мы их подальше от ларька, чтобы Людку не подставлять, и задержали. Один из них, что повыше, брыкаться пытался. Пришлось в лоб заехать. – Петя переводит дух, закуривает. – Тут Воробей подъехал.

– Так они прямо в машине и «поплыли». Сегодняшней ночью пьяные из иномарки какой-то уворовали. Увидели, что на заднем сиденье сумочка лежит, по стеклу хрясь! И все в порядке. Владелец уже, наверно, схватился, сейчас прибежит, как миленький. А у нас все на мази. Пусть проставляется. Так что сегодня вечером гуляем, – торжественно заканчивает монолог Бритвин.

Я же расцениваю данную перспективу не по-Бритвински, как свершившийся факт, а как весьма туманную, поскольку только что лично наблюдал «виражи» Галевича.

– Не спеши губы-то раскатывать, Михалыч, наверно, уже обо всем знает, – пытаюсь остудить Петра.

– А хоть и знает, в любом случае это Воробьева земля, ему и разбираться. Альберта я уже предупредил. Как терпила заявится, сразу позовет. Он тоже с нами подписывается, какое-никакое, а участие принимал, – продолжает делить шкуру неубитого медведя Петруха.

В это время из моего кабинета раздается бьющая по нервам высокая резкая трель телефонного звонка. Наверное, на выезд, успеваю подумать я, хватаю трубку и слышу голос Альберта.

– Забери у меня акт изъятия, шмотки и быстро топай к Михалычу.