Станислав Лем. Абсолютная Пустота
Существует два типа мышления: примитивное, упрощающее, - и проницательное, глубокое. Те, кто стремится все упрощать, не в состоянии понять, как сложные и высокопроизводительные общественные структуры могут возникать иначе, чем в результате сознательного, продуманного планирования.Проницательный же ум, наоборот, замечает, что в некоторых обстоятельствах люди способны координировать свои действия независимо от какого-либо внушаемого им плана. Ф.А. Хайек называл случаи подобного незапланированного, но гармоничного взаимодействия "самопроизвольным порядком".
Проницательный ум отличает от примитивного не только способность улавливать проявления этого порядка, но и понимание того, что любые сознательные попытки усовершенствовать или воспроизвести этот принцип обречены на провал. "Почему же? - спросит примитивный ум. - Как может случайно возникнуть сложная структура, превосходящая те, что создаются и внедряются усилием воли?" В ответ проницательный ум заметит, что самопроизвольный порядок не возникает в результате случайности: каждый человек в рамках подобной структуры постоянно вносит в нее усовершенствования, следуя строгой логике - логике взаимного приспособления. Поскольку ни один высокопоставленный плановик не в состоянии быть в курсе всех личных обстоятельств каждого отдельного человека, этот самый плановик и не способен скоординировать каждый шаг каждого отдельного человека с действиями множества других людей. В XVIII веке небольшая группа ученых, из которых стоит выделить Давида Хюма и Адама Смита, пришла к глубокому пониманию того, как право частной собственности позволяет преследующим свои интересы производителям и клиентам действовать по взаимовыгодному сценарию. Тогда-то и были открыты спонтанные упорядочивающие силы, и этому открытию обязана своим рождением современная экономика.
В течение следующих двух столетий экономика добилась огромных успехов, обогатив наши знания не только о промышленности и торговле, но и о самом обществе. Современная экономика - то есть экономика, изучающая возникновение самопроизвольных структур, - обеспечивает стойкую прививку от примитивного заблуждения о том, что прямое вмешательство государства способно усовершенствовать систему взаимного регулирования, осуществляемую людьми в условиях защищенного права частной собственности.
Но изучение современной экономики требует усилий - так же как требует усилий борьба с примитивными стереотипами. Поэтому и не удивительно, что экономисты, больше других сделавшие для распространения этих идеалов, пишут так ясно и живо, приводя аналогии и иллюстрации из повседневной жизни, помогая тем самым читателю избавиться от стереотипов и подготавливая его к более глубокому пониманию проблемы. Лучшие писатели-экономисты заставляют некогда примитивно мыслившего читателя воскликнуть: "Ага! Теперь я понял!" А при правильном обучении примитивный ум способен стать проницательным.
В том, как всего на нескольких страницах рассказывается о поразительной способности свободных рынков координировать действия миллионов (в буквальном смысле) людей, ни одно экономическое исследование не может сравниться с эссе Леонарда Рида "Я, Карандаш". Вся сила этой работы - в том, что, отталкиваясь от столь прозаического, казалось бы, предмета, автор приходит к неоспоримому, глубокому и при этом очень эффектному выводу: чтобы сделать один-единственный карандаш, необходимы знания бессчетного множества людей. Любой новичок в экономике, прочитав это эссе, обнаружит, что его наивная вера в преимущества централизованного планирования или управления серьезно пошатнулась. Если бы я мог выбрать одну статью или книгу, которую должен был бы прочитать каждый человек на планете, я бы не задумываясь предложил "Я, Карандаш" - тогда у каждого читателя примитивные представления об экономике неизбежно уступили бы место новому - более глубокому и верному - пониманию.
Дональд Дж. Бордо, Президент Фонда экономического образования
Но наука, продолжает профессор Коуска, просто морочит нам голову, поскольку рассуждения о таких множествах - чистая фикция. Теория вероятностей только и может, что вычислить, как долго придется ждать некоего события с определенной, крайне малой вероятностью, или сколько раз пришлось бы стреляться на дуэли, терять перстни и палить по кастрюлям, чтобы сбылись упомянутые выше невероятности. Но все это вздор - чтобы, произошло нечто крайне маловероятное, вовсе не нужно, чтобы множество событий, к которому оно принадлежит, представляло собой непрерывную серию. Если я бросаю десять монет разом, зная, что вероятность выпадения одновременно десяти орлов или десяти решек составляет лишь 1:1024, мне вовсе не обязательно бросать по меньшей мере 1024 раза, чтобы вероятность выпадения десяти орлов или решек стала равна единице. Ведь я всегда могу сказать, что мои бросания - продолжение эксперимента, в который входят все прошлые бросания десяти монет сразу. За последние пять тысяч лет их было, конечно, без счету, и я, собственно, вправе ожидать, что с первого же раза выпадут сплошные орлы или решки. Между тем, говорит профессор Коуска, попробуйте-ка построить свои ожидания на этом выводе! С научной точки зрения он совершенно логичен, ведь, как ни бросай - безостановочно или делая минутные перерывы, чтобы съесть кнедлик или опрокинуть рюмку в трактире, и даже если бросать будет не один человек, а всякий раз новый, и не в один день, а раз в неделю или в год, - все это никак не влияет на распределение вероятностей; поэтому то обстоятельство, что десять монет бросали уже финикийцы, сидя на бараньих шкурах, и греки, спалив Трою, и римские сутенеры эпохи Империи, и галлы, и германцы, и остготы, и турки, перегоняя пленников в Стамбул, и торговцы коврами в Галате, и те, что торговали детишками после крестового похода детей, и Ричард Львиное Сердце, и Робеспьер, и десятки тысяч прочих заядлых бросателей - все это тоже совершенно не важно, а значит, бросая монеты, мы можем считать, что множество необычайно велико и наши шансы на выпадение десяти орлов или решек разом просто огромны! Но, говорит профессор Коуска, попробуйте кинуть сами, придерживая какого-нибудь ученого-физика или иного вероятностника за локоть, чтоб не сбежал, ведь эта публика страх как не любит видеть посрамление своего метода. Попробуйте, и сами увидите, что ничего не получится.
Станислав Лем. Абсолютная Пустота
Из моих рассуждений вовсе не следует, будто мое появление на свет было предустановлено еще до того как сформировалась Земля; напротив, из них вытекает, что меня могло вовсе не быть и никто бы этого не заметил. Все, что может сказать статистика о прогнозе рождения индивида, будет нонсенсом. Ибо она полагает, что любой человек, как бы мало ни был он вероятен сам по себе, все же возможен как реализация неких вероятностей; между тем я доказал, что по отношению к любому лицу, хотя бы к пекарю Муку, справедливо следующее: отступая все дальше и дальше во времени от момента его рождения, мы можем найти временную точку, в которой предсказание о появлении на свет пекаря Мука характеризуется вероятностью, _сколь угодно мило_ отличающейся от нуля. Когда мои родители очутились в брачной постели, вероятность моего появления на свет составляла, скажем, один к ста тысячам (учтем к тому же довольно высокую после войны смертность новорожденных). Во время осады Перемышля эта вероятность составляла всего лишь один к миллиарду; в 1900 году - один к триллиону; в 1800 году - один к квадриллиону, и так далее. Наблюдатель, который вычислял бы вероятность моего рождения, сидя под эвкалиптом на Малой Стране, в межледниковую эпоху, после миграции мамонтов и их желудочного расстройства, определил бы вероятность того, что я узрю свет Божий, как один к центиллиону. Величины порядка гига появляются, если отнести точку оценки на миллиард лет назад, порядка тера - на три миллиарда, и т.д.
