— Ты думаешь, мы сами не догадались? Всю округу обшарили. Где успели, где не успели, но сейчас одни только рамы можно найти.

Вова на несколько секунд задумался, но решил не отступать. Ротный прав – все, что лежало на виду уже давно растащено, копать нужно глубже и некоторые мысли по этому поводу у него были.

— Тогда, разрешите, я с другими водителями покатаюсь.

— Катайся, только не очень увлекайся, о деле помни.

— Еще мне несколько банок консервов потребуются. Тушенка, а лучше – сгущенка.

— Зачем? — удивился Кальман.

— За информацию надо платить.

— Хорошо, — кивнул старлей, — получишь.

Несколько дней Лопухов мотался по разбитым и раскатанным танками фронтовым дорогам. Водители охотно брали его с собой, и в дороге веселей, и, случись чего, в четыре и два ствола проблему решить будет проще. Несколько раз Лопухов оставался переночевать в населенных пунктах, выбирая деревни и села поблизости от переправ и мест, где немцы пытались остановить наше наступление. Через неделю он вернулся в автороту, попросил у ротного карту и трижды ткнул в нее пальцем.

— Вот здесь "студебеккер" с понтона ушел, там и остался. Вот тут "шевроле" на мину наехал. Его с дороги в овраг спихнули, кверху колесами лежит, раздатка и задний мост целые. Тут еще один "студер" под мостом лежит, даже кабина над водой торчит.

— Откуда сведения? — удивился Кальман.

— Источник надежный, — улыбнулся Вова, — "шевроле" надо раздеть побыстрее, пока кто-нибудь другой не подсуетился.

— Еще что-нибудь есть?

— Есть еще ЗиС и полуторка. Три пушки ЗиСки.

— Дивизионки?

— Конечно!

Если кто не знает, то семидесятишестимиллиметровая дивизионная пушка – это не только ствол, люлька, станины и противооткатные устройства, но еще и два дефицитнейших колеса от полуторки, славная была у Вовы охота.

— Ну хорошо, — почесал лоб Кальман, — А как мы "студебеккеры" вытащим? У берегов уже лед намерз.

— Мы, в конце концов, танкисты или где? Возьмем в ремроте тягач, и готово.

— Как все у тебя просто. Ладно, насчет тягача я договорюсь, завтра будет. А ты бери ремлетучку, механиков и прямо сейчас приступай, а то вон ряху в медсанбате наел, аж смотреть противно.

Ремлетучка А – полуторка с деревянной будкой. В будке набор инструментов, тиски и автоген. Выехали сразу, как рассвело. Начать решили с пушек, но тут не повезло – одна оказалась разбита в хлам, просто груда железа с нелепо торчащим из нее покореженным стволом, вторую кто-то успел раздеть до них, на ходу подметки режут, сволочи. У третьей, годным признали только одно колесо, второе посекло и покорежило осколками. Ну, хоть что-то.

До перевернутого "шевроле" добрались в вечерних сумерках, в декабре темнеет рано. Лезть в уже заметенный снегом овраг никому не хотелось, как и гайки крутить в темноте.

— Здесь село рядом, там переночуем, согреемся, а утром начнем.

Остальные согласились, кому охота ночью, на пусть и небольшом морозе, в железе ковыряться? Хата, в которой Вова ночевал в прошлый раз, оказалась свободной. Только расположились, ватники скинули, фляжечку заветную достали, как вернулся сын хозяйки и по совместительству тайный Вовин агент – парнишка лет десяти-одиннадцати.

— Дядько Володя, в сусидний хати теж вийськови зупинились!

— Ну и что?

— Воны говорили, що теж до тией машины приихалы!

Вот гады, если в кузове их машины пошуровать, то наверняка отыщутся снятые со второй пушки колеса. Но это будет уже перебор.

— Слыхали, хлопцы? Па-адъем.

Подъем сопровождался изысканным набором чисто русских выражений. Вова сунул пацану заранее припасенную для таких случаев шоколадку.

— На, держи. Про нас молчок.

Ночь, минус пять, тусклый свет фар и четыре русских мужика с набором гаечных ключей, парой ломов и автогеном. И какая-то там мать им в помощь. К утру от "шевроле" осталась рама, изуродованная кабина и поврежденный взрывом блок двигателя, с которого было снято все, что не пострадало, и было признано годным к дальнейшему использованию. Даже руки никто не отморозил.

На следующий день вся компания отсыпалась, потом приступили к подъему затонувших "студеров". Начать решили с того, что лежал под мостом. Тут и глубина меньше, и машина осталась на колесах, и с моста до нее добраться проще. Операцию возглавил сам Кальман.

— Ну, кто полезет?

Желающих лезть в стылую декабрьскую воду не нашлось.

— Флягу спирта даю и два дня увольнения.

Ротный хорошо знал своих подчиненных, нашлось сразу несколько добровольцев. Кальман выбрал одного.

— Ничего, у нас еще один утопленник есть.

"Водолаз" сбросил сапоги, ватник, полез с моста в воду. Зенитчики, охранявшие мост взирали на эту возню неодобрительно, но вмешиваться не рисковали, танкисты действовали уверенно и решительно. К берегу подогнали тягач, ту же тридцатьчетверку, только без башни. "Водолаз" забрался в кузов, перелез на капот, с моста ему кинули трос. С третьей попытки трос был пойман, началась самая ответственная часть операции. Вынырнув, доброволец замахал руками.

— Зацепил!

— Давай! — скомандовал Кальман.

Тягач рыкнул дизелем, плюнул черным дымом и двинулся вперед. Трос пополз из воды, натянулся…

— Не оборвался бы!

— Не боись, — успокоили Вову, — мы им танки таскаем, а "студер" вчетверо легче будет.

Тягач напрягся, кабина тронулась с места и пошла, пошла, пошла… Над водой появилась обрешетка кузова, капот, решетка радиатора, бампер. Притормозили, вода с шумом стекала из всех щелей. Замерзшего "водолаза" сдернули с машины, засунули в будку ремлетучки, раздели, растерли спиртом и закутали в тряпки. Целая фляга медицинского обходится дорого. Дальше – проще, взломав прибрежный лед, "студебеккер" оказался на берегу. Передок был смят при падении с моста.

— Рама винтом пошла, — дал заключение один из ремонтников.

Трос укоротили, тягач потащил добычу на разборку в расположение автороты.

В подъеме второго "студера" Вова участия не принимал, он уже полным ходом восстанавливал свою машину, используя запчасти распотрошенного "шевроле". Историю подъема рассказал Никифоров.

— Машину шестами с лодки нащупали. Михальченко спирту глотнул, трос в руку взял и нырнул. Выныривает, зацепил с первого раза. Ну его сразу на берег, спиртом растирать. Тягач тянет, кабина из воды показалась, только странная какая-то. Вытащили, так и не поняли что, то ли немец, то ли француз, то ли еще кто.

— Пацаны говорили, что грузовик был американский, с тремя мостами, — встал на защиту Лопухов.

— Ты дальше слушай. Кальман орет "ты что зацепил?", Иваныч "что нащупали, то и цеплял, там же ни хрена не видно". Прочесали дно второй раз, нашли еще что-то, а что именно не понять. Только он на боку лежал, повозиться пришлось, пока на колеса перевернули. Вытащили, точно "студер", в кузове несколько ящиков осталось со снарядами. А мы его тягачом кантовали, хорошо, хоть взрыватели не были вкручены.

Вова пошел, взглянуть на добычу. Если не считать выбитых стекол и помятого крыла, машина выглядела вполне целой. Значит, починят, номера сменят, и будет в автороте на одну единицу автотехники больше.

Свой "шеви" Лопухов восстановил за неделю. Машина, конечно, не выглядела как новая, скорее наоборот, как изрядно помятая жизнью, но все-таки ездила. Причем неплохо. Вова даже сменил два колеса на более приличные и обзавелся второй запаской, вещью, на фронтовых дорогах, крайне необходимой. Успел как раз к началу нового наступления. Нашего, конечно же.

Числа десятого января, выпало Вове обратным рейсом раненых в медсанбат везти. Уже в темноте, он сдал задом во двор, крытой соломой хаты, попутно свернув попавшийся под колеса плетень. Началась привычная суета – разгрузка и сортировка. Вова в ней участия не принимал, стоял у заднего борта, в тайне надеясь увидеть знакомое лицо. Точнее, знакомых лиц тут суетилось много, но одного, того, что нужно, не видно.