— Продовольствие хотим купить. Дорого, — заметив желание бороды немедленно гнать со двора непрошенных гостей. — Дело говорю, дед, хорошо заплатим. Нам из полковой казны на это дело много отстегнули.

— Так советскими, небось!

— А какими еще? Естественно советскими!

— Да кому они сейчас нужны будут? Разве что сортир ими оклеить, чтобы в щели не задувало. У немцев-то свои деньги будут!

— Слушай сюда, — Вова нагнулся к заросшему седыми волосами уху и заговорщицки начал вещать. — Немцы на первое время советские деньги в ходу оставят. Я те правду говорю! Сейчас все их скидывать будут и тот, кто их за бесценок соберет – хорошо поднимется.

— Брешешь, — вырвался из лопуховских объятий дед.

— Собаки брешут, а я дело говорю! Сам посуди, ну зачем немцам новые деньги печатать, если советские и так есть? Вот когда новая власть утвердится, тогда новые деньги введут. Ты тогда не зевай, на старые товар купишь, на новые продашь – десятикратную прибыль получишь!

Откуда, спросите вы, мелкий деляга, историей не интересующийся знал ход событий на оккупированных территориях? Да не знал он! Просто пережив развал страны, галопирующую инфляцию девяностых и многочисленные денежные реформы того же времени, логику развития денежных отношений во время войны он даже не предугадывал, а ощущал на собственной шкуре.

— Да-а, немец – мужчина обстоятельный, я его еще по той войне помню. Только боязно как-то, а вдруг промашка выйдет?

Вова понял, что рыбка заглотила наживку, осталось только протолкнуть ее глубже, чтобы добыча не сорвалась с крючка.

— Все будет пучком. А сейчас у тебя реальный шанс начальный капитал создать. Мы тебе за мешок картошки целый червонец дадим…

— Два, — моментально отреагировала борода.

— Да ты что?! Бутылка казенной одиннадцать сорок стоит! А ты за мешок гнилой картошки хочешь почти две поллитры?!

— Хорошая картошка! А не хочешь брать – к соседям иди!

— Ну и пойду!

— Ну и иди!

Младшая копия хозяина положила руку на пояс возле топора, Санька сунул руку в правый карман шинели. Вова сделал вид, что пошел на попятную.

— Давай так, мы тебе не два червонца, четвертной за мешок заплатим. А в расписке укажем, что четыре червонца заплатили.

— Ну ты жох, паря! — восхитилась борода. — А разницу, стало быть, себе в карман?

— Должен же и я что-то с этого поиметь.

— Лады! А сколько возьмете?

— Сейчас два мешка. Вернемся в полк, начпроду доложим, он подводы пришлет. Только ты не тяни, мы не единственные фуражиры, кто быстрее товар найдет, тот и выгоду получит.

— Да понял, понял, — засуетилась борода. — Михей, тащи два мешка. Да получше отбери, чтобы товар товарищу начпроду понравился.

— А это вы хлеб печете? — потянул носом Вова.

— Да только поставили, через час готов будет.

— Жалко, хлеба мы бы тоже взяли.

— А как подводы придут, все готово будет.

— А сала нет?

— Нет, кабанчика я еще не колол – рано. Ну что, давай рассчитаемся?

Вова сунулся в мешок, который уже притащил сын хозяина, проверил качество. Сверху лежали крупные, красивые клубни.

— Давай!

Вова отсчитал полтинник, потом ему же пришлось писать расписку, под которой борода нарисовал несколько корявых букв, означающих подпись продавца. Расстались стороны довольные друг другом. Обратно двинулись, сгибаясь под тяжестью груза.

— Как прошло?

Вова гордо скинул мешок на землю.

— Лучше бы донести помогли, — посетовал Три Процента. — Чисто все. Я ему лапши на уши навешал, что нас в лесу целый полк и, если начпроду его картошечка понравится, то мы у него весь излишек урожая скупим.

— А эту почем взял? — поинтересовался Акимов.

— Полтинник два мешка, в расписке написал, что за восемьдесят.

Вова протянул сержанту бумагу. Акимов посмотрел, фыркнул.

— Здесь всего килограммов сорок, получается больше, чем по рублю за килограмм. Дороговато.

— С учетом военной инфляции…, — начал умную речь Вова.

Сержант махнул рукой.

— Ладно, и так сойдет. А хлеба, сала?

— Не было ничего. Хлеб, сказал, только в печь поставили, кабанчика еще не кололи.

— Не повезло, — констатировал Акимов. — Но сорок килограммов нам надолго хватит. Соль у меня есть, а хлеб еще найдем. Давайте, груз разделим.

В первом мешке, в который Вова заглядывал, оказалась вполне приличная картошка, а во втором…

— Это он для свиней держал, — констатировал Молчунов.

Грязная мелочь. Судя по запаху, уже подгнившая, несмотря на недавний сбор урожая и недолгий срок хранения.

— Слушай, Лопухов, — ласково начал сержант, — а ты не мог просто пойти и купить у мужика два мешка нормальной картошки?

Три Процента открыл рот, попутно придумывая оправдание, но его неожиданно поддержал Санька.

— Этот куркуль просто так не продал бы. Поначалу он на сказки повелся, потом, видимо, понял, что его дурят. Я это сразу просек.

— А чего молчал? — удивился Вова.

— У него при себе ствол был, — пояснил Санька, — не стоило дергаться.

— С чего ты взял, что у него было оружие? — спросил Акимов.

— Он все время бочком держался и левую руку придерживал – наверняка, ствол за поясом. Либо обрез, либо наган от какого-нибудь уполномоченного с коллективизации завалялся. Да и сынок у него призывного возраста, тоже не с пустыми руками домой рванул.

— А чего пилотку левой рукой не поправил?

— Да я забыл, — смутился Санька. — Финку в руке сжал, думаю, если он, так я его…

— Ясно, — подвел итоги вылазки за продовольствием сержант, — разбираем, что есть и уходим.

Запихивая свою часть груза в вещмешок, Вова нашел повод для оптимизма.

— Хотя бы нести легче будет.

Но его никто не поддержал, все быстро распихали добытое Вовой и Санькой, и быстро двинулись прочь. Ушли, впрочем, недалеко, голод оказался сильнее. Буквально в паре километров разожгли костер, едва дождались образования каких-то углей и начали запихивать в них картофелины, вороша жар обугливающимися веточками.

— Может, готово?

Вовин вопрос послужил командой к действию всем остальным. Не обращая внимания на боль, Три Процента обдирал с картофелины обугленную корку, а затем, не дождавшись, пока Акимов вытащит из сидора обещанную соль, запихивал в рот обжигающую, перемазанную сажей, но такую безумно вкусную картофелину. Несколько минут у костра царило молчание, только звуки поглощаемой еды, да неразборчивые звуки, когда запихиваемая в рот картошка оказывалось слишком горячей даже для оголодавших красноармейцев. Постепенно, первый голод прошел, и запихивать картошку в угли стали более вдумчиво, а вытащенную из костра остужать.

Кровь отлила от головы к желудку, и Вова попытался проанализировать ситуацию. На чем он прокололся и почему приемы, безотказно срабатывавшие в новой России, дали осечку здесь? Через некоторое время, он пришел к выводу, что все дело в менталитете. Там ему приходилось иметь дело с людьми хоть умными и образованными, но выросшими и воспитанными еще во времена развитого социализма. Перед такими молодой и беспринципный деляга имел преимущество, редко кто мог противостоять его напору. Здесь же пришлось ему иметь дело с хоть и с дремучим мужиком, но науку "купи-продай и ближнего кинь" освоившим вместе с молоком матери.

"Надо быть изворотливее и нахрапом не действовать" – решил Три Процента. Но мысли его постепенно угасли, глаза сами собой слиплись, и он незаметно провалился в сон, ощущая приятную тяжесть в еще недавно пустом брюхе.

Проснулся Вова не по собственной воле. Проще говоря, Санька его грубо растолкал. Спросонья он не сразу въехал в окружающую обстановку.

— А?! Что?! Немцы?!

— Хуже, — посетовал на судьбу Санька, — Акимов вспомнил о том, что он сержант.

Вообще-то оружие чистить несложно. И не тяжело. И уж всяко лучше, чем на плацу строевой рубать или на хозработах загибаться. И лучше всего чистить личное оружие, если до этого из него не стреляли, по меньшей мере, год. А если дело происходит в теплой казарме или, на худой конец, в непромокаемой армейской палатке, то тогда чистка превращается в отдых.