Надо было отключать. Пять слов - и все, проблемы отложились бы на год. Да что там, они решились бы навсегда. Отключив его однажды, Аня бы точно никогда не включила Гришу снова. Подлецами, в конце концов, становятся раз в жизни, и едва ли ей захотелось бы потом смотреть на ходячее напоминание о своем поступке.

      Аня докурила. Закрыла окно. Утерла мокрый лоб, на котором осели капли апрельского дождика, такого мелкого, что его можно было назвать просто сыростью. Поправила волосы. Поняла, что вода на кухне лилась, а теперь больше не льется. Она опять забыла ее выключить. Странно было, как она башку свою еще на тумбочке в коридоре забывать не начала.

      Благо еще пять часов - и все проблемы бы закончились. А можно и три минуты. Код был простой, она легко его запомнила. Несколько слов, несколько цифр - и все.

       - Электрические приборы отключены, - негромко отрапортовал Гриша, показавшийся в дверях. - Мне встать у стены здесь или в коридоре?

      Аню аж передернуло. Интересно, был ли Гриша в курсе, какой смысл имело выражение "поставить к стенке" лет пятьдесят или сто назад, когда смертную казнь еще не запретили во всем цивилизованном мире?

      Она заставила себя посмотреть на андроида. Тот застыл в дверном проеме с совершенно непроницаемым видом. Уточнял, где его усыпят. Надо же. Аня бы и собаку не усыпила. А его собралась отключать. Это было так глупо и несуразно, если вдуматься: мощный процессор, псевдомускулы, при помощи которых можно пробивать насквозь бетонные стены, мгновенные математические расчеты любой сложности и даже, как выяснилось, способность делать очень своеобразные выводы, чуть ли не творчески подходить к заданию. И все это можно было отключить за три секунды. Просто превратить в груду мертвого железа и пластика.

      Ане впервые в жизни в голову пришла мысль, что, по сути, Гриша, способный одним ударом сломать ее пополам, совершенно беззащитен. И что она любила его только до тех пор, пока он напоминал человека чисто внешне да задавал забавные вопросы. Умная, красивая, очень дорогая и интересная игрушка. Которую занимательно учить, как ручную обезьянку. А обезьянка ведь даже не взяла в руки палку. Так, показала, что что-то соображает кроме "сидеть" и "голос". Но когда это "напоминал человека" хоть чуточку приблизилось к тому, как люди на самом деле себя ведут, - ее же стараниями, кстати, это она лезла к нему с конфетами и этическими вопросами - она начала бояться.

       - А теперь, когда ты знаешь, как все кончи... как все вышло. Ты бы также поступил? - глядя мимо, спросила она.

       - Да.

      Гриша своей привычке говорить никому не нужную правду изменять решительно не желал.

       - Почему?

       - Потому что это было рациональное решение. Оно не сработало по причинам, которые от меня не зависели. И...

       - И?

       - И это неважно, потому что ты все равно улетаешь завтра. Уже сегодня. Так где мне...

      Аня сама себя слышала как со стороны и не узнавала свой голос, таким детским и жалким он ей казался. Она поняла, что у нее трясется подбородок, а картинка перед глазами размыта и плывет из-за слез.

       - Нигде! - рявкнула она, отворачиваясь к окну. - Завтра утром тебя заберет Леся. Я ей сейчас напишу.

       - На твоем счету нет двадцати четырех тысяч юаней. Даже если бы они были, существуют более рациональные способы ими распорядиться...

       - Хватит! Существуют, да... Вообще не твоего ума дело! - начала было Аня, потом сообразила, что от злости и испуга несет еще более дикую чушь, чем обычно. Перевела дыхание и уже спокойнее продолжила: - Гриша, я тебя боюсь. Боюсь, понимаешь?

       - У меня нет желез секреции, в том числе, не выделяются адреналин и норадреналин. Но знаю, что люди способны испытывать специфические ощущения при подобных выбросах. Мне не вполне понятно. Я ничем тебе не угрожаю и ни при каких обстоятельствах не причиню вреда...

      Гриша был в своем репертуаре: все по полочкам аккуратно раскладывал. Как будто ему было невдомек, что домик уже рушится, вместе со всеми полочками и прочим интерьером. Или рухнул, если точнее.

       - Мне инъектор в шею всадили, пока ты там упражнялся!

       - В инъекторе был раствор с витамином С. Это не могло...

       - Гриша, ты не должен был решать, причинит мне это вред или нет! Ты должен был меня защищать! А ты поставил свое мнение о моей безопасности выше, чем мое, понимаешь?

       - Понимаю, я и должен был так сделать. Это была верная стратегия. Ты не пострадала.

      Аня помотала головой. Конечно же должен был, но не в такой ситуации. То ли Гриша не понимал, то ли она не объясняла, то ли все было настолько ясно и очевидно, что не стоило дальше воздух сотрясать.

       - Пострадала, и речь не об инъекторе. Все, хватит. Я сказала, я тебя боюсь. Моя это проблема или твоя, я не знаю. Кто из нас виноват, я тоже не знаю. Я знаю только то, что все теперь очень плохо, даже если виноватых нет вообще и у нас тут просто долбанный конфликт версий!

      Гриша слушал как всегда внимательно, не перебивая. Хотя пару раз у Ани возникло ощущение, что он готов что-то сказать. Но в итоге Гриша так ни слова и не проронил. А она уж почти спокойно подвела итог всем душевным метаниям разом:

       - Поэтому иди на кухню. Или оставайся здесь, а на кухню пойду я. Завтра утром Леся тебя заберет. Охраняй ее хорошо. И не снимай в городе чертовы "вишки". Все.

      Гриша молчал несколько секунд. Аня была почти уверена, что он что-то да ответит, но нет, без слов развернулся и ушел в кухню. Правда, проводить ее до такси все-таки спустился. И даже подержал зонт раскрытым, пока она под ледяным апрельским дождем усаживалась на заднее сидение автомобиля. А потом стоял, опустив зонт, и смотрел вслед уезжающей машине. Аня в реальности глядевшая на эту картинку всего секунду, зажмурилась, но почему-то продолжала ее видеть с закрытыми глазами. Всю дорогу. И даже когда пила кофе в аэропорту, не ощущая ни температуры, ни вкуса.

      Лаура, встретившая ее в зале, как будто что-то почуяла. Поставила на сиденье небольшую сумку, хлопнула Аню по плечу и неожиданно сказала:

       - Так оно и бывает. Новая жизнь никогда не дается даром.

      Наверное, если бы не Лаура, Аня то ли написала бы увольнение по собственному желанию, то ли была бы списана на тот свет еще на первый месяц "предполетной подготовки". Тир, рукопашный бой, курсы слежки и, наоборот, сброса преследования, актерское мастерство, глобальная политика и политология регионов - ох и плевалась Аня, вспоминая Ника с его пингвинами и неудами - и снова чертов тир. Из хорошего, пожалуй, было только то, что, пока Лауру обучали продвинутым техникам стрельбы, Аня отдыхала душой на компьютерной безопасности, взламывая все более и более сложные базы, в одиночку и в составе группы. После практических занятий кипели мозги и тряслись руки, но хотя бы синяков и мозолей не оставалось, чего на курсах борьбы было ну никак не избежать. Нет, в конце каждого триместра она даже ухитрялась проползти через зачеты по боевым дисциплинам - что называется, с низшим проходным баллом - но вовсе не ощущала себя ходячим оружием, способным вскрыть любую проблему с легкостью консервного ножа. Или кем там было положено ощущать себя будущим цепным псам Харриэт.

      Не сказать, чтобы Аня раскаивалась в своем выборе: в конце концов, их совершенно бесплатно обучали крутые ребята в крутых костюмах, и не где-то в песках тренировочных лагерей Горячего Востока, а во вполне себе комфортных офисах, записанных на приличные фирмы и раскиданных по всему цивилизованному миру. Выезжали на вполне себе современные полигоны для проведения практических занятий. За год Аня посмотрела практически всю Европу и Римскую империю Германию, пила чай в Лондоне, виски в Кардифе и бордо в Руане, курила дурь в Амстердаме, отрывалась на карнавале в Рио, едва не свернула шею в Гранд Каньоне. В общем, ударно ознакомилась с мировым культурным наследием. Попутно выяснила об устройстве пистолета и механизме стрельбы чуть больше, чем то, что ствол желательно направить в строну врага. Снайпера это из нее, конечно, не сделало, но хотя бы ступора при виде оружия она уже не испытывала. И могла более-менее уверенно стрелять. Правда, только по мишеням. Зачеты по стрельбе по живым целям, в качестве которых выступали олени и косули, Аня с позором провалила. Ну не смогла она взять и выстрелить в животное, которое ей ничего плохого не сделало. Инструктора сначала плевались, а потом махнули рукой, мол, хорошего стрелка из нее и так не выйдет, а если жизнь припрет к стенке, то, глядишь, и вспомнит их уроки. А нет, ну, значит, прикопают ее где-нибудь под кустом, не ее первую. В конце концов, платили им за то, чтобы они научили, как обращаться с оружием, а уж как Аня будет применять полученные знания - было уже сугубо ее дело.