Полковник запротестовал, говоря, что прожил счастливую жизнь, имеет любящую жену и четырех взрослых детей, упирая на то, «что есть время жить и время умирать».
«Дети – детьми, – спокойно отреагировал Макквин, – но молодая жена… Я не пытаюсь вникнуть в подробности вашей личной жизни, вдовец вы или разведенный, – мне все равно. Но уже одно то, что вы женились на такой красавице, свидетельствует о вашей любви к жизни… Хотя бы только из-за нее вы должны продолжать бороться за жизнь…»
Это был едва ли не самый сильный аргумент доктора. Турок надолго задумался. Именно тогда Макквин нанес решающий удар.
«Вы знаете, дорогой Ахмед-паша, если со мной что-то случится, я был бы счастлив, если бы кто-то вроде вас остался жить с моей печенью, то есть для такого мужественного человека, каким в моем представлении являетесь вы, я мог бы выступить в роли донора…»
Расчувствовавшись, полковник, не отдавая отчета своим словам, поспешно произнес:
«Доктор, для вас я бы сделал то же самое!»
Макквин вскинул руки в притворном ужасе:
«А вот этого не надо! Я бы совсем не хотел иметь вашу печень!»
Искренне рассмеявшись и пожав друг другу руки, расстались друзьями.
* * *
После многих лет упорной борьбы с хронической болезнью печени, которая разрушала его организм, но не успела помрачить рассудок, Гасан Ахмед-паша, услышав вердикт врача, все еще не думал о смерти. Ему, боевому офицеру, в молодости не раз смотревшему в глаза смерти во время операций по усмирению курдских повстанцев, не пристало отступать под натиском неприятеля!
Будучи не в состоянии спать, он начал много читать по ночам, ища утешения в книгах. Особо запомнились слова, будто они были посвящены ему:
«Не ждите от Бога той мелочности, которую вы обнаружили в себе».
Полковник не стал «сердиться на умирающий свет». Более того, он стал снова учиться жить, учиться вести жизнь по-новому, осторожно, как кочевники в пустыне держат воду в ладонях. Теперь ему постоянно приходили на память строки классика турецкой литературы Махмуда Абдул Бакы, признанного знатока искусства умирать:
«Все безнадежно больные, услышав свой смертный приговор, проходят через несколько кругов: отрицание, гнев и, наконец, принятие».
Подтверждение своему отказу от хирургического вмешательства военный атташе нашел в беседах по телефону из Москвы с Мусой, старшим братом, психиатром стамбульской клиники.
«Гасан, запомни, – неоднократно повторял брат, – больные с пересаженной печенью никогда не выздоравливают. Они только обменивают смертельную болезнь на тот срок жизни, который может обеспечить для них Аллах и достижения медицины. Поэтому стоит ли выбрасывать на ветер деньги? Не лучше ли довериться консервативному лечению химическими препаратами и аутотренингу, в крайнем случае прибегнуть к помощи психоневролога или психиатра, в совершенстве владеющему искусством гипноза? Пойми, после трансплантации ты будешь чувствовать себя в обществе людей как прокаженный с колокольчиком на шее. Дар Аллаха – жизнь – превратится для тебя в пытку. На мой взгляд, надо дождаться кризиса, то есть того кровотечения, о котором тебе говорил американец, а там будет видно. Читай Юнуса Эмре, у него есть прекрасные строки:
„Вы можете увидеть радугу только после дождя. И вы можете разделить радость, только испытав боль…“»
«Сколько, кстати, запросил с тебя американец за операцию?»
«Более полумиллиона долларов…»
«Ширин знает о диагнозе?»
«Нет, но доктор предупредил меня о неминуемом снижении потенции. Рано или поздно она догадается, что со мной не все в порядке…»
«Думаю, Гасан, перед Ширин ты сможешь оправдать свое бессилие занятостью по работе. Да и вообще, тебе не следует преждевременно извещать ее о результатах медицинского обследования…»
«Я тоже так думаю!»
Некоторое время братья молчали, думая каждый о своем. Наконец старший произнес:
«Даже если бы мы сумели убедить дядю Гаджи продать мебельную фабрику, нам все равно не удалось бы собрать требуемую сумму. Думаю, что с трансплантацией торопиться не следует. Кризис решит все, Аллах акбар!»
* * *
Ахмед-паша на словах внял совету старшего брата, потому что находился еще в круге первом – отрицании смертного приговора – и операции предпочел лечение лекарственными препаратами, полученными от доктора Макквина, и которые он втайне от молодой супруги глотал пригоршнями.
Одновременно, готовясь к худшему – трансплантации, военный атташе начал предпринимать некоторые шаги, которые, по его расчетам, должны были помочь в кратчайшие сроки собрать требуемую для операции сумму. Идею, сам того не подозревая, подсказал старший брат, упомянув мебельную фабрику родного дяди.
«Если мы соединим мою безупречную репутацию офицера разведки и капиталы дядюшки, получится неплохой результат: я спасу свою жизнь, а Гаджи-ами удвоит, нет – удесятерит свое состояние! С помощью русских я получу даже больше чем полмиллиона, я добуду миллион долларов! Надо немедленно слетать в Стамбул, дядя не может не соблазниться предприятием, которое я ему предложу. Он поймет меня, так как привык жить в мире осязаемых, земных ценностей, а не заниматься распродажей небесных светил! Аллах акбар!»
* * *
Скаредность Гасана Ахмеда-паши – в целях экономии он вел международные телефонные переговоры с братом из своего служебного кабинета – была с аплодисментами встречена «слухачами» из российской контрразведки.
Содержание разговоров «Янычара» – под этой кличкой он проходил по оперативным учетам ФСБ – незамедлительно было доложено генерал-майору Казаченко, чья Отдельная служба занималась оперативной разработкой иностранных разведчиков, действующих в Москве под дипломатическим прикрытием.
Моральное и физическое состояние, в котором пребывал военный атташе, Казаченко оценил как основу, благоприятную для вербовочного подхода. Вопрос был в том, как его реализовать: напрямую или опосредствованно?
Действительно, у каждого смертного свой недуг. У кого-то больна печень, и ему требуются деньги на лечение, а у кого-то зуд обладать чужими секретами, и для этого ему нужны вербовки кадровых сотрудников противоборствующих спецслужб, и чем больше их будет, тем лучше…
Глава вторая. Напутствие генерала Козлова
Зверское убийство английского разведчика в Шереметьевском аэропорту капитаном Аношиным Ганнибалом Ганнибаловичем было воспринято руководством ФСБ достаточно спокойно, как личная месть за убитого в свое время его отца, самодержца Чанги, но вот его исчезновение вызвало настоящий переполох. Состоялась коллегия ФСБ, которая вынесла вердикт: генерал Козлов отправляется на пенсию, Казаченко занимает его должность, и ему присваивается звание генерал-майора.
Передавая дела Казаченко, Козлов извлек со дна сейфа потрепанную общую тетрадь под грифом «Совершенно секретно. Хранить вечно».
– Олег Юрьевич, говорят, самый отъявленный атеист – это поп-расстрига, ставший таковым по воле неправедного решения Синода. Лицемерить не стану, – потухшим голосом произнес Козлов, – санкции в свой адрес я действительно считаю несправедливыми и чувствую себя обиженным. Но не на религию, которую я исповедовал около тридцати лет и которую по должности представляет Синод, то есть коллегия нашего ведомства, а лишь на некоторых ее членов. Во время моей службы начальство одновременно вешало на меня и собак, и ордена. Я благосклонно, как вердикт судьбы, принимал и то, и другое, но сейчас – нет! Не могу согласиться с решением коллегии… Короче, так! Эту тетрадь, будь я обижен на нашу религию, я со спокойной душой уничтожил бы по акту…
Генерал протяжно взглянул на своего бывшего подчиненного.
– Но делать этого не буду, ибо уверен, что сведения, здесь собранные, по-прежнему актуальны и помогут дать ответы на некоторые вопросы нашей повседневной работы.
Заметь, эта тетрадь – не свод ответов на кроссворды, которые нам, контрразведчикам, приходится решать каждый день. Это не молитвенник, который, однажды зазубрив, ты сможешь, представься случай, по памяти читать и за здравие, и за упокой. Отнюдь! Здесь собраны и описаны достаточно оригинальные методы разведывательных ухищрений противника и способы противодействия им. Особо обрати внимание на последние…
