Память. К этому добавляется еще одна мука, не менее горькая. Память о каких вещах или мыслях? Обо всем прошлом, и не только нашем собственном, но и о прошлом всего мира, его истории. Удивительное явление. Посредством невидимого и непостижимого элемента мы прикасаемся ко всему, что минуло, но это остается для нас загадочным. Что же такое память? Как она существует, где сохраняется, как действует и как сама собой представляет нам прошлое в лицах, вещах и образах, всегда тех же самых, когда бы мы того ни пожелали? Какое место, подобно громадному складу, хранит столько образов стольких событий? И зачем нам дана острота памяти, повторяющей столько событий? Разве это не мучительно – представлять и видеть то, к чему не можешь приблизиться? Почему я помню, почему и из памяти моей не стирается то, что перестает существовать в действительности, но как непрестанная мука остается во мне, пока я жив?

Совесть. Еще одно терзание, которое страшнее предыдущих. В Священном Писании есть такая строка: и к болезни язв моих приложиша (см.: Пс. 68, 27). Это точно соответствует тому, что называется совестью, потому что в жизни человека она лишь умножает боль и страдание. Кажется, что бич этот дан человеку, чтобы напрасно мучить его в трагическом тупике его жизни. Что совесть добавляет к жизни, особенно если она развита и сурово обличает все наши мысли и дела? Это неумолкающий преследователь, нарушитель покоя, неутомимый червь, точащий ум и сердце, отравляющий всякое стремление человека ко всему, что приносит ему комфорт.

Удивительно то, что, хотя все эти движущие силы человека: совесть, чувство, мысль и память – невидимы и необъяснимы для него, однако они определяют все наше бытие в прошедшем, настоящем и будущем, всю человеческую деятельность. Может быть, об этом горько сетует апостол Павел, который совокупность этих сил без Бога называет телом смерти: Бедный я человек! кто избавит меня от сего тела смерти? (Рим. 7, 24). Если бы мы объясняли сущность человека, исходя лишь из законов природы и инстинктов, то не нашли бы более несчастного образа, который мог бы сравниться с ним, даже среди животных, ведущих беззаботную и мирную жизнь.

Все вышеозначенные элементы нашего существа являются еще и доказательствами нашего бессмертия, ибо невозможно быть смертным тому, что управляется чувством, мыслью, памятью и совестью. Эти элементы по своей природе не подчинены законам тления и изменения, ибо неизменно сопутствуют всем фазам жизни человека, в то время как он растет, старится и умирает. Лучше было бы, если бы и сами эти элементы были смертными или сам человек понимал бы их смертную природу, что служило бы ему избавлением от нескончаемой муки на земле. Мысль наша простирается до самых пределов бесконечности, мечтает о счастье и благополучии; память и чувство описывают нам рай и вечное царство. В этом и состоит смысл сказок, которыми утешают малых детей.

Но над всем этим как окончательный приговор, как неизбежность господствует смерть. Разве не проклятие тогда эта жизнь, не уничижение, не напрасный труд, не бесцельная игра, о которой утомительно и само воспоминание? Какое противодействие или сопротивление могут оказать смерти физические достоинства (красота, талант, сила или иные дарования) и всесильное богатство, подчинившее все своей власти?

Небольшой набросок, сделанный нами доселе, – это человек без Бога, падший, смертный, истлевший, во всем пленник тления и смерти, который и прежде своей естественной смерти сокрушается ее членами и орудиями, чтобы и прежде сошествия во гроб стенать и рыдать от налагаемых мук.

Такова участь человека без Бога, участь, приблизительный набросок которой мы сделали. Человек после падения, человек тления и смерти не в силах избавиться от этого приговора, потому что сам изобрел смерть и утвердил ее в себе, во всем своем бытии и во всем том, что его окружает. Один лишь Господин бытия и жизни мог сойти в эту бездну всегубительной смерти и возвратить падшего, изгнанного, истлевшего и смертного в прежнее его состояние, не только искупая его от бед, но и одновременно уничтожая смерть и тление как в настоящем времени, так и во всей вечности. Указывая на это, Господь наш Иисус Христос, Сама Жизнь, ободряя нас, говорит: без Меня не можете делать ничего (Ин. 15, 5).

Одна лишь встреча с Ним может изменить все: и человека, и весь мир, мир настоящий и мир вечности. Поскольку все покорилось суете не добровольно, но по воле покорившего (ср.: Рим. 8, 20), то Господь справедливо утверждает, что только через Него восстанавливается равновесие. Это ощущение встречи и соприкосновения со Христом преобразует всечеловеческую боль и слезы в радостную весть, в Евангелие, которое не измеряется временем и не имеет конца в вечности. И тогда в бездне человеческого горя и нищеты от Единого Человеколюбца и Всеблагого, как невечерний свет, воссияет для каждого страдающего существа единственное утешение. Придите, – говорит Он, – ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас; возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим; ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко (ср.: Мф. 11, 28–30).

Чем же еще является жизнь человека, как не непрестанным сражением со смертью? Беды, наполняющие нашу жизнь, – это именно члены смерти, ее орудия, которыми она непрестанно, не заключая перемирий, атакует человека изнутри и извне. Искушения всякого рода, различные болезни, скрытые и явные, – это не что иное, как зубы смерти, непрестанно перемалывающие человечество. И потому смерть – это неиссякаемый источник всех бед и скорбей. В действительности смерть – это прежде всего горечь жизни, из которой произрастают все разочарования и само отчаяние – кульминации любой трагедии.

Единственным выходом и спасением из этого жалкого состояния является ограничение и полное уничтожение последствий катастрофы, чтобы облегченно вздохнул несчастный человек – эта жалкая жертва смерти, жертва раз и навсегда. Вот почему по благодати Божией нам дано было избавление и спасение Пришествием нашего Господа. Когда пришла полнота времени, Бог послал Сына Своего [Единородного], Который родился от жены (Гал. 4, 4). Зиждитель всех миров, от Которого все начало быть (Евр. 2, 10), посетил во время оно нашу темницу и наше изгнание и положил конец несчастьям. Один тропарь из Октоиха гласит: «Победитель и Одолетель смерти, Иже смерти убоявся, явися: страстную бо плоть одушевленную прием, Сей Бог наш, и брався с мучителем, вся совоскреси: яко прославися»[5]. Когда Господь сошел к нашему смирению и на деле приобщился бедам нашего изгнания, не приняв, однако, нашу греховность и вину, то уничтожил всякую нашу горечь и саму смерть, а Своим Воскресением подписал полную нашу свободу и воскресение. Воскресение Христа и через него победа над смертью стали избавлением и спасением для всех миров, не только для видимых, но и для невидимых, и в этой жизни, и в вечности. Что для человека может быть более ценным, чем Воскресение Христово, придавшее смысл и цель нашей жизни как в настоящем времени, так и в будущем? Ведь смерть и тление исказили и человека, и все творение, ибо какой смысл и жизни, и самого мира, когда главное место в них занимают тление и смерть?

Грех и смерть лишают человека его образа и подобия Божия[6], этой боговидности[7] и разумности, посеянной в нем Богом Словом при творении. Здесь проявляются нелепость греха и смерти. Сколько времени грех и смерть имеют общение с человеком, столько времени они уничтожают его самосознание, действуя разрушительно и на то, что находится вокруг него. Причастность Божественному Воскресению Христову возвращает душе человека понимание подлинного смысла и его жизни, и всего мироздания. Воскресение Христово творит все разумным[8], выявляя подлинное бессмертие и безграничность Бога.