Однажды я вышла к нему в лесу. Невзначай вывернула из-за дерева.

- Какое совпадение, дорогой Адам, ты тоже здесь! Как тесен Эдем.

Его реакция поразила меня. Он упал на колени, и хотел обхватить мои ноги.

- Сжалься... Сжалься, моя госпожа!

- О! Как ты заговорил. Перестань, встань сейчас же.

Но он не встал. Так и остался сидеть на коленях.

- Ты... Ты извела меня. Пленила. Я не могу прожить и дня, не думая о тебе. Я ищу тебя, когда бодрствую. Я жажду тебя, когда сплю. Всякий раз, когда ночь опускается на землю, я жду, что ты придешь. Ты в моих мыслях. Везде, повсюду. Только ты.

Вид у него был и вправду измученный. Я опустилась на колени с ним рядом.

- Мой милый Адам, мне печально слышать о твоих мучениях. Не этого ведь мы хотели, правда? Мне передали, что ты примешь меня обратно в дом свой, и простишь грехи мои тяжкие, и поможешь вернуться на путь истинный. Это так?

- Все что угодно, госпожа, - отвечал он. - Только будь со мной.

Несколько на иной ответ я рассчитывала. Но ладно. Лучше, чем ничего. Шаг к примирению сделан, а там разберемся уже по ходу дела, главное, чтобы оно пошло благополучно.

Я обняла его и поцеловала.

- Я готова быть с тобой. И забыть все, что было. Ежели ты тоже обещаешь забыть. И отныне мы пойдем по нашему Пути вдвоем, рука об руку. И будем стоять против невзгод вдвоем, плечом к плечу. И будем радоваться нашей удаче вдвоем, сердце к сердцу.

- Да, - ответил он, и спрятал лицо на моей груди.

Я изогнула бровь. Что же в лесу так грандиозно сдохло?..

- Да будет так.

Если честно, то покидать мою тихую обитель у моря катастрофически не хотелось. Тут так тихо, плещутся волны. Красиво, свежо. Не то, что в лесу. Чуть набегут тучи и все, темень. Мрак. Вокруг деревья смыкаются стеной, сковывают, давят. А на берегу вся ширь перед тобой. Бескрайность. Бесконечность. Свобода. Поэтому я так подумала, почесала в затылке, и не стала убирать шалаш, костер. Из вещей только самое необходимое взяла. А это то, что было надето на мне - рубашка и плащ. Все! Арбалет взяла. И ножик. Надо ж подготовиться, к любимому все-таки переезжаю. Насобирала в лесу черники. Преподнести в знак примирения. И клюквы тоже.

Встретили меня хорошо. Улыбались. Не знаю, на сколько искренне, но ладно, сойдет. Я же с добрыми намерениями.

- Мир дому сему, - сказала я, вошла и поставила на стол корзинку с ягодами.

В общем, кажется, это была не черника. В первый же вечер Адам чуть не отдал Отче душу. Мы с Евой кудахтали над ним, носились по дому, дежурили по очереди у постели. Замешивали снадобье в бешеном темпе и в немереном количестве. К утру он затих. В смысле ему стало лучше. Моему чувству вины не было предела. Какое неудачное начало. Но я все же настраивалась оптимистично.

Адам, когда через неделю полностью оправился, ничего не сказал по поводу инцидента с ягодами. Я извинилась. Я правда думала, что это черника, Сама не пойму, как могла так ошибиться. Он только махнул рукой.

И потянулся быт. Я помогала Еве вести хозяйство. Вернее мешала ей. У нас были совершенно разные взгляды по этому вопросу. Ева весьма щепетильно относилась к порядку, все должно быть чисто вылизано, на своих местах. А я не понимала, зачем каждый день драить пол, если он не грязный. Когда появится слой пыли, тогда понятно, что надо бы помыть. Но если он и так блестит, зачем? Готовить, как оказалось, я не умела вообще. Мои суслики на вертеле, то бишь на палочке, поджаренные над костром, в домашнее меню не включили. А жареную перепелку, которую я готовила под чутким руководством Евы, Адам с опаской отодвинул в сторону. И сказал, что вообще-то он не голодный. Так что мы с ним ходили вместе на охоту. Он - мужчина в доме, Ева - женщина в доме. А я - нечто среднее. Хотя подразумевалось, что мне будет присвоен статус жены. И я как-то думала, что Ева съедет от нас. Куда-нибудь. Желательно в другой мир. Но Адам не спешил с ней расставаться. Это меня озадачивало. Но я решила не задавать никаких вопросов, не форсировать события. Пусть все идет, как идет, по-тихоньку, само собой. Все друг другу улыбаются. Все друзья. И только.

Спали в том же порядке. Ева у очага, мы с Адамом в спальне, причем каждый в своей постели. Страсть каким-то образом утихла, стоило мне переступить порог. Утихла в нем, но не во мне. С моей стороны она как раз разгорелась. И это была пытка. Находиться рядом с человеком, который составляет смысл твоей жизни, к которому ты хочешь прикасаться, любить его. Но не можешь. Ибо его вид столь неприступен. Тень насущных забот лежит на его челе. А тут я лезу со своей любовью. И все не вовремя. То он устал от сбора урожая. То ему надо выспаться перед охотой. То просто нет настроения. Признаюсь, это было обидно. В раз все мои благородные порывы обесценились. Стали не нужны. Я стала не нужна. Как только стала доступна. С Евой отношения были дружеские, но несколько натянутые. Сокровенное ей не хотелось поверять. Гэбриэл так и не объявился. Хотя я думала, что он явится навестить нас, отметить прогресс, поздравить со счастливым воссоединением. Поэтому я оказалась в таком вакууме собственных мыслей.

И настал день, когда я опять ушла. Не насовсем, а так, просто ушла, чтобы куда-то уйти. И пришла к своему шалашику у моря. Как же здесь хорошо... Надышавшись, напитавшись силой моря, я вернулась домой. А там меня ждал сюрприз. В виде злого Адама.

- Ты опять принялась за свое! Куда ты ходила?

- Я просто вышла подышать воздухом, не кипятись ты так!

- Знаю я, куда ты выходишь, и чем дышишь.

- Ну, по части травки ты у нас специалист, этот грешок на меня не удастся повесить...

Тут выключили свет. Как оказалось только мне. Я очнулась в своей постели. На мне была белая рубашка. Я лежала поверх одеяла. Мои белые коленки сиротливо повернуты друг к другу. Это почему-то отпечаталось в памяти. Как оказалось, уже был вечер. Рядом сидела Ева. Горела лучинка в подставке на тумбочке.

Полголовы ломило так, будто в нее всадили арбалетную стрелу. Килограммов на пять. Я потрогала левый висок. Нащупала повязку. Значит, синяком не отделаюсь.

- Как я выгляжу? - я попыталась улыбнуться. Но боль пронзила лицо.

- Не надо говорить, - сказала Ева. - И шутить не надо. Он очень зол.

Я задохнулась в кашле. Вернее это рвался смех, но смеяться было больно, от боли он застревал в груди, и получалось что-то вроде звука издыхающей газонокосилки. Если бы я тогда знала о ней.

- Он... ах... Он зол!.. Хах-ах...

- Да, и я не понимаю, зачем его злить.

- Да что я сделала, мать вашу природу?

- Ты ушла. Не спросив разрешения.

- Надо было составить список, огласить полностью, вырезать на доске, повесить на видном месте. Для особо тупых и неграмотных. Если человек тупой - то это надолго. А если неграмотный, то хотя бы будет чем оправдаться!

И я опять зашлась в смехе-кашле.

- Я похоже и то и другое!

Вдруг Ева вскочила, и заткнула мне рот ладонью.

- Замолчи!

Да она была зла, как тысяча демонов. Я припомнила нашу стычку, и решила, что благоразумнее сейчас заткнуться. Мои шансы против нее на тот момент были невелики.

- Почему ты не можешь просто молчать? И делать то, что тебе велят?

В ее голосе зазвучала обида, и слезы. Она опустила руку.

- Потому, что я хочу, чтобы ко мне относились, как к равной, - ответила я.

- Мне тебя жаль.

И Ева убежала в слезах.

Ночью я не спала. Во-первых, болело. Во-вторых, мне надо было подумать. Думать было трудно, потому что болело. Но из-за того, что болело, нужно было подумать. Многое, очень многое требовало немедленной расстановки. К утру меня сморил сон.

Следующий день прошел в тумане. Помню, я выползла к обеду. Чего-то похлебала, кажется, это был густой суп, и компот, в котором плавали черные ягодки. Оставалось надеяться, что Ева собирала их не в том же месте, что и я в свое время. А то бы к месту моей лежки пришлось поставить еще и тазик. Нахлебавшись, я уползла обратно. Хотела начать уже вечером. Но поостереглась. Нужна была ясность в голове, чтобы восприятие было четким. И реагировать надо быстро. Поэтому решила поднакопить сил.