- Женя, ты как собака на сене ...

Прошло около сорока лет. Ко мне на прием довольно часто приходила сначала сама, потом с дочерью, женщина лет тридцати. Красивая - мало сказать. Она была очень красивой и притягательной. Была разговорчивой, любила шутить. Ко всему, оказалось, что это младшая дочь того самого, из моего "Мошанского периода", Паши.

Однажды решил пошутить и я. Назначив лечение, я сказал:

- Ты знаешь, что к твоему рождения я имею самое, что ни есть, самое раннее отношение.

Глаза женщины округлились. Она выглядела растерянной. Не знала, как себя вести, что сказать. Так же растерянно оглянулась на Надежду Ивановну - медицинскую сестру кабинета.

- Это как? Объясните!

- Когда-то в далекой молодости я отбил у твоего папы, нравившуюся ему, девушку. Это была не твоя мама.

- Ой! - выдохнула женщина и с облегчением рассмеялась. - Мама с папой пару раз вспоминали, шутили ... Так это вы?

Велик с мотором

Ранней весной Емил Петрович купил мотоцикл. Какой бы вы думали! Конечно, "Ковровец", как у Петра Кирилловича. С того дня утверждение, что "Ковровец" лучший мотоцикл в мире, звучало дуэтом. Иван Иванович мотоциклов не любил. Говорил, что это смерть на колесах. И продолжал ездить на велосипеде. У меня тоже был велосипед. Но ...! Сами должны понять!

Я решил с велосипедом не расставаться. Но мне хотелось, как Емил и Петр Кириллович ... У меня даже сон пропал!. А вы говорите, девушки ... Куда там?! Я перечитал все, что мог найти о велосипедных моторах. Нашел очень мало. Зато я нашел велосипедный моторчик. Сказали, что почти на ходу. Договорились на обмен. Как принято говорить современным языком - бартер. Я отремонтировал, лежащий дома уже несколько лет сетевой радиоприемник "Огонек". Маленький такой! На два диапазона. Выше, чем шире. В тот же день я принес в школьную мастерскую, тщательно вытертый прежним хозяином, мотор, бензиновый бачок, тросики, цепь и звездочку.

Иван Иванович, осмотрев двигатель, сказал:

- Должно быть живой. Да и Колю я знаю. Добросовестный и честный. Но заводить я тебе не советую. Я разобрал бы до последнего винта. Надо почистить, помыть, не спеша, собрать. Может, что-либо придется заменить. Не спеши!

Иван Иванович выделил мне участок стола в слесарной мастерской. Постелил старый синий халат. Дал тряпки. В две банки налили бензин и соляру. После обеда я взялся за дело. Неожиданно у меня появились квалифицированные помощники, если не основные работники. Это были Иван Иванович и Петр Кириллович.

Скоро весь двигатель лежал отдельными кучками деталей на чистых тряпках. Я скоблил, оттирал, мыл и тщательно вытирал. Потом стали собирать. Пришлось заменить кольца и контакты магнето. Наконец мотор собрали и закрепили в тиски. Бензиновый бачок подвесили к гвоздю, вбитому в стену. Соединили. Залили в бачок бензин с маслом. Подкачали карбюратор. Попробовали завести. Скоро голубой дым заполнил мастерскую. Мы разошлись.

На второй день я закрепил двигатель на велосипеде. Вышла неожиданная неувязка с креплением большой ведущей звездочки на заднем колесе. Уже все не помню, много лет прошло, но что-то случилось с тормозной втулкой. Плюс не работала ручка газа. Трос газа я закрепил к ручке сцепление. Тронуться я смогу просто от руки. Потом куплю стандартную. Заднее колесо решил собирать без втулки. Если что, буду тормозить двигателем. Иван Иванович, казалось, не обращал внимания. Неожиданно он сказал:

- Женя не спеши. Завтра съездишь в Атаки или Могилев, купишь нормальную ручку газа и втулку.

- Я только заведу движок на месте. Опробую.

- Женя! Если бы я не знал, какой ты баламут! Ты сегодня еще что-то учудишь! Не спеши! - в который раз повторил Иван Иванович.

А мне не терпелось. Я уже видел себя, приехавшим в Елизаветовку сегодня, не завтра! Наконец Иван Иванович ушел домой.

- Не забудь закрыть мастерскую! - крикнул он напоследок.

Я выкатил мое транспортное средство на улицу. Полукруглый дворик детсадика был огорожен толстостенной каменной изгородью. В этом дворике я решил провести испытательный "полет". Поскольку натягивать тросик сцепления было трудно, я решил завести движок на ходу. Просто с толчка. Так и сделал. Мотор завелся неожиданно быстро. Я даже не ожидал. Мотор работал ровно, без лишних стуков и другого шума. В седло я вскочил на ходу.

На малых оборотах я сделал круг по дворику. Мой новорожденный мопед вел себя послушно. Я решил прибавить газу. Выжал ручку, к которой должен был соединен трос сцепления. А ручка не выжималась. Я нажал сильнее. Вдруг ручка словно прыгнула и прижалась к ручке руля. Взревев, прыгнул и мой мопед. Я помчался вдоль стены. Отпустил газ, а мотор, кажется, взревел еще сильнее. Заклинил трос? Я автоматически затормозил педалями. Педали свободно прокрутились назад. Тормозной втулки нет!

Я вывернул руль у самой стены. А движок ревел все сильнее. Как говорят, пошел вразнос. Я не успел ничего подумать и предпринять. На полном ходу мой мопед врезался в каменную изгородь. Хорошо, она была невысокой. Меня выбросило. Я полетел через каменную преграду. Приземлился очень больно. Обо что-то очень сильно ударился подбородок. Клацнули зубы. Еще раз перевернувшись, я застыл. Боялся подняться. Вроде цел. Встал. С подбородка быстро закапала кровь.

Каменную изгородь я преодолел обратно уже вокруг, через проем калитки. Мой велосипед лежал на боку. Только он стал неожиданно коротким. Рама сложилась и в двух местах трубка оказалась порваной. О переднем колесе вообще речь не шла. Его не было. Вместо колеса было что-то, сложенное вдвое. Передняя вилка оказалась у педалей. Двигатель почему-то раскололся.

Я огляделся. Не видел ли кто? Как же? С той стороны садика на меня с интересом смотрела хромая заведующая. Кажется Юля, что ли? Я быстро затащил то, что было мопедом, в мастерскую. Вытерев ватой и бинтом из аптечки кровь на подбородке, закрыл мастерскую. Пошел в лаборантскую. Там я остановил кровотечение. Осмотрел в зеркале подбородок. Справа была широкая зияющая ушибленная рана с черным дном. Зубы целы.

На второй день Иван Иванович зашел в учительскую, предварительно побывав в мастерской. Выложил на стол тетради. Причесал свои русые, начинающие седеть, волосы. Потом уставился на меня. Я не мог понять, что написано на его лице. Радости не было, точно. Промелькнуло что-то, очень похожее на выражение лица моего деда Михася, когда я приходил к нему в ботинках на грязную босу ногу и, с занозами, цыпками и заусенцами, руками.

Оглянувшись, убедился, что кроме нас в учительской никого не было. Откинулся на стуле:

- Баламу-ут! Была б башка, разлетелась бы!

Когда бреюсь, внизу подбородка справа вижу бледный рваный небольшой шрам. С каждым годом он становится незаметнее. А может я стал хуже видеть?

Как мы бросали курить

Я курил тогда "Шипку". Петр Кириллович надрывал уголок пакета, щелкал ногтем большого пальца снизу. Из пачки выстреливала папироса "Беломор". Я вспоминаю то время и с трудом верю. Удивляюсь деликатности и долготерпению женской половины педагогического коллектива. И нашей тогда беспардонности.

Звонок на перемену. Учительская заполняется педагогами. Кто-то заполняет что-то в журнале. Кто-то просматривает план предстоящего урока. Некоторые, украдкой взглянув на завуча, пишут на колене, не написанный дома, план. Молодые учительницы стоят в очереди у зеркала на стене. Прихорашиваются. И только шесть представителей мужской части педколлектива прикуривают сигареты и папиросы.

Иван Иванович курил "Нистру" или "Ляна" по полсигареты в костяном мундштуке на перемену. Емил Петрович предпочитал "Север". Директор Иван Федорович и физкультурник Иван Иванович Куксин чаще "стреляли". Директор больше тянулся к Петру Кирилловичу за "Беломором". Куксин стрелял, что придется. За несколько минут в учительской формировались слоистые облака сизо-голубого дыма. Цвет дыма от каждого сорта сигарет или папирос тоже был разным. А в целом - хоть топор вешай ...