- Женя у них не единственный.

Гнев мой куда-то испарился. Мне стало чуть весело. По натуре я азартный. Сейчас я почувствовал себя увереннее. По крайней мере, благодаря Ивану Ивановичу и Емилу, я играл с открытыми глазами. Но мои партнеры по ту сторону стола видели во мне запуганного простоланчика.

Я не стал говорить о том, что мне весной мне не будет девятнадцати. Я решил играть по их правилам:

- Мне хотелось в августе попробовать поступить в институт. Может как-то можно договориться? Дать мне шанс. А вдруг поступлю?

По тому, как Павло самодовольно откинулся на спинку стула, я понял:

- Клюнуло! Иван Иванович был прав!

- Договориться... - почти жалобно пробормотал я, приближаясь к столу.

- Дело сложное! - протянул Лисник.

Я понял, что мои документы он не открывал. Даты рождения не знает.

Парфений все время молчал.

Глядя в лицо Лисника, я приблизился еще на шаг. Пора! Не отрывая взгляда от Лисника, я молниеносно схватил мои документы и сунул в карман брюк.

Павло Лисник тяжело поднялся и перегнулся через стол.

- Ты что? В трибунал захотел? Посадят!

Я вспомнил Емила Петровича:

- Сначала в прокуратуру. А там я расскажу все!

Не попрощавшись, я ушел.

Магарыч мы пили вчетвером. Иван Иванович Порядин (Белый), Емил Петрович, Петр Кириллович и я.

Прошло более двадцати лет. Я был на амбулаторном приеме, когда меня неожиданно вызвали в отделение. Скорая доставила больного с тяжелым носовым кровотечением. Артериальное давление 230/120 мм. рт. ст. Пациент лежал на высокой подушке, закинув назад голову. (Это, к сожалению порочная поза, которую принимает большинство пациентов с носовым кровотечением. Кровь изливается в глотку и в лучшем случае больной ее выплевывает. Большинство глотает, чтобы "не терять кровь", что чревато очередными грозными осложнениями).

Придав нужное положение, я начал срочную тампонаду носа. При этом я говорил с больным только на молдавском языке. Я был уверен, что больной из молдавского села. Осмотреть, откуда изливается кровь не было возможности. Толстая струя била слышными толчками. Чтобы спасти больного я решил перестраховаться и застраховать пациента от дальнейшей потери крови. Я принял решение наложить комбинированную заднюю тампонаду. Зверская процедура. Для больного и для врача.

Все прошло быстро, удачно, с минимальной потерей крови во время процедуры. Распорядившись о неотложных назначениях, я взял историю болезни и направился в ординаторскую, чтобы записать о проделанном. Описав состояние больного, состояние ЛОР-органов, я подробно описал проведенную тампонаду, написал окончательный диагноз. Назначил режим, диету, лекарственные препараты. Учитывая высокое давление, предписал консультацию терапевта и невропатолога. Назначил обследования.

Закрыв историю болезни, отодвинул ее в сторону. Подвинул с себе следующую. Тут же отодвинул, впившись взглядом в историю болезни предыдущего пациента с носовым кровотечением:

Лисник Павел Тимофеевич, и так далее...

В памяти, как на экране всплыло все: "Вы всего навсего учитель!; Агрессивный топот сапог по школьному коридору; Завтра с утра в сельсовет с паспортом!; Ты что? В трибунал захотел? Посадят!"

Хорошо, что я работал в маске, закрыв лицо. Плюс очки. Больной мог меня узнать и вспомнить события двадцатилетней давности. Это могло спровоцировать повышение давления, рецидив кровотечения, а то и кровоизлияние в мозг. К недоумению сотрудников, знающих о том, что я часто пренебрегаю мерами индивидуальной защиты, в последующие дни я маски не снимал. С пациентом продолжал общаться на молдавском, хотя часто он не все понимал.

В срок я удалил тампоны из носа. Все обошлось, как нельзя лучше. Давление стабилизировалось. Я готовил пациента к выписке из стационара. Как-то утром я проводил контрольный осмотр больных, забыв надеть маску. В процедурную вошел и сел на табуретку очередной пациент. Я поднял взгляд. Передо мной сидел Павло Лисник! Как можно равнодушнее и доброжелательнее я спросил о самочувствии.

- Хорошо, доктор! Хочу домой.

По лицу, наливающемуся бордовым цветом, его глазам я видел, что он меня узнал. Я старался не подать вида, что нас что-либо связывало в прошлом. Полагаю и надеюсь, что это мне удалось.

- Перед выпиской надо измерить давление.

Измерив, я с трудом оторвал взгляд от шкалы тонометра. 200/100. Ого!

Я снова назначил консультацию терапевта. Когда коллега измеряла давление, оно было 150/90. Я понял, что на этом этапе больному лучше всего уйти домой, чтобы не видеть меня. В тот же день пациент был выписан на амбулаторное лечение.

Химик Саша

Рассказывая о самих Мошанах, школе, людях и о том времени, поймал себя на том, что говорю обо всем, кроме основного - подготовки к вступительным экзаменам на следующий год. Между тем, начиная со второй четверти, с ноября я начал подготовку к экзаменам по трем дисциплинам: физике, химии, русскому языку и литературе. Сам характер работы, окружение уже, ставших коллегами, педагогов и сама школьная атмосфера располагали к чтению вообще и к учебе в частности.

Несмотря на то, что самым старшим классом был девятый, в школе были все необходимые учебники для среднего общеобразовательного заведения. Трудно сказать, какой дисциплине я отдал предпочтение, но начал с подготовки по русскому языку и литературе. Скорее всего потому, что на экзамене по русскому языку и литературе в Черновцах я написал сочинение на тройку.

Надо было научиться писать сочинения. Для этого надо было знать хрестоматийный материал и уметь анализировать его в том ракурсе, в котором нас натаскивала в средней школе наша Варвара Ивановна. И последним моментом было грамотное критическое изложение материала.

С разрешения Зинаиды Васильевны и Валентины Николаевны я перечитывал сочинения наиболее успевающих учеников. Очень скоро я отказался от избранной мной методики самообразования. Ощутимой была разница в восприятии материала девятиклассниками и мной, закончившим одиннадцать классов и уже работающим. Я видел: если я буду ориентироваться на написанные восьми- и девятиклассниками сочинения, к концу учебного года мои сочинения станут наивными и примитивными.

Решение вопроса я неожиданно нашел в методических рекомендациях по русскому языку и литературе для учителей. Я не писал полностью сочинения от начала до конца. Я старался делать то, чего я не любил делать в школе: я писал преподробнейшие планы моих будущих сочинений и укладывал их в моей памяти. Скоро это стало системой.

Несмотря на то, что на вступительном экзамене в Черновцах химию я сдал на "отлично", я осознавал, что физику я знал лучше химии. Тем не менее физику я вначале учил безсистемно. Просто выбирал наиболее предпочтительные разделы, особенно решение задач. Потом стал ходить на уроки физики к Петру Кирилловичу. Влюбленный в свой предмет, Петр Кириллович охотно совершал экскурсы в любой раздел физики. Признаюсь, довольно часто мы спорили. Споры эти, я понял позже несли в себе пользу для нас обоих.

Что касается химии, я неожиданно в качестве наставника я получил, живущего со мной в одной комнате на частной квартире, Сашу Чеботаря. Саша, закончив Тимирязьевскую академию, работал главным агрономом в колхозе. Наши совместные путешествия в мир химии начались неожиданно. Взяв в руки, принесенную мной из школы, "Общую химию", кажется Иванова, а может Глинки, точно не помню, Саша полистал книгу, затем внимательно прочел оглавление. Закрыв книгу, положил ее на стол.

Затем на меня посыпались вопросы. Я осознавал, что хотя Сашины вопросы не выходили за пределы школьной программы, на большинство его вопросов ответа у меня не было. Саша открыл мне глаза: несмотря на пятерку в аттестате и отличную оценку на вступительном экзамене в Черновцах, химию я знал из рук вон плохо. Тогда Саша мне сказал, что в моих знаниях отсутствует система. Я тогда не мог осознать, что такое система в химии.