Эфира несговорчивый изограф.

К утру порывы стихли, жилки ивы

Набухли от сошедшей теплоты.

Заря за темью замела следы,

И первый луч застрял в прическе дивы.

Вздымаю выросшие крылья,

Долой ребячество мое!

О, сердца юного всесилье!

     Его чутье!

Грешна ли? Может это ветер

Стучится веткою в окно?

Как жаль, что ты меня не встретил.

     Предрешено.

Сквозь воплощенья – дни и ночи —

Длят расстоянье – пустота!

Невстреченная – сердцем хочет

     Вкруг уст – уста!

Еще не знаешь ты, что летом

Меня пленил твой звонкий смех.

Я в Еву обращусь и в этом –

     Твой смертный грех!

Вокруг твердят: стареть легко,

Ведь все прекрасное – вне тела!

Быть может, так. Страшней всего

Остаться в старости без дела.

Пока в движении кипишь,

Ты существуешь, время тоже.

Без действия – немая тишь,

И друг на друга дни похожи.

Из побуждений ты благих —

На улицу, где многолюдно,

Причастным стать к делам других.

Стареть легко. Быть старым – трудно!

Мы спелись, к счастью наш тандем

– договоренность двух натур.

Мне так нужна любовь, не всем

симпатизирует Амур.

Мне нужен друг, в часы земной

тоски – взросления попутчик —

предтеча смуты роковой:

усталый, выжженный, колючий.

Мне нужен взгляд на мир – мужской,

противоречащий, не к месту.

От рук твоих – ночной покой,

от губ – жар страсти бессловесной!

Я требую тебя всего!

Как губку, выжму, – без остатка.

Лишь так – часть сердца моего

твоею станет подзарядкой!

Пьянящим воздухом простора

Наполнит легкие Весна.

Цветенья негой, птичьим хором

Сотрет следы зимы она!

На горизонте полукольца

На гладь воды легли сиять.

От рандеву дождя и солнца

В коленках дрожи не унять!

На лицах – счастье без разбору —

И власть эмоций над умом!

Как будто жизнь предстала взору

Вдруг неразменным пятаком.

И символом свободы, цельно

Наполнилась мечтой своей.

Как парус в дали беспредельной,

Как певчий судеб – соловей!

И сердце чье, – к щекам прихлынув,

Кровь, – растревожит трепет уст,

Прорвет отчаянно плотину

Любви апофеозом чувств?!

Душистою веткой пачули,

Восторженно славящей Бахуса,

Изящная мачта почуяла

Волнение гордого паруса.

Под хлопанье крыльев перкалевых,

Стоическим реем вклиненная,

Она восславляла окалины

Дюралевой страсти влюбленного.

Пусть парус, над палубой реющий,

В горячечном гаме бессонницы,

Изглодан ветрами – вон три еще –

Встревоженных мачт, пенной конницей

Объятых и белыми хлопьями

До первых конвульсий затисканных.

И, может, плывущие кольями

Рангоутной рубленой истины,

В края, где страданьям русалочьим

Наступит конец, и на исповедь

Придет сущий Бог, они в салочки

С волнами сыграют неистово.

Есть в служении музе предел,

Час которого муки усилит.

Сколько нужно мишеней для стрел

Вдохновенья – сразить цель навылет?

На столе разлеглась кожура:

Золотого плода круговина.

Вот и краткость – таланта сестра,

Обвилась забытья пуповиной.

Вот и ливни апрелю грозят

На деревьях оставить свой росчерк.

Не слова в разнобой ценны – ряд

Пробудившихся в таинстве строчек.

Не цветки, лепестками роясь,

Опадают на землю, белея.

А стихи зарождаются, связь

Крепнет их, от любви столбенея.

В них и тающий в небе закат,

Русской речи, не попранной, отзвук.

Настоящий поэт – языкат,

Молвит стих и наполнит им воздух!

Как дети, в юной зелени берез,

Не замолкая, ждут сердца любви.

Ей имя – путеводная средь звезд.

Ей позывной среди частот – живи!

За чувство соревнующийся – лжец.

Не отвратить любовь, зарой топор!

Фиаско потерпевший в ней – мертвец,

Победный клич бросающий ей – вор!

Звучанью струн живителен душ сонм.

В рост человек! Творения венец!

Когда два сердца бьются в унисон:

Одно другому – сросшийся близнец.

Когда тебя уже давно

Ничто от боли не спасает,

Когда разумное зерно

безумной жизни ускользает:

Сбрось туфли – к морю босиком,

И ощути единство судеб,

Сядь в позу, выдохни на «ОМ»,

Стихия никого не судит.

И море, грозное на вид,

любые раны исцелит.

Пролилась, растеклась и въелась,

Вличилась, обреклась на сучность.

И, прильнувши к груди, пригрелась

Нерадивых пороков тучность.

Залпами бы тебя рассеять,

Высечь – противен отзвук.

Жизней, как видно, девять

У марающей воздух.

Я буду скучать по Черному морю,

По хлестким волнам, спину мнущим причалу.

Вернусь ли? Превысит ли радость горе?

Превысит конец восхищенье начала?

Неведомо. Мне до сих пор не предлог

Причуды сомненья, чтоб жить, всей махиной

Несясь на Парнас мой, и смысл этих строк

Для сердца – как воздух, как первопричина.

Возможен в процессе обратный отсчет,

Хоть прядь седины – серебро за премудрость?

Возможно без крыльев планировать взлет?

Лукавством ума компенсировать скудность?

Я буду скучать, когда сердцу в груди

Придется в болезни сойти за живое.

Пусть лучше стихами оно прогудит,

Пусть ярых стремлений сиреною взвоет.

И если слова о любви – не ветра,

Сорвавшие с дней увяданья уборы,

Я буду, любовь, ни жива ни мертва

Внимать твоему многозвучному хору.

Любой, стоящий на твоем пути,

Привносит в жизнь ценнейший опыт…

Упасть, подняться и опять идти

Туда, где не ступали стопы

Ни Каина[2], ни Ламеха[3], ни тех,

Кто душами воинственными схож.

Идти в кромешной темноте,

Не вынимая острия из ножен.