— А ... а если я не хочу бежать? Если я хочу попытаться разрушить проклятие? — Гизелла с трудом сглотнула, но заставила себя продолжать. — Что ... что я должна делать?

Тристан смотрел на нее с уважением и удивлением в его темных глазах.

— Ты действительно хочешь попробовать? Ни у одной девушки за годы не хватило мужества. Все они бегут от меня в испуге, когда слышат мою историю и видят кости тех, кто пытался перед ними.

— Я ... — Гизелла рискнула еще раз взглянуть на груду костей, а затем встала и сделала шаг в сторону прикованного мужчины, пока не почувствовала тепло его обнаженной кожи против ее, почти голого тела еще раз. — Я хотела бы попробовать, — сказала она мягко.

Гизелла подумала рассказать Тристану о своем происхождении и причине, по которой она думала, что может освободить его от проклятия, но почувствовала, что у них мало времени для разговора. Его темные глаза уже принимали более светлый оттенок и изогнутые черные отметины на лбу и висках начинали пульсировать, как будто от какой-то странной магической энергии.

Снаружи луны-близнецы должно быть поднимаются, даже когда они говорили, и вскоре Тристан станет монстром.

— Что я должна делать? — спросила она снова.

Тристан смотрел на нее со своей огромной высоты, и его темные глаза теперь были почти золотыми.

— Ты должна подчиниться, — сказал он хрипло. — Подчинись моему члену в твоей киске, подчинись моему траху. Но предупреждаю, это будет нелегко. Настолько большой как я сейчас, я становлюсь еще больше в своей другой форме. И я не нежен.

Гизелла пытался сглотнуть и услышал сухой щелчок в задней части своего горла. Неужели она действительно собирается сделать это? В конце концов, Тристан предложил ей легкий выход – она могла убежать, как только он изменится, и попросить слуг освободить ее. Тогда, ее девственность останется нетронутой, она направится в монастырь Богини Света и примет жизнь, которую планировали ее родители.

Но когда она размышляла о монастыре, все, о чем она могла думать, так это то, что она больше никогда не увидит мужчину, особенно такого красивого и интригующего, как Тристан. Она никогда не узнает прикосновения мужчины или не почувствует, член между бедрами, наполняющий ее киску спермой. Она подумала о том удовольствии, которое испытала, когда касалась его и пробовала. Может, стоило бы рисковать, снова получить такое удовольствие? Если бы она пошла в монастырь, она была бы мертва, прежде чем даже жила. В то время как если бы она попыталась разрушить проклятие, даже если бы потерпела неудачу, она бы прожила свою короткую жизнь более ярко и захватывающе в свой последний час, чем могла бы жить всю свою жизнь жрицы с обетом безбрачия, спрятанная в храме, ничего не делая, лишь медитируя весь день. С этой мыслью, она знала, что решила.

Сделав глубокий вдох, она смотрела в глаза Тристана.

— Я не боюсь, — сказала она, хотя ее сердце так тяжело стучало в груди, что девушка почти слышала его. — И я хочу попытаться разрушить проклятие.

Глава 4. Зверь

— Очень хорошо. Но помни: если ты останешься и позволишь себя трахнуть зверю, которым я стану, я не отпущу тебя, пока не буду насыщен. Пока не заклеймлю твою киску полностью и не наполню тебя своей спермой. Ты понимаешь? — Голос Тристана был немного больше, чем рычание и толстые черные отметины на висках начали оживать. Они уже не были просто плоскими отметками, теперь они были длинными изогнутыми черными рогами со зловещими острыми концами, которые изгибались наружу и назад по бокам его лба.

— Я ... я понимаю. — Гизелла с трудом сглотнула, внезапно подумав, было ли это такой хорошей идеей, в конце концов.

— Тогда, если ты действительно хочешь попробовать, оставайся там, где я могу тебя видеть и чувствовать запах, — прогрохотал он. — И помни, ты не должна бороться. Что бы я ни делал с тобой, ты должна подчиниться. Понимаешь?

— Да. — Гизелла кивнула, ее пульс участился.

— Гизелла, ты очень храбрая, малышка. Самая смелая женщина, которую я когда-либо встречал. Ни у кого другого не хватило смелости прикоснуться ко мне, взять меня в руки или ласкать ртом и уж тем более выпить мое семя. — Он вздохнул, и хоть его глаза теперь были кругами яркого золота, а черные рога изгибались вверх от его головы, она все равно чувствовала жалость к Тристану.

— Я хотела помочь тебе. Я все еще хочу помочь. — Гизелла стояла на своем месте, хотя он увеличивался в размерах, а человечность покинула его золотые глаза.

— Но я боюсь ... Боюсь, что могу причинить тебе боль. Если я очнусь от проклятия и найду тебя мертвой… — Его голос был теперь хриплым, почти не похожим на человеческий, и когда Тристан согнул свои мускулистые руки против цепей, они тревожно заскрипели.

— Я не боюсь, — сказала Гизелла, хотя это была ложь. — Ты ... ты не причинишь мне вреда.

— Но если я это сделаю ... — Он покачал головой, животным жестом, как зверь, готовый к гону (прим. пер.: Гон - период половой активности у диких животных) или борьбе. — Нет, это ... слишком много риска. Не ... не хочу, чтобы ты ... рисковала.

— Я остаюсь. — Гизелла покачала головой и стояла на своем.

— Нет ... беги ... сейчас! — Последнее слово было почти ревом, и вместе с ним она увидела, что последняя человечность покинула его золотые глаза. Теперь он был полностью зверем, поняла она, и она со страхом посмотрела вверх на существо. Он был почти вдвое больше, чем когда был в человеческом обличье, а его член ... великая Богиня, его член был огромным. Он стоял между ногами, как дубина, и река предэякулята стекала с широкой головки. На мгновение Гизелла запаниковала, когда подумала, как громадный мужчина-бык Тристан попытается уместить это необъятное орудие между ее ног. Но она прикусила нижнюю губу и стояла на своем. Она дала обещание попытаться разрушить проклятие и разрушит его или умрет о первой же попытки.

Ослепительные золотые глаза зверя опустились на нее, и его губа искривилась в рыке. Согнув руки, он сломал тяжелые металлические цепи, как будто они были веревками, и разорвал кандалы на руках. Затем тяжелой поступью, которая, казалось, потрясла все подземелье, он направился к ней. «Я не должна бежать. Я не должна бежать», – повторяла Гизелла снова и снова в своей голове, и, тем не менее, было гораздо легче сказать себе, чем фактически подчиниться приказу. Невозможно стоять и ждать, пока огромный монстр приблизится к ней. Если бы она исследовала лицо зверя, она все еще могла увидеть темные, красивые черты Тристана, но чистый, жгучий голод в его глазах сообщал, что она была ни чем иным, как добычей для него.

Медленно и осторожно она отступила, когда зверь продвинулся. Это может быть трусливо, но она не могла стоять на месте и ждать, чтобы быть выпотрошенной и съеденной, она просто не могла. Возможно, она все-таки сможет дойти до двери и позвать, очень тихо, чтобы не расстроить зверя, чтобы слуги выпустили ее. Тристан сказал, что они были обучены спасению девушек, которых приводили ему. Если бы она могла добраться туда, она могла бы ...

Задняя сторона коленей ударилась обо что-то мягкое и упругое, и она чуть не упала. Рискнув, она быстро глянула через плечо, поняла, что отступала непосредственно в сторону массивной богато заправленной кровати, которую видела, когда впервые вошла в подземелье. Богиня, что теперь?

Пока она задавалась вопросом, что делать, зверь внезапно оказался над ней. Гизелла почувствовала, что может упасть в обморок от испуга, когда его огромная масса нависала сверху. Он наклонился, глубоко вдохнув, и вдруг в ее голове пронеслись слова Тристана о том, что запах зрелого тела женщины, особенно если ее киска мокрая и готова к сексу, слишком много для монстра, чтоб вынести. Это было то, что зверь делал – нюхал ее, чтобы убедиться, что она созрела для секса. Дорогая Богиня! Дрожа, Гизелла плотнее сомкнула бедра, но прекрасно понимала, что это бесполезно. То, что она сосала Тристану и глотала его сперму раньше, сделало ее киску влажной от желания. Ни за что зверь не мог не ощущать аромата ее желания. И в тот момент, когда монстр обнюхает ее, захочет спариваться. Трахнуть ее и наполнить спермой, как предупреждал Тристан.