Он не помнил, сколько времени просидел на стуле, думая о старшем брате, которого очень любил. После ранней смерти императора Павла, Александр Павлович заменил ему в детстве отца, а во взрослой жизни друга, заботливого, строгого, справедливого.

С трудом поднявшись, оглядев собравшихся вокруг него военных и статских, Николай Павлович направился в Большую церковь Зимнего дворца. Церковь оказалась закрытой, тогда он вернулся через северные ворота в Малую церковь. Здесь великий князь приказал отцу Криницкому поставить аналой и положить на него Евангелие. Когда принесли присяжный лист, Николай Павлович приказал священнику читать его. Дрожащим голосом, задыхаясь от рыданий, он повторял вслед за священником слова присяги, отчетливо произнося имя нового государя Константина Павловича.

Услышав слова присяги, произносимые великим князем, Михаил Андреевич перекрестился и неспешно направился на половину вдовствующей императрицы. Лихой кавалерист, герой Наполеоновских войн, петербургский генерал-губернатор Милорадович собирался навестить Марию Федоровну сразу после получения известия о кончине императора Александра I, но встреча с Николаем Павловичем, которую он надеялся провести быстро, затянулась.

Миновав малую переднюю, он с волнение вошел в большой кабинет, куда недавно после молебна вернулась Мария Федоровна. Он видел ее в окружении фрейлин, шествующей от Малой церкви, когда сам сопровождал туда великого князя Николая. Вдовствующая императрица в его сторону не посмотрела.

– Царица! Милостивейшая государыня! Божественная! – прошелестел он пухлыми губами, едва предстал перед Марией Федоровной.

Михаил Андреевич не притворялся. Он откровенно восхищался вдовствующей императрицей, лицо которой, несмотря на переживания, сохраняло следы прежней красоты: тонкие, нежные черты, правильный нос и приветливая улыбка. Она уже успела переодеться после молитвы и принимала генерала в коротком декольте с высокой талией и с буфчатыми рукавчиками. Наряд ее завершал мальтийский крестик на черном банте, память о муже императоре Павле I.

– Расшаркался, – недовольно вспыхнула она, ее бледное продолговатое лицо исказила усмешка: – Хватит своими маслеными глазками моргать. Ты, милостивый государь, можешь перед дочерьми Майкова представления устраивать либо перед Катериной Телешевой, а меня не проймешь, я мертва, как каменная глыба. Лучше рассказывай, зачем сына моего Николая Павловича с толку сбил. Теперь после сего присяга по Константину пойдет по всем воинским частям, правительству, а там за столицей Москва потянется, другие. Куда торопился? Почему совет со мной не держал? Надо было весточку от Константина подождать. Коль он откажется, подтвердит свое отречение? Что тогда заведешь, а?

– Чего бояться, матушка, если у меня в кармане 60 тысяч гвардейских штыков. Я ведь не только военный генерал-губернатор Петербурга и шеф петербургской полиции, но и командующий гвардией. У меня генералы только и ждут указаний, – придерживая рукой шпагу, самоуверенно отрапортовал Милорадович.

– Ой, напугал, – махнула платком Мария Федоровна.

– Да я ведь ради вас, матушка, стараюсь, – попытался оправдаться Михаил Андреевич, быстро пробежав пальцами правой руки по пуговицам шитого золотом мундира.

– Что-то не заметила вашего старания, – настороженно произнесла она, взяв в руки украшенную драгоценными камнями шкатулку.

– Как же! – воскликнул петербургский генерал-губернатор.  – Председатель Государственного совета Петр Васильевич Лопухин извещен и находится в полной готовности. В Российско-Американской компании ждут вашего согласия и готовы поддержать вас финансово. Адмирал наш прославленный Николай Семенович Мордвинов сегодня утром меня спрашивал: когда? Все от вас зависит.

– Понимаешь ли, – она качнула головой. – Указ мужа моего, императора Павла I, о престолонаследии не дает мне прав на престол при живых сыновьях.

– Государыня! – чуть не закричал Милорадович. – Мы с вами это уже обсуждали. Вы будете регентшей при сыне Николая Павловича Александре. И указ тут нам не помеха. У меня 60 тысяч… – Он прервался под насмешливым взглядом вдовствующей императрице и развел руками: – На все воля ваша.

– Надо дождаться ответа от Константина Павловича. Вы же сами того хотели, принуждая Николая Павловича к присяге. Признайтесь, вас кандидатура цесаревича тоже устраивает? – с усмешкой сказала Мария Федоровна.

Она открыла шкатулку, долго смотрела в нее, словно проверяя содержимое своей заветной хранительницы, а потом достала из нее золотой перстень.

– Красивая вещь? – спросила, улыбаясь, Мария Федоровна.

– Бесценная, – ответил Милорадович, приближаясь и рассматривая перстень. – Черная кругом эмалевая полоса и медальон с рельефным портретом императора Александра I.

– Возьмите на память, – Мария Федоровна протянула перстень. – Вы этого заслуживаете.

– Царица! – опускаясь на колени, воскликнул старый генерал.

– Не надо эмоций, – она подняла руки. – Идите. У вас много дел. И… Прошу, не надоедайте больше Николаю Павловичу. Такими торопливыми поступками вы становитесь подозрительны.

Милорадович вышел из малой передней, оглянулся, скосил глаза на руку, любуясь подарком вдовствующей императрицы. Постоял в нерешительности, окинул взглядом пустующий длинный коридор, череду зашторенных окон, и подумал:

«Может быть, сейчас и в дом Голлидея, к Майковым, заявиться?»

Михаилу Андреевичу, обладающему большим воображением, вдруг отчетливо представилось, как во время обеда в квартире Майкова все обратят внимание на перстень. Посыплются вопросы: кто, где, когда?

– Ваше высокопревосходительство! – звонкий молодой голос заставил старого генерала вздрогнуть.

– Не глухой, слышу, – буркнул Милорадович и придирчиво посмотрел на прапорщика.

Молодой гвардейский офицер был одет безукоризненно. Генерал отметил и выправку. И даже чуточку позавидовал его молодости, но тут же, откинув грустную мысль об ушедших годах, уже теплее сказал:

– Докладывайте!

– Вас приглашают на заседание Государственного совета. Князь Голицын просил передать.

– Это еще зачем? – спросил генерал-губернатор и, сообразив, что прапорщик здесь ни при чем, улыбнулся, хлопнул его по плечу: – Доложи, сейчас буду.

Спорившие между собой, собравшиеся кружком, члены Государственного совета не сразу заметили петербургского военного генерал-губернатора. Да и он показать себя желания не изъявлял – прислушивался. Громче всех говорил князь Александр Николаевич Голицын. Бывший обер-прокурор, бывший министр просвещения, а ныне управляющий почтовой частью империи, маленького роста полноватый мужчина с большой залысиной на голове, так давно и хорошо знакомый Милорадовичу, излагал свои мысли:

– Мы поступили, как и должны были поступить государственные люди – распечатали пакет с документами и прочли манифест почившего в бозе императора Александра I. Теперь мы обязаны исполнить сию волю государя, объявить наследником престола великого князя Николая Павловича. Надо извлечь на свет другие экземпляры документов. Они хранятся в Синоде и Сенате, подлинник находится в Москве – в престоле Успенского собора.

Голицын говорил тихо, но Милорадовичу казалось, что голос князя сотрясает стены здания и слова его обращены не к членам Государственного совета, а лично к нему, генерал-губернатору Петербурга, осмелевшему вопреки воле усопшего императора заставить великого князя Николая Павловича присягать на верность цесаревичу Константину Павловичу.

Милорадович попытался сосредоточиться. Спорить с Голицыным было не просто. За время службы обер-прокурором он обрел хорошие навыки спорщика. Князь мог знать еще какие-нибудь тайны, связанные с манифестом Александра I.

Когда Голицын замолчал, Милорадович осторожно объявил:

– Великий князь Николай Павлович принял присягу цесаревичу Константину Павловичу. Присягают новому государю войска и в первую очередь гвардия. Советую последовать их примеру членам Государственного совета. Что же до манифеста от 16 августа 1823 года в бозе почившего императора Александра, то Александр Николаевич, как бывший обер-прокурор, со мной должен согласиться – манифест умершего императора не имеет силы.