***
XXI век, современный Лондон.
Пять лет назад…
Тейт проснулся в свей скудно меблированной квартире на Гарлик Хилл: кирпичный дом, что отделяла от Темзы одна лишь Аппер-Темза-стрит. Тейт ненавидел воду, но родители помогли ему устроится именно здесь, и жаловаться было бы крайне неблагоразумно. Ему восемнадцать, и он только что поступил на исторический факультет Королевского колледжа.
Но проснулся он вовсе не по причине ранних занятий. Уже третий год кряду юношу мучает один и тот же сон. Мучает потому, что последствия по пробуждении вовсе не такие, какими они должны быть от простого полета фантазии и души в мирах сновидений. Пот пропитывает простыни и одежду, и душит отдышка.
Ему снова снится бирюзовая озерная гладь. Туман заволакивает шелестящий клен, и насыщенный влагой воздух прорезает острие меча, вонзаясь в ствол дерева. Юноша оступается, и вода бурлит, точно кипяток, засасывая его в водоворот. И кто-то смеется: из раза в раз одно и то же лицо и темные волосы, но он никак не может разглядеть обладателя смеха. Но он знает, он уверен: это враг.
Пятый час утра. Тейт смахивает мокрые от пота кудри. Светлая занавеска, купленная по дешевке в Икее треплется по ту сторону окна, «вытянутая» прохладным воздухом на улицу. Сероватая голубизна рассвета производит свое умиротворяющее действие, и Тейт откидывает одеяло, собираясь на пробежку, как делал это всегда, чтобы «прочистить мозги». Либо это, либо подпольные драки, за которые его не раз пытались привлечь к ответственности, но он все время ускользал от представителей правопорядка.
Он всегда бегал вдоль Темзы: до Тауэрского моста, по нему до больницы Гайс, далее мимо железнодорожных путей Ист Ватерлоо по Парк-стрит мимо галереи Тейт-модерн и по набережной до моста Саутварк, откуда обратно до квартиры. Он ненавидел Темзу, он ненавидел галерею, что носит его имя. Он много чего ненавидел, включая выбранный родителями университет. Он терпеть не мог и сам Лондон, который в любое время суток казался пропитанным серостью, туманным как призрачное видение, как те сны, от которых он не мог убежать.
Такая пробежка совершалась каждый день. И с каждым днем Тейт все больше и больше ненавидел эту реку. Чайки перекрикивали его мысли…
Родители присмотрели ему место в Британском музее после окончания обучения. Но Тейт никогда не хотел такой карьеры. Его трясло от одной мысли, что вся судьба может быть расписана на листе за какие-то жалкие десять минут. Это неправильно, иначе чем люди отчаются от цирковых зверят, которых тоже обучают и тренируют, но и не думают давать выбор?
***
V век нашей эры. Жилое здание напротив оборонительной стены. Правый берег Уолбрука - притока Темзы.
Два с половиной года назад…
Положение в городе ухудшалось с каждым днем. Черный Легион увеличивался.
- Их ряды пополняются быстрее, чем вырастают сорняки, - возмужавший за минувшие годы Рубио счищал острым лезвием клинка кожуру с яблока. Внизу легионеры вышагивали вдоль стены.
- С каких это пор ты у нас в агрономы подался? - Вспылил Персиваль. - И вообще какого хрена ты делаешь? – продолжил тот, отнимая яблоко. – А ну отдай, в кожуре самые витамины.
Подпирая ладошкой лицо, Вайолет фыркнула. Билл тоже засмеялся. Щеки Рубио покрылись румянцем. Закатное солнце окрасило небо у горизонта в насыщенные фиолетовые и огненно-рыжие цвета. Лучи играли на западной части колизея. Персиваль разрезал яблоко на дольки, протягивая первую Вайолет. Семечко упало, отскочив от черепицы.
- Они все равно не помешают пророчеству сбыться, - презрительно бросил в сторону легионеров Персиваль, раздавая оставшиеся части фрукта. – Мы ждали этого так долго…
***
XXI век. Современный Лондон.
Наше время…
Вновь кошмар. Сон не меняется, лишь приходят новые детали, которые с трудом поддаются запоминанию. Очередная пробежка. Лондон по-прежнему сырой и голубовато-серый, словно помещенный в огромную банку с промытыми кисточками художника, некогда содержащими синюю краску.
Тейт окончил Королевский колледж. Не так хорошо, как хотели мистер и миссис Лэнгдон, но натянутая улыбка со дня вручения диплома все равно радует взор родителей светловолосого юноши – фото повесили на цыплячьего цвета стену, гордясь им как трофеем. Тейту было все равно. Он оттягивал разговор с потенциальными работодателями из Британского музея, зарабатывая на подпольных драках. Родители не знали, уверенные, что сын получает деньги за дистанционное сотрудничество с каким-то археологическим центром в Сомерсете. Тейту не нравилась монотонность обучения. Ему нравилась сама история, но даже не столько то, что рассказывали на лекциях, а та информация, которую он отыскивал самостоятельно, в приступах озарения перерывая архивы Британской библиотеки. Его увлекало погружение в другие эпохи, чувство причастности к определенным временным отрезкам, возможность «коснуться» прошлого и сделать его настоящим. Ему хотелось не просто знать дату правления Генриха II, но и знать, какова на ощупь его меховая мантия.
Тейт продолжал бегать. За пять лет он не только окреп, стал сильнее, но и досконально изучил путь пробежки: знал, что по понедельникам закрывают ворота на Ньюкомен-стрит, и нужно перелезать через забор, знал каждый выступ Лондонской стены и что лестница к мосту Миллениум имеет не ровное число ступенек: две у поручней по краям и девять по центру. Он свыкся с современным Лондоном, научился мириться со своей ненавистью к городу, но не мог погасить внутреннюю тягу к прежнему Лондону – Лондону старинному, малоизвестному, неприглядному, таинственному и окутанному легендами. Тейт не верил в сказки про драконов и магов, но они волновали его.
В один из пасмурных дней, как обычно добегая до моста Миллениум со стороны Галереи, юношу отвлекло поблескивание в Темзе. Волны со спокойным плеском набегали на узкую береговую линию. Тейт остановился, переводя дыхание оперся о заграждение, глядя вниз, всматриваясь в мутные воды реки. Вновь блеск. Мелкий дождь барабанил по легкой ветровке юноши, и капли разрастались на водной глади до незатейливых кружков. Пятый час утра: вокруг никого. Громадные чайки низко парили над рекой. Но не только сверкание на воде привлекло внимание юноши: от набегающих волн отскакивал черный ворон с бирюзовой ленточкой на одной из лап - Тауэрский. Тейт быстро огляделся.
“Поймаю и отнесу обратно в Тауэр. Сделаю доброе дело для этого треклятого города”, - с ироничной полуулыбкой подумал юноша, в одно мгновение перемахнув через ограждение, приземлившись подошвами тренировочных кроссовок на мокрые хрустящие камни. Черный ворон каркнул. Дождь барабанил по капюшону, намокший локон падал на лицо. Тейт медленно шагал за птицей, не обращая внимания на холодную воду, заливавшуюся в кроссовки с каждой новой волной; спортивные штаны дрожали на ветру как парусина, и пахло водой и сладкими жареными каштанами, что продают на мосту в палатках на колесиках. И когда наконец Тейт, сосредоточенно выждав момент, бросился вперед, желая схватить ворона, он оступился; возобновилось сверкание на водной глади. Юноша рухнул в воду, блеск будто ослепил, в глазах стало больно, и что-то схватило его за руку, потянув в вниз, ко дну, что было неприемлемо для мелководья. От ощущения удара головой Тейт отключился.
Тауэрский ворон, словно в поисках, продолжал перепрыгивать по грубым кускам кирпича, где секундой назад еще возвышалась фигура юноши…
***
V век нашей эры. Лондиниум. Северный берег Темзы.
Наше время…
- … быстрее, вытаскивайте его… сюда, давайте… - отдаленные голоса, звучащие как тихий прием телевизионной программы.
Вдох. Бешеное сердцебиение. Барабанные перепонки разрывало от звона.
Первый глоток кислорода за полминуты.
Тейт вдохнул так резко и глубоко, что поперхнулся, закашляв. Вода жгла в легких.
- Поглядите на эту обувь…
- Завидуешь?
- Да не смейся!
Тейт слышал разговоры, но не мог понять, почему ничего не помнит. Рядом какая-то бесконечная возня. Перестав кашлять, юноша разлепил глаза. И обмер от удивления: первое, что он увидел – это берег. Бесспорно, по изгибу Темзы он понял – это место – точное расположение моста Миллениум. Которого здесь нет. Как и нет привычных домов, нет строительных кранов, Галереи Тейт и белых стен Шекспир Глобус, не видно молочного купола Собора Святого Павла и стеклянных высоток Лондонского Сити. Абсолютно ничего, лишь береговая грязь, деревья, треск деревянных лодок и людские крики чуть поодаль - там, где начиналась оживленная часть города.