После выяснения результатов голосования командующий флотом заявил, что им были исключены все решения, кроме двух предложенных в воззвании, и потому он считает, что флот высказался за поход в Севастополь.

Тогда я, взяв слово, повторил вышеизложенные мною мотивы за уничтожение судов, указал, что 1000 воздержавшихся и голосовавших за "борьбу до последнего снаряда" - это и есть именно те, от которых можно было бы в крайнем случае ожидать сопротивление при уничтожении судов, сопротивление, в которое я вообще не верю. Ясно, что эти лица безусловно разбегутся, узнав об определенном приказании командующего топить флот - у них для этого времени достаточно. Кроме того, часть команд, высказавшихся за поход в Севастополь, присоединится к ним, и, таким образом, некому будет воспрепятствовать уничтожению кораблей, тем более что на флоте (как видно из голосования) имеется 450 человек матросов, которые решили, не считаясь ни с какими угрозами, принять участие в потоплении судов.

Вместе с тем я обращаю внимание, что поименное голосование дало в сумме немного более 2000 человек, вместо имевшегося ранее состава 3500 слишком моряков.

Из приводимых цифр видно, что почти 50% команд уже дезертировало к моменту настоящего собрания.

Опираясь на эти данные, я утверждаю, что фактически большинство высказалось за потопление судов, и это решение должно быть принято, тем более что для его выполнения потребуется очень небольшое число участников, имеющееся с избытком на лицо.

Меня горячо поддерживали: командир миноносца "Гаджибей" лейтенант В. Алексеев, командир миноносца "Лейтенант Шестаков" мичман Аненский, председатель судового комитета того же миноносца С. М. Лепетенко, командир миноносца "Сметливый" лейтенант Панфилов и представитель водного транспорта Кремлянский.

Тогда А. И. Тихменев заявил: "Повторяю, что флот высказался за поход в Севастополь, и я утверждаю это тяжелое решение в надежде, что флот по окончании войны все же будет нам возвращен. Требую безусловного исполнения всех моих приказаний, приказываю: сегодня принять провизию для похода, к вечеру закончить все расчеты с берегом и иметь пары на завтра, к 9 часам утра, после какового времени последует сигнал о выходе судов из гавани на рейд. Считаю заседание закрытым".

Тогда к командующему флотом А. И. Тихменеву, подошли: С. М. Лепетенко, лейтенант В. Алексеев, лейтенант Панфилов, мичман Аненский и я и заявили ему, что мы не считаем для себя возможным исполнить его, А. И. Тихменева, приказание о походе в Севастополь. Ничего не ответив, Тихменев повернулся и вышел из кают-компании "Воли", где происходило это собрание.

Отмечу, что Г. К. Граф сообщает, будто решения были приняты собранием, а мои, кстати приводимые в искаженном виде, предложения, якобы "категорически" были отвергнуты именно собранием.

На самом же деле оба собрания проходили под "диктатурой" А. И. Тихменева и кроме указанных мною заявлений и предложений никому не было дано возможности высказаться или вступить в прениях, и правильного голосования ни по одному вопросу не было.

Вот как у флота было вырвано А. И. Тихменевым и его советниками давно уже намеченное ими позорное решение.

Дальше, на той же 419 стр. мы читаем:

"Однако, к сожалению, появившийся в командах раскол уже не прекращался до самого конца. Ему очень способствовала позиция, занятая некоторыми офицерами со старшим лейтенантом В. А. Кукелем во главе. Кукель стал горячо агитировать против возвращения флота в Севастополь. В офицерской среде он проповедовал это под тем соусом, что ему якобы не позволяет идти в Севастополь его офицерская честь и достоинство. Повторяя все время красивые фразы, В. А. Кукель увлек за собой 5-6 молодых офицеров, поверивших искренности его убеждений, на самом же деле "достоинство старого офицера" не мешало Кукелю, переодеваясь матросом и в фуражке с черной лентой (а не в георгиевской-черноморской) с надписью "Керчь", пробираться в команды и агитировать за потопление судов уже на совершенно другой подкладке. Особенно он агитировал за это среди команд дредноутов".

Отметим начало выливания "ушатов грязи". Всему личному составу флота, бывшего в Севастополе и Новороссийске, отлично известно, что я вообще на митингах не выступал и никаких политических речей не произносил (а на них-то очевидно и намекает Г. К. Граф, говоря "о другой подкладке" моей агитации).

Митинг действительно выбрал делегацию, которая во главе с Кулиничем (опять с черной ленточкой) отправилась к дредноуту "Воля", собиравшемуся выходить из гавани.

Подойдя к "Воле", делегация изложила вахтенному начальнику (со стенки, так как на палубу она пущена не была) цель своего прихода и просила доложить о себе А. И. Тихменеву. Последний передал через того же вахтенного начальника, что всякие разговоры на эту тему бесцельны, его решение идти в Севастополь неизменно и "Воля" сейчас приступит к выходу на рейд. На этом прерывается история таинственной "черной ленточки", столько раз тревожившей совесть Н. Р. Гутана в те грозные исторические дни.

Дальше на 419 стр. находим:

"Позиция, занятая офицерами, пошедшими за В. А. Кукелем и явно вышедшими из повиновения командующему, не могла не усилить раскола в командах, в особенности на миноносцах. Почти половина судов, раньше хотевших идти в Севастополь, в последнюю минуту решила топиться".

Пожалуй, автору не стоит особенно скорбеть о таком неповиновении нескольких командиров своему командующему - военная история оправдывает не один случай неповиновения, когда оно вело к положительным для дела результатам.

На стр. 425 мы находим:

"К вечеру 15 июня (не 15, а 16 июня, у автора выше была ошибка в исходной хронологической дате, скобки мои. - В. К. ) на остальных миноносцах, главным образом на третьем, так называемом "Ушаковском дивизионе" ("Керчь", "Калиакрия", "Гаджибей" и "Фидониси"), все время шли сплошные митинги с участием разных посторонних лиц. На них особенно выделялся своими демагогическими выступлениями все тот же старший лейтенант В. А. Кукель".

Как было сказано, я ни в каких митингах участия не принимал, за исключением, пожалуй, одного-единственного раза.

Дело было вечером 17 июня (а не 16), когда все суда, решившие идти в Севастополь, уже стояли на якоре на внешнем рейде. Дело в том, что после отъезда моряков-делегатов в Екатеринодар - столицу Кубано-Черноморской республики, в массы, кроме лозунга "борьбы до последнего снаряда", начал просачиваться характерный, но тем не менее бесконечно нелепый по своему содержанию лозунг: "Ничего не предпринимать до возвращения из Екатеринодара делегации моряков, посланной заседанием 14 июня на пленум ЦИК Кубано-Черноморской республики". Эти сведения мне сообщил вышеназванный Кулинич, который, посещая все митинги, неизменно информировал меня об общих настроениях широких масс. Этот же Кулинич вскоре после выхода на рейд судов, решивших идти в Севастополь, пришел ко мне и сообщил, что у него создается впечатление, что среди команд оставшихся в гавани судов, начинает заметно все больше пользоваться популярностью лозунг "Ничего не предпринимать до возвращения делегации из Екатеринодара". Вечером того же числа мне стало известно, что на "Гаджибее" идет митинг всех оставшихся в гавани судов, на котором указанная делегация, только что вернувшаяся из Екатеринодара, делает доклад о своей поездке.

Считая, что с выходом командующего на рейд "Керчи" будет предназначена руководящая роль в потоплении судов, я решил пойти на митинг, дабы на случай провокации со стороны вернувшихся делегатов, позиция которых мне была неизвестна, постараться эту провокацию предотвратить.

На "Гаджибее" я застал следующую картину: место оратора было занято главой делегацией, вышеупомянутым командиром миноносца "Пронзительный" бывшим лейтенантом Бессмертным. Митинг, видимо, подходил к концу. Конец речи Бессмертного (начала которой я не слыхал), сводился к следующему: командующий флотом вышел на рейд только для того, чтобы удостовериться в повиновении флота, и теперь приказывает всем кораблям, стоящим в гавани, немедленно выйти на рейд.