Незабываемой стоит перед моими глазами картина гибели дредноута "Свободная Россия", вся команда "Керчи" - на верхней палубе, мрачно и молча смотрит на переворачивающийся вверх килем гигант. Головы всех обнажены. Мертвенно тихо. Слышны только тяжелое дыхание, глухие вздохи и сдерживаемые рыдания.
После того как корпус "Свободной России" скрылся под водою, миноносец "Керчь" пошел по направлению к Туапсе.
Около 10 часов вечера 18 июня, при подходе к Туапсе, с миноносца "Керчь" была послана радиотелеграмма следующего содержания: "Всем. Погиб, уничтожив часть судов Черноморского флота, которые предпочли гибель позорной сдачи Германии. Эскадренный миноносец "Керчь".
Эта радиотелеграмма, с одной стороны, должна была доказать судам, бежавшим из Новороссийска, что в потоплении флота не было ничего невозможного, а с другой стороны, еще раз подчеркнуть предательство отряда, ушедшего в Севастополь для сдачи своих судов немцам.
Что эта радиотелеграмма должна была быть принята и теми, для кого она предназначалась, доказывает то обстоятельство, что ее текст полностью был напечатан во всех газетах юга России и Северного Кавказа через несколько дней после завершения Новороссийской трагедии.
19 июня в 4 часа 30 минут утра, после своза команды на берег, бывшим мичманом Подвысоцким, минно-машинным унтер-офицером 1-й статьи Кулиничем, машинным унтер-офицером 1-й статьи Вачинским, мотористом Белюк и мною, по пеленгу N на маяк Кадошь, в полутора милях от него, на глубине 15 сажен, был затоплен миноносец "Керчь".
Приятно отметить, что весь дивизион имени адмирала Ф. Ф. Ушакова, стяжавшего себе незабываемую среди моряков славу в боях при Керчи, Гаджибее (Одессе), острове Фидониси и мысе Калиакрия, покончил свое существование, не запятнав имени своего доблестного шефа - так же, как не запятнал его в японскую войну броненосец "Адмирал Ушаков".
А вот как изображены изложенные события, разыгравшиеся в мае - июне 1918 года в Новороссийске, бывшим капитаном 2 ранга Г. К. Графом в его книге и бывшим капитаном 2 ранга Н. Р. Гутаном, давшим ему справочный материал.
Рассматривая обстоятельства, предшествовавшие переходу части Черноморского флота из Севастополя в Новороссийск, в период, когда разъезды генерала Коша заняли уже окрестности Севастополя, автор, изображая упорное стремление миноносца "Пронзительный", положительно рвавшегося в Новороссийск, на стр. 396 пишет:
"Едва об этом пронюхали команды других миноносцев, как на всей бригаде является неудержимое желание бежать. Почти все миноносцы, за исключением "Дерзкого", "Гневного", "Звонкого" и "Зоркого", готовятся к походу. Внешняя сторона решения - спасти суда от неприятеля; истинная причина - шкурный вопрос (? скобки мои. - В. К. ). Большинство командиров и офицеров миноносцев разъясняют командам необходимость подчиняться и ждать приказания командующего флотом, по, не имея успеха в этом пути, идут с миноносцами в море, дабы переходом в Новороссийск хоть временно отдалить гибель судов".
Какие же это были командиры и офицеры, которые ждали... приказания командующего флотом и были вынуждены, против своего желания, уйти из Севастополя?
Каких приказаний ждали они, когда главные силы немцев были в 2-3-часовом переходе от Севастополя и никаких предварительных мер по уничтожению судов командованием флотом предпринято не было, да и технически было слишком поздно их предпринимать в такой малый промежуток времени, когда с минуты на минуту можно было ожидать полной паники, в каковой момент всякие приказания, даже о походе были бы уже бесцельны?
Какую гибель судов подразумевает автор, указывая, что она временно отдалилась?
Расшифровывается просто. Эти командиры и офицеры были те, которые впоследствии ратовали за сдачу судов немцам. Приказание же, которого они ждали, это - сдать немцам суда.
Но почему здоровый и честный порыв назван "шкурничеством"? Кому могли быть страшны немцы, если сам автор на стр. 397 пишет:
"Кризис больных большевизмом команд разрешился в положительную сторону. Команды начинали выздоравливать. Причиною служило обстоятельство, что почти все лица, замешанные в расстрелах, бежали еще раньше".
О каком "шкурничестве" могла быть речь, когда многие из офицеров и матросов бросали свои семьи в Севастополе на произвол судьбы, без средств к существованию и без надежды на сколько-нибудь скорое с ними свидание? Нет, немцы не были и не могли быть кому бы то ни было страшны.
Отметим: в самом начале работы, у автора проглядывает явное желание оклеветать благородный порыв матросской массы и комсостава, порыв, впоследствии нашедший свое полное выражение в самоубийстве флота.
Не прелюдия ли это к чему-то скверному?
На стр. 402 автор описывает речь командующего флотом адмирала М. П. Саблина в Новороссийске, на делегатском собрании, произнесенную после того, как референдум команд, облек его полнотой власти:
"...офицеры эти, в количестве немногом более сотни, забыли все и, бросив все - даже свои семьи, ушли с Вами, дабы спасти корабли. Вот как сильна любовь к России и преданность к родному флоту".
Значит, спасение кораблей заключалось в уходе из Севастополя. Что же думают об этом те офицеры, которые как бы против своей воли ушли в Новороссийск (в числе которых находился Н. Р. Гутан), предпочитая ожидать "какого-то приказания" командующего флотом? Перечитывая строки, посвященные отъезду командующего флотом бывшего адмирала М. П. Саблина в Москву и передаче им командования флотом командиру дредноута "Воля" А. И. Тихменеву, на стр. 409 мы находим:
"На собрании адмирал заявил, что ему необходимо ехать в Москву, чем еще надеется спасти флот. Вместо себя, - сказал он, - я оставлю доблестного командира "Воли" капитана 1 ранга А. И. Тихменева, которого знаю давно с которым много плавал и взгляды которого на службу те же, что и у меня. Заметно волнуясь, адмирал подошел и обнял А. И. Тихменева".
Вот и все, а на самом деле автором пропущена самая существенная часть речи адмирала М. П. Саблина, ясно подчеркивающая его мнение о том, что флот будет принужден в конце концов покончить свое существование потоплением.
В действительности М. П. Саблин, сильно волнуясь, так закончил свою речь:
"История не забудет момента, когда Вы, доблестно бросив свои семьи и имущество в Севастополе, ушли в Новороссийск почти без всякой надежды на лучшее будущее, только затем, чтобы флот не достался в руки врагу.
События могут развернуться так быстро, что к моменту, когда будет решаться судьба флота, я не успею вернуться к Вам. Но я спокоен за флот и за Вас, так как передаю командование доблестному капитану 1 ранга А. И. Тихменеву, которого я знаю давно с которым много плавал, взгляды которого на службу совершенно совпадают с моими собственными и в личные качества которого я твердо верю".
После этого адмирал подошел к Тихменеву и обнял его. Замечу, что М. П. Саблину уже тогда было известно содержание привезенных И. И. Вахрамеевым документов, которые будут ниже цитированы мною.
У Г. К. Графа на стр. 409 мы читаем по поводу описываемых событий следующее:
"После его ухода, счел почему-то нужным выступить и находившийся здесь Глебов-Авилов. Он признавал отъезд адмирала чрезвычайно важным, хотя находил, что события идут настолько быстро, что быть может судьба флота решится прежде, чем командующий доедет до Москвы".
Как видно из моего изложения, мысль о скором кризисе в судьбе Черноморского флота была высказана самим М. П. Саблиным, а вовсе не комиссаром флота Н. П. Глебовым-Авиловым, как пытается изобразить факты наш автор. На стр. 412 мы читаем:
"Кроме того, из полученных 10 июня телеграмм, флот узнал, что Германией предъявлен Совнаркому ультиматум о переходе флота в Севастополь, где суда должны быть интернированы на все время войны.
Последним сроком выполнения своего требования противник назначил 16 июня, но потом продолжил его до 19 числа. Дальше говорилось, что если флот 19 июня не перейдет в Севастополь, то германское командование будет вынуждено прекратить дальнейшие переговоры и продолжать наступление по всему фронту. В силу этого ультиматума в срочном порядке предписывается уничтожить как боевые корабли, так и все другие суда, находящиеся в Новороссийске, а всему личному составу предписывалось эшелонами отбыть в Саратов, где формировались какие-то морские батальоны.
