— Ты уже влажная, Гри? — прорычал он, дуя на ее соски и наблюдая, как ее вспыхнувшая, раскрасневшаяся кожа покрывается мурашками. — Ты уже влажная для меня?

Она всхлипнула, когда он скользнул рукой по коже ее живота и, одним быстрым движением пальцев расстегнув пуговицу у нее на джинсах, проник ладонью под эластичную ткань ее трусиков. Его пальцы скользнули по мягким завиткам волос, и он невольно представил, как они станут дразнить и щекотать его, когда он будет ритмично входить и выходить из нее. Стиснув челюсти, он проник средним пальцем между скользких складочек и, коснувшись напряженного бугорка разгорячённой плоти, почувствовал, как ее бедра оторвались от кровати, толкнувшись навстречу его прикосновениям.

— О, Боже, — пробормотал он, надавливая большим пальцем на комочек нервов у нее между ног и проталкивая два пальца в ее влажное тепло. Она была готова, буквально сочилась влагой, а они ведь только начали.

С ней ему не хотелось спешить — ему хотелось наслаждаться каждым моментом — но от того, как она под ним извивалась, как при каждом движении пульсировал его член, ему пришлось пересмотреть свой план. Она нужна ему, а он нужен ей. Романтика может подождать. Сейчас ему просто необходимо войти в нее.

— Гриз, я хочу тебя, — сказал он, лаская ее глубоко внутри, и взглянул вверх, чтобы понаблюдать за игрой наслаждения и возбуждения, отразившейся на ее красивом лице. Она была так дьявольски совершенна, что внутри у него все сжалось, а грудь разрывалась от всех тех чувств, что он к ней испытывал.

По-прежнему удерживая внутри его пальцы, она подалась вверх и, потянувшись руками к его джинсам, стащила их вниз на его бедра. Его член — длинный, толстый и твердый, как камень, — теснила эластичная ткань его боксеров, поэтому Холден вынул из нее пальцы, чтобы наклониться и освободиться от одежды.

Она сдавленно вдохнула воздух, то ли от того, что ее больше не ласкали его пальцы, то ли от того, что он, наконец, предстал перед ней обнаженным. Он поднял на нее глаза, наблюдая за тем, как в изумлении приоткрылись ее губы, когда она скользнула взглядом вниз по его телу.

— Холден. О, Господи…

Он был большим. Он знал об этом, не потому, что видел много обнаженных мужчин, с которыми мог бы себя сравнить, а потому, что такая реакция была для него совершенно обычным делом. Впоследствии она менялась от восторга до страха, но первоначальная реакция всегда была одной и той же — несказанное удивление.

Пока Гризельда его разглядывала, он всматривался ей в лицо, пытаясь прочитать ее реакцию, сердце забилось в надежде, затем преисполнилось облегчения, когда она взглянула на него затуманенными темно-синими глазами. Девушка облизнула губы и потребовала:

— Сними с меня джинсы. Сейчас же.

Она откинулась на спину, он протянул руку к молнии у нее на джинсах и дернул ее вниз. Подцепив пальцами пояс джинсов и трусиков, он одним рывком стянул с нее все, отбросив на пол.

Впервые в жизни они лежали вместе совершенно обнаженные. Снова опустившись на ее тело, Холден расположился так, чтобы их сердца бились совсем рядом друг с другом, его руки заскользили по простыни в поисках ее ладоней, чтобы сплестись с ней пальцами. Он заглянул глубоко ей в глаза, когда она раздвинула ноги, пропуская его к себе.

— Я проверялся полгода назад, — сказал он, ненавидя себя за то, что вынужден об этом упоминать, но стремясь показать ей, что ему не все равно.

— А Джемма? — спросила Гризельда.

— Мы пользовались презервативами. Но я… — он замолчал, почувствовав себя каким-то эгоистичным мудаком, ничего не спросив о ее условиях контрацепции. — Я не хочу использовать их с тобой. Мы м-можем… но, я просто…

— Я тоже не хочу. У меня спираль, — сказала она, подняв колени и скрестив лодыжки у него на пояснице. — Я хочу чувствовать тебя.

— Ты уверена, Гри? Бл*дь, я безумно х-хочу тебя прямо сейчас, больше всего на свете. Но если ты не уверена…

— Я не знаю, что будет потом, — сказала она, в ее темных глазах читалась нежность и нерешительность. — Что будет потом?

— Я заставлю тебя кончить. Я буду обнимать тебя, пока ты спишь. Я изменюсь для тебя. Я буду жить для тебя. Я никогда тебя не отпущу, — пообещал он, захватив губами ее верхнюю губу и целуя ее.

Когда он отстранился, она сжала его руки, ее глаза заблестели от слез.

— Обещаешь?

— Об-бещаю, Гри.

— Дыши, — сказала она, толкаясь в него бедрами, чтобы он понял, что она готова.

Он напрягся над ней и уперся в скользкий, пульсирующий вход ее лона, затем замер, неотрывно удерживая ее взгляд.

— Гриз, спроси меня, сломлен ли я или остался прежним.

Она ахнула, когда он медленно, дюйм за дюймом вторгался в блаженство ее горячей, влажной плоти. Жадно ловя губами воздух, она тихо выдохнула:

— Холден, ты… такой же… как прежде… или сломлен?

Он с силой зажмурил глаза, у него дрожали руки от того, как сильно он пытался себя сдерживать. Ощущение засасывающей его плоти было просто невероятным, но он двигался как можно медленнее, наслаждаясь каждым моментом их соития, моментом, когда он во всех смыслах становился с Гризельдой одним целым. Наконец, кончик его эрекции уперся в ее матку. Он вошел в нее полностью. Он стал единым целым с единственной женщиной, которую он когда-либо любил, мог полюбить и будет любить всегда.

Его член пульсировал, сердце бешено колотилось, Холден открыл глаза и увидел пронизывающий взгляд ее темно-синих глаз, полных такой нежности и доверия, что он дрогнул и чуть не прослезился.

— Я такой же, как прежде, — прошептал он. — Ты делаешь меня прежним.

Слезы заволокли ее взгляд и, выскользнув из глаз, покатились к ее волосам, она обхватила ладонями его щеки, в исступлении притянув его лицо к своему. Он вышел из ее тугой плоти, затем снова начал вторгаться в нее, двигаясь плавно и неторопливо, стараясь не причинить ей боли, упиваясь тем, как реагируют на ласки и поцелуи чуткие нервные окончания их тел, в то время как его губы с жадностью пожирали ее губы.

Пот выступил у него на лбу, когда он осторожно вышел, затем со стоном наслаждения скользнул в нее вновь. Она гладила ладонями его грубую спину, он почувствовал, как сжались у него на коже ее пальцы, и вздрогнул, когда она провела по ней ногтями.

— Хорошо, — задыхаясь, произнесла она, оторвавшись от его губ и выгибая шею, так что ее голова с силой вжалась в подушку.

Ее темные глаза метнулись к его лицу.

— Я не сломаюсь. Я хочу тебя, Холден. Ты мне нужен. Забери меня домой.

Он наклонил голову, его влажный лоб опустился ей на плечо, и он задвигался быстрее. От трения его движений и жарких стонов, раздающихся из глубины ее горла, его член внутри нее налился и стал еще больше. Она крепко обхватила его ногами и изогнулась, с каждым толчком все глубже и плотнее захватывая его. Он почувствовал горячий водоворот у себя под мышцами пресса, как сжался и натянулся каждый мускул, как внутри нее начал подрагивать его член. А потом она выкрикнула его имя, и стенки ее лона запульсировали вокруг него, как гребаный рай.

Глядя на исказившееся в экстазе любимое лицо, он вдруг ясно почувствовал все это — единение прошлого и настоящего, прогулка по проселочной дороге, сказки, рассказанные на тесной железной койке, ее глаза в лучах солнца, полуоткрытые губы, упрямое сердце, нежная душа. Лишь на мгновение он застыл над пропастью, и когда с его губ слетело ее имя, он шагнул вперед, в вечность, отпуская, раскрывая свое сердце и высвобождая тело, и сдался неизбежности, которой и была его глубокая и вечная любовь к Гризельде.

Глава 20

— Ты знаешь, что означает имя «Гризельда»? — спросил он, убирая у нее со лба спутанные волосы.

— Нет, — ответила она, поглаживая рукой его грудь и глубоко дыша. В маленькой комнате пахло сексом, и ей хотелось сохранить в памяти запах принадлежности ее тела его телу.

— У него есть два значения. Одно — «темная битва», а другое — «серая воинственная дева».