— Нет, — покачав головой, сказала она. — В Западной Вирджинии есть река Чит. Честно.
— Ну, в любом случае, это не она.
— Не… — она крепко стиснула зубы, прежде чем выплюнуть это слово. — Шенандоа?
Он подъехал к особняку сенатора Макклеллана и повернулся к ней.
— Ты только посмотри на себя, да ты пипец какая умная. Да. Река Шенандоа. Именно она.
Гризельда сделала еще один глубокий вдох и кивнула, глядя вниз на свои колени, ее мозг перестал функционировать, когда она вспомнила, как в последний раз чувствовала на своей коже воду Шенандоа. Она поежилась, пытаясь выкинуть эту мысль из головы, но не смогла. Потрясение от услышанного названия реки уже вызывало в ее сознании образ мокрого, грязного лица Холдена, его прилипших ко лбу волос, мокрых от воды ресниц, охваченных ужасом серых глаз, которые каким-то неведомым образом успели сказать ей, как сильно он ее любит, даже не смотря на то, что она… она…
Джона больно схватил ее за подбородок и с силой обрушился на ее губы, целуя ее грубо и настойчиво. Когда он отстранился, то снова сузил глаза.
— Ты же знаешь, как я ненавижу, когда ты уходишь в себя.
— Прости, Джона, — сказала она. — Я просто задумалась.
— Если я когда-нибудь заподозрю, что ты думаешь о другом мужчине, то…
Она покачала головой.
— Нет никого, кроме тебя.
Он ухмыльнулся, снова целуя ее, по-прежнему грубо, но уже не так яростно, и ей стало стыдно, что горький привкус его губ действовал на нее так успокаивающе.
— Теперь скажи мне, что ты это сделаешь.
— Сделаю это?
— Деньги. Возьмешь браслет или что-то в этом роде. Я это продам. Она никогда не заметит.
— Она может. И я потеряю работу.
— Вот теперь, детка, ты и впрямь меня бесишь, — сказал он, вцепившись пальцами в ее подбородок чуть повыше шрама, до боли зажимая ей кожу.
Гризельда протянула руку и накрыла ею его пальцы, нежно поглаживая их, чтобы его успокоить.
— А мы не можем вместо этого подождать до следующих выходных? В следующую пятницу я получу зарплату…
— Нет, — его пальцы, только начав расслабляться, снова напряглись. — Шон уже обо всем договорился. Я хочу поехать завтра, и он должен за нас сто пятьдесят баксов. Это роскошные дома, Зел. Роскошь стоит недешево.
— Завтра? Не знаю, смогу ли я поехать завтра. Возможно, мне придется работать в эти выходные, или…
Его большой палец слегка сместился, впиваясь в мягкую плоть у нее под челюстью, и она поморщилась.
— Тебе не нужно будет работать. Она всегда предупреждает тебя заранее. А теперь послушай меня, Зельда. Ты крадешь кольцо или браслет, чего миссис Ути-Пути даже не заметит. Когда я заеду за тобой в семь, ты отдашь его мне, и завтра с утра пораньше мы с Шоном и Тиной поедем в Западную Вирджинию.
Его голос был низким и угрожающим, а большой палец так сильно давил ей под подбородком, что она стиснула зубы и перевела дыхание. Ей было больно, но ей это даже нравилось, и она старалась не думать о том, какой больной и извращенной это ее делало. Боль была тем единственным, что мешало ей вспоминать эти испуганные серые глаза.
— Поняла, детка?
Гризельда кивнула, и Джона усмехнулся. Ослабив пальцы, он наклонился и ласково ее поцеловал. Он с нежностью коснулся ее своими губами, слегка покусывая и облизывая ее губы, он заставил их раскрыться и стал жадно искать своим языком ее язык. Его вкус мяты и табака заполнял ее ноздри, вызывая тошноту. Задержав дыхание, она перестала дышать через нос и, когда он, наконец, оторвался ее рта, почувствовала легкое головокружение.
Когда он отстранился, его взгляд был тяжелым и собственническим. Он совершенно определенно заявлял ей: ты можешь уйти прямо сейчас, но ты не свободна. Ты у меня в кулаке, нравится тебе это или нет.
Она сделала глубокий вдох, глядя на него и гадая, поцелует ли он ее еще раз, и, ненавидя себя за то, что ей этого хотелось.
— А теперь, беги, — сказал он, резким движением головы указав на особняк и отмахнувшись от нее.
Беги. Пока она открывала и захлопывала дверцу машины, это слово эхом отзывалось в ее голове. Последние следы огорчения вытеснил панический шквал мучительных мысленных образов. Она шла вверх по лестнице к черной глянцевой двери с блестящим латунным дверным кольцом. Вынув из сумочки ключ от дома, она повернула замок и вошла внутрь.
В чем дело? Всё верно, Гризельда сбежала, но она не спаслась.
***
— Зельда? Пруденс легла спать? — спросила Сабрина Макклеллан, заходя на кухню, где Гризельда загружала в посудомоечную машину разноцветную пластиковую чашку и миску для хлопьев.
— Да, Миссис Макклеллан. Она спит.
— Замечательно, — отпивая кофе из прозрачной стеклянной кружки, хозяйка Гризельды оперлась локтями на черную мраморную столешницу кухонного острова, и тепло улыбнулась своей работнице. — Ты так хорошо с ней справляешься.
— Мне с ней легко.
— После системы патронатного воспитания, ты, должно быть, считаешь, что заботиться только о ком-то одном — это просто.
— Да, мэм, — ответила Гризельда. Как всегда, она почувствовала себя неуютно от случайного упоминания миссис Маклеллан о годах, проведенных Гризельдой в приемной семье, хоть и знала, что хозяйка не хотела сделать ей больно.
Во всех трёх приемных семьях, в которых она жила после разлуки с Холденом и до своего восемнадцатилетия, было более четырех детей, и уход за младшими всегда оставляли на старших девочек, таких как Гризельда. Она никогда не возмущалась по этому поводу. Ей было жаль самых маленьких, попавших в приют в четыре или пять лет и ничего не знавших о нормальном детстве. В этом смысле, они были очень похожи на Гризельду.
Она закрыла дверцу машины, нажала кнопку на дисплее, протерла полотенцем столешницу и повернулась к миссис Маклеллан. Заметив, что хозяйская кружка уже наполовину пуста, Гризельда взяла с плиты теплый чайник и долила ей кофе.
— Ого, спасибо, — ее хозяйка оторвала взгляд от «Вашингтон пост» и растерянно улыбнулась, прежде чем снова опустить глаза.
В тридцать три года, Сабрина Макклеллан была всего на десять лет старше Гризельды, но они жили в совершенно разных мирах. Дочь разбогатевшего в девяностые годы венчурного инвестора, Сабрина Белл закончила превосходный колледж в Ньюпорте, где она встретила своего будущего мужа, Ройстона Макклеллана, отчаянного студента-юриста из Брауновского Университета. Они поженились сразу после колледжа, но создали настоящую семью только после того как Рой был избран в Сенат. Малышке Пруденс сейчас было почти четыре.
Три дня в неделю Сабрина работала в общественной организации «Няни на девятой», которая устраивала подростков из системы воспитания в приемных семьях на работу по уходу за детьми в штате Вашингтон. Собственно, так они и встретились. Третья приемная мать Гризельды, которая была не лучше и не хуже остальных, однажды небрежно заметила, что Гризельда — единственная из всех ее подопечных, кто серьезно относится к своим обязанностям по уходу за детьми. Гризельда, которую никогда не баловали комплиментами, очень дорожила этими словами, и после окончания средней школы, по рекомендации ее завуча обратилась в «Няни на девятой».
Ей никогда не забыть тот день, когда она вошла в светлое, чистое помещение на первом этаже магазина с небольшой игровой зоной в передней, чтобы занять малышей, пока их матери заполняли заявления о предоставлении им услуг по уходу за детьми. В тот день Гризельда сильно волновалась, и чтобы казаться старше, потратила все свои скромные карманные деньги на покупку прямой синей юбки и белой блузки, как у деловых женщин по телевизору, и собрала свои волосы цвета меда в скромный пучок.
Ее усилия не прошли даром. В тот день Сабрина Макклеллан, которая тогда была на восьмом месяце беременности, наняла Гризельду, чтобы та помогала ей обустраивать детскую, предварительно выстирать ползунки и детские вещи и выполняла все ее поручения вплоть до появления на свет Пруденс-Анны, самого прелестного ребенка, что Гризельда когда-либо видела.
