6. Свободные нравы
7. Идеальная семья
Так вкратце можно обозначить вектора движения навстречу к внебрачным связям. – Теперь поговорим конкретно о каждом пункте.
«А, может быть, оргазм? А может? Может?»
Так вопрошает своего мужа героиня одного стихотворения. И сама же отвечает: «Я не сумела. Ты не захотел»…
Той ситуации нет ничего необычного. Сексуальные ритмы у всех людей разные. Кому-то достаточно одного оргазма в месяц, а кому-то мало одного акта в день. Что делать? Не жениться пока хорошо не изучите нравы друг друга в постели? Думаю, да. Это правильный путь. Мое либидо подсказывает мне, что хороший секс скрепляет пары гораздо мощнее, чем общие материальные ценности и даже совместно нажитые дети. Об этом мне еще мама говорила. Но на этот взгляд есть разные мнения. Одна история кажется мне наиболее интересной.
Ирина познакомилась с Павлом, когда ей было семнадцать лет. Павлу – двадцать два. Он стал ее первым и до определенного времени единственным мужчиной. Вот, что рассказывает об этом сама Ирина.
– Мы учились вместе на биофаке. Я поступила на первый курс. А Пашка уже был аспирантом. Красивый, перспективный. Целый год у нашего романа была конфетно-букетная стадия. Одни лишь объятья, поцелуи, прогулки под дождем и походы в театр. Родители не могли нарадоваться: «Паша тебя любит, бережет, не хочет испортить…» Я сходила с ума, так хотела ему отдаться. Один раз проснулась среди ночи и приехала к нему домой в шесть утра (он, кстати, один жил). Говорю: «Бери меня, я твоя». А он мне: «Дорогая, тебе еще нет восемнадцати. Ты еще ребенок! Так нельзя.»
Я с трудом дожила до моего восемнадцатилетия. Боялась, что он со своими старомодными взглядами потащит меня к алтарю раньше, чем дефлорирует нет, обошлось. Он лишил меня девственности очень нежно и деликатно. Наша сексуальная жизнь приобрела некую регулярность – раз в неделю, раз в две недели. Во-первых, Пашка слишком отдавался своим научным изысканиям, ходил в спортзал, встречался с друзьями, короче, был постоянно занят. Во-вторых, он не пользовался презервативами, я тоже не предохранялась, поэтому безопасных дней оставалось не так уж много. Инициатором близости в наших отношениях все время выступала я. Пашка лишь соглашался исполнять, как оказалось, – не очень интересную для него роль. Но сравнивать мне было не с чем. Иногда я скандалила, тогда он голосом старшего брата говорил мне: «Дорогая, сейчас у тебя период гиперсексуальности, со временем это пройдет. И ты перестанешь уделять сексу так много времени. В реальной жизни людей объединяют совсем другие интересы, а ты просто порнофильмов насмотрелась».
В тот же год моего восемнадцатилетия мы поженились. На этом крайне настаивали мои родители: очень им нравился «перспективный хороший мальчик Паша». Никто даже не подумал спросить меня, есть ли у нас сексуальная совместимость, подходим ли мы друг другу. Мама лишь говорила, что когда люди по-настоящему любят друг друга, то в постели у них все хорошо, один партнер подстраивается под другого и все тип-топ.
Я забеременела, взяла академку в институте, а после родов поняла, что секса мне нужно все больше и больше, а Пашке все меньше и меньше. Ему хватало раз в месяц. И он считал это своей физиологической нормой, не желая обратиться к врачу. А мне хотелось раз в день. Я ласкала себя сама, постоянно просила мужа об оральных ласках, но видела, что для него это – рутинная работа по хозяйству, словно вынести мусорное ведро… какая уж тут страсть… Я смотрела голодными глазами на мужчин и через три года семейной жизни у меня появился любовник. Я словно прозрела. Поняла, какая ненормальная ситуация в моей собственной семье. Поговорила с мамой. Она лишь причитала и удивлялась: «А на вид Пашенька такой здоровый мужчина, такой красивый… Вот ведь как бывает. Летят лебеди – птицы красивые, а проку нет». Но разводиться мама мне категорически запрещает: «У вас ребенок! Родная кровиночка. Потерпи. Стерпится – слюбится»…
Эту историю рассказала мне Ирина. Я не была так категорична как ее мать. Я считаю, что никому, никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя приносить себя в жертву. И всегда тонко чувствующий ребенок, видя, что родители несчастны друг с другом, не оценит вашу жертву, положенную на алтарь якобы его счастливого детства. Я сказала Ирине:
– Ваша ситуация напоминает мне анекдот, в котором муж возвращается с работы, а жена с порога говорит ему: «Вынеси мусор!» – «Нет, дорогая, это не мужское дело!» Тогда жена распахивает халатик и говорит: «Хорошо, тогда давай-ка займись мужским делом». – «Где там у нас ведро?» – интересуется муж. Когда сексуальные ритмы у партнеров настолько разные и все же находятся в рамках физиологической нормы, мне кажется, что обращаться за решением вопроса надо не к сексологу, а к своему внутреннему «я».
Если вы чувствуете, что пришло время расставаться с вашим супругом, расставайтесь. Но делайте это ни ради него, ни ради другого мужчины, с которым вам сейчас хорошо в постели, а только ради себя, только поняв, что это единственно правильное решение, единственно возможное.
Но если секс в вашей жизни играет хоть и важную, но не основополагающую роль, то вы можете продолжать жить со своим мужем, дружить с ним, как с близким и хорошим знакомым, уже даже (после рождения ребенка) родственником. Как говориться, не умеешь любить – иди дружи. И, тем не менее, не забывайте, что для нормального психофизического состояния человеку надо не менее сорока дружеских поглаживаний и прикосновений в день. А ребенку их надо еще больше. Целуйте, хотя бы дружески, своего мужа, когда он уходит на работу, когда он возвращается домой, за каждую исполненную вашу прихоть, поглаживайте его, когда он сидит рядом, касайтесь плеча, когда хотите отвлечь от работы за компьютером, чешите за ушком, как кота. Это нормализует климат в семье.
Но ради пресловутого семейного очага женщина ни в коем случае не должна подавлять свои сексуальные желания, она должна оставаться женщиной – любимой и желанной – как можно дольше, иначе она быстро постареет. Ничто так не старит женщину, как ее невостребованность.
Заводите любовника, будьте с ним счастливы и ничего не бойтесь! И не старайтесь при этом изменить своего мужа, перекроить его на свой лад. Это бесплодные усилия. Зачем чинить старый автомобиль, если у вас есть средства, чтобы купить новый? Нельзя переделать человека, нельзя заставить его любить вас больше и чаще, чем ему это по силам. Нельзя требовать в ювелирном магазине, чтобы вам продали молоко и нельзя голосить в продуктовом из-за того, что там не продают велосипеды. Если вы не можете что-то взять в одном месте, идите и берите это в другом. Это правило!
«От руки до руки километры тоски»…
Внутреннее одиночество – страшная штука, страшнее самой страшной болезни. Внешне женщина может казаться очень счастливой – успешной с точки зрения общества – семья (муж, ребенок, собака), престижная работа, интересное хобби, но при этом изнутри ее может съедать тоска от нерастраченности и невыраженности своего внутреннего «я».
Вчера мне позвонил режиссер моей пьесы «Белый ангел с черными крыльями» и сказал:
– Знаешь, Диана, а ведь твоя героиня умирает совсем не от СПИДа, вернее, не оттого, что думает, будто она им заболела, она умирает от любви, от нерастраченности своей любви, от ее неразделенности. И это страшнее всего на свете. Это практически неизлечимо. Этого боятся все люди также, как они боятся СПИДа.
Очень часто дети симулируют болезни, для того, чтобы занятые собой и работой родители обратили на них внимание. Очень часто взрослые заболевают оттого, что в их жизни не хватает нежности, тепла, долгих ночных разговоров, чайной заботы…
…Нежность мою знобит. Гриппует она, смотри,
Температурит и кашляет: «Где ты, что ты»…
А ты на работе, ты занят, ты важен, зол
Немного, для понта, малости нужной мачо.
«Не пей аспирин. Лучше выпишу панадол», —
Сказал мне доктор. Добавил: «Мужчины не плачут».
Я – не мужчина. Я – просто бродячий щенок,
Которому негде приткнуть свою нежность.
Знаю, что панадолом выплатишь мне оброк
Нашей – любви. Принимаю, как неизбежность.
Мне нужно работать. Пустые писать статьи.
Как же нелепо клянчить гриппом внимание!
Лающим кашлем не вымолить каплю любви,
Глинтвейн с корицей меньше, чем понимание.
Хотя и глинтвейн я готовлю себе сама.
Имбирь мешаю с душицею и гвоздикой.
Меня доконала затянутая зима —
Вязкая, всепроникающая мастика.
«Опять алкоголь с панадолом? – ты огорчен, —
Принес два флакона „антигриппозных“ капель.
Глинтвейн твой противно-горький, он переперчен…
Ужин готов?» Я безмолвно встаю с кровати.
Нежность знобит. В ушах колокольный звон,
Будто бы я – обезглавленное распятье.
Легко раскололся на две половины дом.
И выдувает ветер парео и платья,
Фотоальбомы, безоглядную верность рук,
Пыль поднимает, гуляет… Он вольный – ветер.
Так и живем, гриппуя. Свой коротаем кру —
говорот надежд, боли, мечтаний о лете.
Каждый из нас по-своему одинок. —
Лишних вопросов не задаем: боимся ответов.
Нежность моя – продрогший бродячий щенок —
Чихает и кашляет: «Ну что же ты, где ты»?