Литмир - Электронная Библиотека
A
A

А сам думаю: "Ну и завернул словечко. Сказал бы еще "прерогатива"".

На ее лице мигом появляется "кисляк". Кажется, она поняла, что я ей не помощник в этом деле. Она смотрит на меня теперь, как на пустое место, и, погрузившись мгновенно в свои думы, отходит в сторону.

Тут же вспомнилось, как пару дней назад вот здесь же, рядом с почтой, я встретил старого знакомого Бороду.

Правда, прозвище его теперь было не оправданно. Вместо бороды на его лице висели бесцветные усы, и во взгляде сквозила та самая болезненность, которую он и тогда носил, как печать.

Неоконченный университет, уже тогда дважды "шизовка". Бoльшую часть жизни - а ему, наверное, "хорошо" за сорок будет - проработал грузчиком. В свое время что-то "пописывал", с интеллектуальным вывертом, но нам тогда это нравилось.

Не могу забыть, как он однажды на улице собрал целую толпу слушателей вокруг себя. Читая собственного сочинения стихи, главной действующей фигурой в которых был "саблезубый тигр", пожирающий все живое вокруг. Помню, в этом чтении было что-то завораживающее.

Нет, на него не смотрели, как на пьяный курьез, потешающий публику, хотя мы, действительно, хорошо "поддали" тогда. Он чем-то другим пленил публику, устроив маленький Арбат под носом местных властей - у здания обкома комсомола. По тем временам это получилось смело. Но, опять же, никто не ставил никаких таких задач, просто так получилось.

Женился на девушке, которая потом "оттяпала" у него жилье. Жутко ревновал ее, и, конечно, не без причин. Уже на свадьбе, куда я был приглашен, в разгар пьянки подошел ко мне. И, улыбаясь - он любил роль прозорливца - шепнул мне, что "знает все".

- Что "знаешь все"? - помнится, устало спросил я у него. Хотя сразу же понял, что он имел в виду свою жену.

Хотел было уйти со свадьбы, но он, "распустив слюни", упросил меня остаться.

Я действительно кое-что знал, о чем Борода и не догадывался: все его друзья "перетрахали" его жену. Но я касательства к этому делу не имел. Хотя возможности были.

Если я кого-нибудь из своих знакомых приводил к нему в гости, то он обязательно упрекал меня после.

- На меня смотрели, как на шизоидный экземпляр, с твоей "легкой руки", - обвинял он меня.

И это была правда. На него, действительно, смотрели, как на шизоидный экземпляр. Но я здесь был ни при чем. Я, скорее, в те времена был по ту же сторону, где был он сам.

Если кому-нибудь в его присутствии удавалось "распеться", оставив его в тени, Борода начинал злиться. Обычно называл "примитивом" того человека и ненавидел его, а потом и себя после этого.

Тем не менее, он интересовал меня. Нас в тот период связывала с ним любовь к приключениям и спиртному. Или к спиртному и приключениям.

Любимой нашей распивочной была церквушка, ставшая впоследствии Органным залом. А еще раньше, до нас, она была мучным складом, в духе того времени.

Мы застали эту церквушку как раз в период реконструкции, то есть превращения из мучного склада в органный зал. Но превращение это длилось слишком долго - стройка была заморожена. И поэтому церковь постепенно превратилась в гигантский общественный туалет, куда забегали застигнутые нуждой случайные прохожие.

В этот период "межвременья" мы с Бородою и появились здесь. Тогда и облюбовали это местечко. Нам нравилось взбираться по крутым лестницам без перил, держась только за холодные стены, наверх колокольни. Там у нас всегда был зарезервированный, продуваемый всеми ветрами балкон, сквозь бетон которого каким-то чудом проросла молодая березка. Это на такой верхотуре!

Здесь мы и пили, расположившись на ящиках. Ну, а с верху нашей "эйфелевой башни" открывался замечательный вид на город. Питейный процесс здесь был особенным, мысли особенными.

Березку мы называли то Родиной, то Женщиной, и гладили ее по стволу.

Ну, а однажды над городом разнеслось, я уверен, что слышно было далеко: "Боже, царя храни!". Это мы с Бородою пропели во весь голос гимн монархистов, завидев в кустах одну влюбленную парочку. Помнится, они были повергнуты в дикое изумление. Еще бы, прямо с небес грянул мощный хор из двух пьяных голосов - это при такой-то акустике.

Ну, а потом пришлось "брать ноги в руки" и сваливать оттуда, быстро разлив остатки спиртного.

Это были еще времена то ли Черненко, то ли Андропова...

А вот конфликт между нами случился чуть позже, когда мы стали с ним почти друзьями. Я пришел к нему домой со своей второй женой. И Бороду "понесло", хотя это была уже не первая наша встреча в таком составе.

Нет, сначала все было нормально: он читал свои стихи и немножко ухаживал за Ириной, напоминая влюбленного Пьеро. Ну, а потом без видимых на то причин, видимо крепко поддав, обезумел и начал крушить все, что попадалось ему под руку.

- Я знаю за кого вы меня держите, - опять кричал он, бросая магнитофон об стену.- За "шизика".

Ну и совсем уж чокнулся, когда начал "задирать" прямо на моих глазах юбку у Ирины. Я долго крепился, по крайней мере, мне так казалось. И, наконец, не выдержал и отдубасил его.

Я помню, эта драка была в несколько заходов. Сначала мне показалось, что я убил его - уж больно он натурально хлопнулся затылком об пол. Затем, в то время, как Ирка обмывала его в ванной, он схватил какой-то железный предмет. И попытался ударить меня им сзади.

Я, помнится, уже обувался, чтобы уйти домой, и чудом в последний момент успел увернуться. Действительно, чудом. Удар пришелся в шею.

Ну, а потом я уже сам обезумел и отделал его так, что он оказался в больнице.

На следующий день Борода позвонил оттуда и выставил мне счет. В астрономических цифрах: за поломанную мебель и проломленную черепушку.

- Иначе, - помнится, как последняя истеричка кричал он в трубку, - я посажу тебя. У меня море свидетелей.

Я здорово струхнул тогда: за такие вещи сажали. Хотя знал, что через пару дней Борода отойдет, и ему будет стыдно за свой звонок. Ему даже в тот момент, когда он звонил, уже было стыдно. Но остановиться он не мог - такова его натура.

Меня достала тогда его "тонкая организация", - всякая ситуация могла закончиться его интеллектуальной, или не очень интеллектуальной, истерикой.

Уже не помню, когда, в какой момент, видимо, во время разборок, он сказал мне, что знал, чем закончится наша питейная эпопея. Я, помнится, тогда по молодости лет воспринял все это, как какую-то художническую интуицию, прозорливость, что ли. Вот, мол, знал о подобной развязке, вернее, чувствовал, что она возможна, но не мог противиться "нелегкой", что несла его.

Ну, а сейчас думаю, что все было намного проще. Он прекрасно знал о свойствах своей неустойчивой психики и догадывался о моем взрывном характере. А остальное было дело случая.

И вот прошло не знаю сколько, но, наверное, лет десять со времени того происшествия. Он также, как и я, еще издали увидел меня, но зачем-то сделал вид, что узнал лишь в последний момент. "Привет", - "Привет".

- Как ты? - спрашивает он меня.

- Нормально, - отвечаю доброжелательно.

И потом, без всякого перехода говорит мне:

- Ты извини, братан, меня за ту историю.

- Да брось ты, - отвечаю я.

И слово "братан" из его уст мне режет слух.

"То ли жизнь его так переделала, - в тот момент подумал я, - то ли меня он помнил таковым".

Человек, презирающий подобные обращения, как "зема", "земеля", "братан", "кореш". Человек, носившийся, можно сказать, денно и нощно со своей индивидуальностью, вдруг обращается ко мне так.

"Неужели, -подумал я тогда, - работа грузчика может переделать так человека? Неужели возможно возращение "к нормальности", которую он так презирал".

- Ты не держи на меня зла. Извини, братан, - опять говорит он мне.

"И извиняется-то, как грузчик", - подумал я тогда, многократно повторяя одно и то же.

Потом он, сказав все, что, видимо, давно хотел сказать, ушел, быстро распрощавшись со мной. Хотя я понимал, что он был бы не прочь и поболтать со мной, и выпить бутылочку.

12
{"b":"61241","o":1}