- Ваххабисты, это кто?
- Националистическое течение фанатиков ислама в арабском мире. К сожалению, у нас их оказалось слишком много. Даже в Москве этого не ожидали...
- Они, ну эти в КГБ, могут чем-нибудь помочь мне?
- Как тебе сказать, в общем то согласны, но сказали, раз болен, надо бы полечится немного. Они еще поговорят с местными врачами, а потом тебе скажут, что делать.
- Спасибо, Георгий Иванович.
- Ничего, поправляйся. Я тебе яблок принес, - он передает мне пакет. Тебе привет от Маши и Павла. Сынок то у меня молодцом оказался, Мне все рассказал, как тебя протолкнул сюда.
- Замечательный парнишка.
- Пока, Саша.
- До свидания Георгий Иванович.
Прошли еще двое суток.
- Ты готов, Александр?
Это профессор, опять он меня положил на стол и обвешал электродами. Теперь он уже зовет не Иваном, а Александром.
- Готов.
- Внимание, включаю.
Знакомый щелчок тумблера, вспышка дикой боли в голове и опять полет в прошлое...
.......................................................................
До чего же темно. Нет луны, только яркие звезды усыпали небо, но они не дают даже частицы света на землю. Где то недалеко слабо светятся палатки, там не спят дежурные, да еще по периметру лагеря, вспыхивают фонарики разводящих. Я в карауле, охраняю арестованных, которые чисто по-афгански, засажены в ямы- тюрьмы и сверху зажаты решеткой. Только что вспыхнувшая боль в голове, заставила меня застыть над одной из таких ям.
- Эй, часовой, - слышится по-русски из глубины земли.
Я даже вздрогнул, сам знаю, что все арестованные афганцы и по-русски не понимают.
- Кто это?
- Переводчик, это ты? - наступила большая пауза. - Это я мулла Фархас.
Ага, заговорил значит по-русски.
- Что вам надо?
- У меня очень сочится и болит глаз, нельзя ли бросить какую-нибудь чистую тряпку...
- Увы, у меня ничего нет.
- Меня расстреляют?
- Конечно.
Опять тишина и вдруг тихий голос просит.
- Перед смертью, почитай что-нибудь из... Навои...
- Мне нельзя говорить с арестованными.
- Зря ты так. Ты все равно не такой как те, твой капитан или прапорщик. Ты грамотней и умнее их.
- Не уговаривайте, бесполезно.
Только собрался отойти и вдруг, из ямы понеслись стихи на чистом русском языке.
Быстробегущий небосвод, внемли!
Покоя алчет слабый сын земли.
Лекарство дай от робости моей,
Избавь меня от клеветы людей.
Коварный недуг чтобы не вонзал
Мне в сердце сотни ядовитых жал,
Чтоб превратясь для стрел обид в мишень,
Мозг не гудел, как улей, целый день;
Чтоб сердце разоренная страна
Мир обрела, была возрождена...
Я застыл. Уже мешая арабский с русским языком, мулла декламировал чуть ли не всего Алишера Навои. Я поспешил отойти к следующим ямам.
Пришел разводящий, меня сменили на посту и отвели в караулку. Теперь два часа бодрствования и два часа сна, потом опять на пост.
Уже почти семь утра. До конца поспать мне не удалось. Перед самым заступлением на пост, в караулку ворвался капитан Чечурин.
- Литер, - неуважительно обратился он к начальнику караула лейтенанту Пряничникову, - мне нужен срочно арестованный мулла Фархас и переводчик Джафаров. Вот тебе бумага на муллу...
- Я не могу освободить рядового Джафарова, он сейчас должен заступить в караул.
- Что значит не могу? Замени. Здесь, понимаешь, дело наиважнейшее, а он выкобенивается. На кой хрен нужен пленный без переводчика.
Лейтенант морщится, потом походит к телефону.
- Я должен согласовать все с командиром части.
- Валяй, да побыстрей.
Судя по обрывкам разговора по телефону с нашим полковником, Пряничников не получил от него поддержки. С контрразведкой никто связываться не хотел.
- Рядовой Джафаров, - обращается он ко мне, - сейчас пришлют замену, дождитесь ее и потом отведите пленного к капитану Чечурину.
- То-то же, - Чечурин по панибратски похлопал лейтенанта по плечу. Слушай, козявка, - это уже обращение ко мне, - отведи его не в овчарню, а опять ко мне. Я еще не доковырял его...
Если пленного ведут в овчарню, то обычно на транспортировку или под расстрел. Если к капитану, то опять тот потренируется на нем своим любимым шомполом, чтобы опять выжать дополнительные сведения.
Капитан уходит и лейтенант в сердцах бросает ему в след.
- Мясник, скотина, - потом спохватывается и обрушивается на нас. - Чего рты разинули? Сержант Семенов, отведите наряд по постам. А вы Джафаров посидите здесь пока. Придет замена, пойдете с ней на пост, возьмете арестованного...
Люк откинут и мы с разводящим сбросили в яму веревочную лестницу.
- Мулла вылезай, - кричу в черную дырку по-арабски.
Напряглись веревки и вскоре, жмурясь одним глазом от света, на поверхность вылез мулла. Второй глаз почернел и распух и действительно слезится. Вид его неприглядный, одежда грязная и пооборвалась. Я завязываю ему за спиной руки и толкаю вперед.
- Пошли.
Разводящий с нарядом ушел в другую сторону, а я с муллой поплелся к допросному домику. Только отошли от ям, пленный вдруг заговорил.
- Меня сейчас расстреляют?
- Нет. Наш капитан с тобой не договорил...
Пленный затрясся и чуть не завыл.
-Лучше убей меня здесь, только не к нему. Он же маньяк-убийца, кровавый садист.
- А ваши разве хуже. Недавно нашли труп нашего солдата, так на нем
издевались ваши собаки во всю. Ножами изрезали и распотрошили всего.
- Я все понимаю. Это ужасы войны. Но я никого не убивал, всю жизнь призывал верить а Пророка... Отпусти меня, разве тебе будет приятно смотреть, когда мне выжгут второй глаз, проткнут раскаленной железкой живот или половой орган. Я служитель бога и приехал сюда из России, чтобы остановить разгул войны.
Я молчу. Мне действительно все эти капитанские штучки неприятны. Мы проходим мимо крутого обрыва, он тянется вниз в долину, метров на пятьдесят. Его поверхность крутая и залезть в лагерь по такому скату невозможно, поэтому здесь поста нет. И тут мне ударило в голову.
- Я тебя отпущу. Прыгай с этого обрыва. Будешь жив, живи. Не будешь, такова воля вашего Аллаха.
- Развяжи руки.
Я штыком разрезаю веревки. Мулла подходит к краю обрыва, двумя ладонями проводит по лицу и вдруг прихватив полы халата, бросился вниз. Я зажмурился. Через некоторое время осторожно подошел к краю обрыва и посмотрел туда... в долину. Маленькая точка хромающего человека, медленно двигалась к виднеющимся вдалеке глинобитным домам. Значит, жив... Я кинул остатки веревки с обрыва, вниз.
- Где арестованный? - спросил меня Чечурин.
- Сбежал, прыгнул с обрыва. Я даже очухаться не успел.
- Врешь, скотина. Упустил, гада.
- Я говорю, сбежал.
Его бешенные глаза очутились передо мной. Он размахнулся и влепил мне рукой по лицу, так, что я отлетел к двери. Капитан схватил со стола свой любимый шомпол и пошел на меня. Тут сработал инстинкт самосохранения, я подскочил, размахнулся и прикладом автомата въехал ему в зубы. Что то хрустнуло, Чечурин переломился в ногах и рухнул на земляной пол. Я вышел из домика и поплелся в штабную палатку сдаваться...
Военные следователи мне не верили.
- Не говорите чушь, Джафаров. У нас запрещены пытки. Капитан Чечурин опытный следователь и не мог заниматься такими делами.
- Посмотрите на других пленных, которых он допрашивал, они все изрисованы его шомполом.
- К сожалению, мы это не можем этого сделать. Все пленные признаны виновными в чудовищных преступлениях, расстреляны и закопаны где то в долине. Пойди отыщи их теперь.
- Он и меня хотел прибить шомполом... Я же оборонялся.
- Капитан Чечурин, заявил, что вы на него напали, когда он обвинил вас в предательстве. Признайтесь честно, ведь вы выпустили пленного?
- Нет.
