Командарм говорил, что они уже сделали все что могли, дошли до населенного пункта, у которого их должны были ждать деблокирующие части фронта, но штаб фронта не сумел обеспечить выполнения задачи со своей стороны. А вот они, голодные, без артиллерии, боеприпасов, то есть почти безоружные, тем не менее, выполнили. Командарм спокойно, без всякой напыщенности просил передать его личную благодарность всем бойцам. Далее он заявил, что не вправе требовать от них большего, чем они уже сделали, то есть невыполнимого. Потому группам выдвигаться согласно намеченным маршрутам и счастливый путь, если сумеют прорваться...
- А если не сумеете...- тут Командарм акцентировал свои дальнейшие слова, так чтобы они дошли до каждого стоявшего перед ним командира.- Если прорваться будет невозможно, то я разрешаю сдаваться в плен, и не буду рассматривать этот плен как предательство...
Для того чтобы бойцы и младшие командиры уяснили это столь необычное для Красной Армии напутствие, Командарм озвучил его лично перед строем штабной группы, а далее "солдатский телеграф" донес это до всех, даже если отдельные командиры сочли нужным утаить это от своих подчиненных.
Зачем так поступал Командарм? Он этого не объяснял, и некогда было, да и как объяснить то, что здесь понять мог, пожалуй, он один. Потом это было настолько невероятно, что ему вряд ли бы поверили эти измученные, голодные люди. Ни за чтобы не поверили, что глава страны, вождь, пользующийся непререкаемым авторитетом у большей части советского народа, что он ради сохранения своего народа, чтобы грузины не мучились, не голодали, не холодали, чтобы оккупанты не насиловались грузинок, готов без счета положить другие, попавшие под его неограниченную власть народы. Раз Хозяин, ценит только жизнь своих соплеменников, то и он, Командарм, имеет полное право поставить жизнь своих подчиненных, где подавляющее большинство составляют уже его соплеменники, поставить превыше всего, и если им не посчастливится, то пусть сдаются, а не кончают жизнь самоубийством, как негласно велит им так называемый "отец народов", заявивший, что солдат Красной Армии сдавшийся в плен - предатель. В плену ведь тоже можно выжить, вернуться домой к родителям, женам, детям. Кто-то же должен позаботиться о жизни людей, на которых наплевать в Кремле, потому, что там верховодят два грузина, и в штабе фронта, потому что Комфронта человек без национальной принадлежности.
До линии фронта оставалось не более четырех километров, когда группа из примерно пятисот человек во главе с Командармом, до того успешно избегавшая встреч с крупными заслонами немцев, на таковой все-таки нарвалась. Когда преодолевали открытый участок она попала под артиллерийско-пулеметный огонь. Попытались прорваться - не получилось. Группа залегла. Командарм приказывает отходить назад в лес и там разбил группу на более мелкие, по сорок пятьдесят человек и опять поставил задачу расходиться "веером". И вновь он напомнил, что не вправе требовать прорываться к своим любой ценой, что главное - остаться в живых. С этой целью, появившиеся тяжелые и средней тяжести раненые, чтобы не тормозить движения здоровых, остались на месте дожидаться немцев, чтобы сдаться в плен.
Едва разошлись, как по бывшему местоположению группы отбомбилась, дождавшаяся приемлемых метеоусловий немецкая авиация, после чего туда же устремились штурмовые отряды противника... и нашли лишь характерные следы недавнего пребывания нескольких сотен людей, да не ходячих раненых с белым флагом, готовых сдаться. Разозлились немцы, что противник вновь ушел у них буквально из рук... но на раненых злость срывать не стали, даже оказали кое какую помощь, правда, совсем тяжелых тут же пристрелили.
Теперь Командарм возглавлял группу всего лишь в полсотни человек. На этот раз не повезло сразу же. В лесу напоролись на немцев численностью до роты. Уже по густоте автоматного огня противника Командарм понял, что "орешек" им не по зубам. Он приказал срочно менять направление движения. Они стали уходить, немцы преследовали не отставая... И тут Командарма догнала пуля. Фортуна отвернулась окончательно, ибо та пуля попала в крайне неудачное место. Даже в сердце или в висок было бы лучше - мгновенная смерть и никаких мучений. А тут... не убили, но фактически сразу лишили способности передвигаться его огромное, сильное тело. Пуля угодила сзади в так называемую седалищную кость. Не повезло? А может не так уж и не повезло? Он ведь знал, что ему никак нельзя живым выходить из окружения. Сама посылка за ним специального самолета весьма красноречиво о том свидетельствовала. Там его ожидали суд и позор. Причем это случилось бы даже в том случае, если бы он смог вывести большую часть армии из окружения, а уж теперь тем более. Да, он сделал все, что мог, как и его солдаты, но идти с ними далее он уже не в состоянии и не только физически, ведь если его будут судить, то его позор ляжет и на них, его солдат...
Несколько человек его подняли и пронесли под огнем преследователей метров сто. Вокруг свистели пули, срезая ветви деревьев с уже начавшими набухать почками. Рядом с Командармом оставалось не более двадцати бойцов. Они несли его, сменяя друг друга.
- Стой!... Положите меня!- пересиливая боль, скомандовал Командарм.- Офицеры здесь есть?
Подошел старший лейтенант в заляпанными грязью телогрейке и галифе, но знаки различия на его гимнастерке были в полном порядке.
- Какое оружие в наличии?- сдерживаясь чтобы не застонать, спросил Командарм.
- Ручной пулемет, три ППШ, у остальных винтовки,- наклонившись к Командарму, доложил старлей, сквозь звуки одиночных выстрелов и автоматно-пулеметных очередей.
- Как с патронами?
Старлей лишь пожал плечами.
- Сколько раненых, что не могут идти?- продолжал расспрос Командарм, поворачивая голову в сторону, откуда вели огонь преследователи.
- Кажется трое... вместе с вами четверо.
- Значит так... пулемет оставить мне, раненых рядом со мной положите, мы тут оборону держать будем. А сам берешь остальных и бегом прочь... уходите!- своим обычным тоном, будто его и не мучила тяжелейшая рана скомандовал Командарм.
- Но товарищ генерал...- слабо попытался возразить старлей.
- Вы слышали приказ?!
- Так точно.
- Выполнять и немедля!
Раненых, оказавшихся не в состоянии идти, оказалось больше, чем в спешке определил старший лейтенант. Рядом с Командармом осталось пять бойцов. Завязалась перестрелка. Командарм стрелял короткими очередями, ибо в диске оставалось мало патронов. Он специально не прятался, чтобы по его шинели и папахе немцы опознали в нем генерала и в первую очередь на нем сосредоточили огонь. Но результат получился прямо противоположный - немцы намеренно перестали в него стрелять. Вскоре все бойцы, что лежали рядом с Командармом перестали отстреливаться и подавать признаки жизни. Немцы забегали справа и слева, окружая... Командарм отстреливался, пока не кончились патроны в пулеметном диске. Он чуть приподнялся, вокруг воцарилась жуткая тишина, только изредка хрустели под сапогами ветки. Видя, что русский генерал израсходовал все патроны и не стреляет, прямо перед ним из кустов осторожно вышел немец, высокий в перепачканном лесной грязью маскхалате. Он громко и внятно прокричал:
