- Вы хоть знаете, который час? - негодующе спросила я.

- Э-ээ... Могу я поговорить с Абигайль Тимберлейк?

- В зависимости от того, кто вы такой. Надеюсь, вы не из службы развозки призов? Потому что, если вы заблудились, то лишь потому, что заехали слишком далеко. Мой дом стоит в конце первого тупика, а не второго.

- Абби, - в голосе послышались жалобные нотки. - Это я, Гилберт Суини.

В мою душу тут же закрались подозрения. Ведь именно пожертвованием Гилберта Суини, разложенным передо мной на кофейном столике, я сейчас любовалась. Более того, в памяти еще теплились воспоминания о выпускном классе средней школе. В те годы Гилберт был самой отъявленной скотиной. Пьянствовал, курил, бузил, шельмовал в карты, причем не где-нибудь, а даже в воскресной школе. Уже позже, на гражданке, он ухитрился обрюхатить мою подругу, Дебби Лу, и подло отказался на ней жениться. Хотя в те дни брак считался не только почетной, но даже священной обязанностью, никого особенно не удивило, что Гилберт бросил свою без двух минут нареченную у самого алтаря.

- Гилберт, чего тебе? - неприветливо спросила я. - Уже чертовски поздно.

- Я видел тебя сегодня на аукционе.

- Да, Гилберт, и я тебя видела. А теперь извини, мне пора...

- Я хочу сказать, что видел, как ты торговалась из-за картины, которую пожертвовал я. Должен сказать, ты здорово помогла этим юнцам, которые копят на мини-вэн.

- Спасибо, Гилберт, но лично я сомневаюсь, чтобы на мои полторы сотни долларов и девяносто девять центов можно было приобрести приличный кусок автомобиля. Они ведь на новый фургончик нацелились, а не на допотопную развалюху.

- Да, но с твоей легкой руки все завертелось. После твоего ухода все начали швыряться деньгами, как полоумные.

- Неужели?

- Да, представь себе. Какой-то псих выложил полсотни баксов за ночник Присциллы Хант. Ты можешь этому поверить?

- Никогда!

- А мою сестру Хортенс ты знаешь?

- Еще бы. - Вообще-то, задавака Хортенс Симмс приходилась Гилберту сводной сестрой, но, хотя в отличие от своего непутевого родственника, она никого подле алтаря не бросала, в список почитаемых мною людей она не входила. И не права моя дражайшая мамуля: я вовсе не завидую успеху этой женщины. Просто Хортенс не следовало в пятом классе говорить Джимми Раушу, что я от него без ума, а уж в седьмом она и вовсе начала распускать про меня небылицы. Никогда я не набивала чашечки лифчика гигиеническими салфетками! Я пользовалась исключительно туалетной бумагой.

- Так вот, - продолжил Гилберт. - Хортенс внесла на аукцион имя персонажа из своей книги. И, представь себе, оно ушло за пятьсот долларов!

Мне показалось, что я ослышалась. - Повтори, пожалуйста, я не поняла.

- Ты ведь знаешь, что она издала книгу?

- Да, "Корсеты и короны". О нижнем белье. И что из этого?

- Тираж разлетелся вмиг, и теперь Хортенс задумала сочинить роман. И вот некто отчаянно торговался, чтобы одного из героев назвали его именем.

Я вздохнула.

- Господи, эти болваны, похоже, никогда не переведутся. И кто этот придурок? Ты его знаешь?

Вздох. Потом: - Да, это я.

Меня как обухом по голове ударило.

- Вот как? Что ж, Гилберт, это очень благородный жест.

- Спасибо, Абби. Послушай, могу я просить тебя об одолжении?

Я уже и сама считала, что по уши в долгу у него.

- Конечно.

- Я бы хотел выкупить у тебя свою картину.

- Э-ээ... О-оо... Боюсь, что это невозможно.

- Но я верну тебе все твои деньги.

- Спасибо, Гилберт, ты очень добр, но ничего не выйдет.

- А если я набавлю еще полсотни?

- Ты очень щедрый, и, поверь, что я растрогана, но картины у меня уже нет. Я ее отдала.

- Что?

- Я отдала ее приятелю.

- Вот, блин!

- Что ты сказал?

- А кому ты ее отдала?

- Извини, Гил, но это уже тебя не касается.

- Прости меня, Абби. Дело в том, что я не имел права выставлять эту картину на торги.

- Почему?

- Она принадлежала моей мачехе, Адель Суини. Она сейчас постоянно проживает в Пайн-Мэноре, в доме для престарелых, но эта жуткая картина, насколько я помню, всегда висела над ее камином. И, переезжая в свою богадельню, Адель прихватила картину с собой. Похоже, старушенция была к ней очень привязана.

- Тогда с какой стати ты выставил ее на аукцион? Или тебя сама Адель попросила?

- Нет. После смерти моего отца Адель со мной и парой слов толком не перекинулась. Мы с ней и так особенно не общались. Но сегодня утром я решил ее навестить. Так вот, она меня даже не узнала.

- Понятно. И ты решил обокрасть старушку.

- Нет, Абби, это вовсе не так. Дело в том, что стены там увешаны и множеством других, не менее безобразных картин, и... Послушай, могу я с тобой кое-чем поделиться?

- Да, но только при условии, что после этого мне не придется лечиться пенициллином.

Гилберт, похоже, пропустил мою колкость мимо ушей.

- Мачехой Адель была всегда презлющей. Точь-в-точь, как ведьма из сказок братьев Гримм. Когда она вышла замуж за моего папашу, мне было всего шесть лет. А у нее уже была своя дочка - Хортенс. Ну и вот, за малейшую провинность она лупила меня смертным боем.

- Ну, надо же.

- А точнее, хлестала меня проволочной распялкой. Причем, почему-то белой.

- Ну и ну. - Мне показалось, что даже Гилберт не смог бы врать настолько изобретательно.

- А хочешь знать, где она это делала? В гостиной, причем всегда перед тем самым камином. Ты даже представить себе не можешь, как я возненавидел этот камин и картину, которая висела над ним. И вот сегодня утром, когда Адель меня не узнала, мне вдруг отчаянно захотелось сорвать эту мерзость со стены и растоптать. Но потом я вспомнил про предстоящий аукцион и решил, что могу сделать для кого-то доброе дело.

- И ты не боялся, что тебя схватят с поличным? - ужаснулась я. Хортенс, например. Она ведь тоже епископалистка.

- Да, но на подобные мероприятия она никогда не ходит. Считает, что это ниже ее достоинства.

- Да, это верно.

- Ну, пожалуйста, Абби! - внезапно взвыл Гилберт. - Я только сейчас осознал, что не имел права так поступать.

- Понимаю, - промолвила я. - Значит, теперь ты прозрел и решил возвратить картину законной владелице, которая избивала тебя проволочными распялками? Кстати, Гилберт, а где при этом был твой папаша?