– Если речь об этой девушке…

– Да при чем тут эта шлюшка, – оборвал его Джей.

На этот раз Огастин забыл про карту. Его верный помощник, правая рука, повысил на него голос.

– Тогда о чем же?

– О Марте.

Грант Огастин неподвижно застыл. В его груди пробудилось чувство обиды. Он сделал глоток бурбона. Удар грома, раздавшийся ближе, чем остальные, заставил дрогнуть стекла.

– Что ты хочешь сказать?

– Ты помнишь того парня с почты Стронг-Сити, которому дали на лапу?

Грант пожал плечами:

– Весьма смутно… Этому парню из Канзаса платят за то, чтобы он следил за корреспонденцией Марты, так?

Джей подтвердил.

– Уже сколько времени?

– Несколько лет. За мизерную оплату – до сегодняшнего дня… По крайней мере, полтора месяца назад все так и было…

Огастин проглотил слюну.

– Она получила неподписанную почтовую открытку с островов Сан-Хуан, штат Вашингтон, – медленно произнес Джей.

О Марте он вспоминал с нежностью: в течение долгих лет они на пару разгребали дерьмо, которое Грант оставлял после себя. Марта была эффективной, надежной и сдержанной. У них даже случилась короткая интрижка без будущего. Грант так об этом и не узнал. Но она была не такой, как они. Однажды ее терпение кончилось, и она ушла.

Джей знал, что послужило толчком к уходу Марты: Мередит. Марте было поручено заниматься делом Мередит, и за спиной у Джея между двумя женщинами родилась очень тесная связь. Без ведома Огастина. Единственный раз, ставший исключением для обычно добросовестной и безотказной Марты.

Глаза Огастина под тяжелыми веками вспыхнули, словно у змеи.

– Что там было?

Джей вынул из кармана картонку, составленную из множества маленьких кусочков, теперь соединенных с помощью клейкой ленты. Он протянул ее боссу поверх спинки дивана. Не хватало только левого нижнего угла: парень с почты, который несколько часов блуждал по окрестностям в сильную жару, не смог его найти, несмотря на предложенное вознаграждение. Огастин скользнул взглядом по фотографии, а затем перевернул, чтобы прочитать текст на обратной стороне.

– Этот болван отправил нам ее лишь недавно, – уточнил Джей. – Не иначе, засунул подальше в шкаф и забыл.

– Твою господа бога душу мать, – произнес Огастин. Лицо его поменяло цвет.

– Не сходи с ума, – хмыкнул Джей.

– Микрофоны всё еще на месте?

Джей утвердительно кивнул.

– Надо всего лишь заменить элемент питания. Ты же знаешь, уже не первый год прослушка не ведется. Но, по их словам, микрофоны все еще в рабочем состоянии. И они выразились крайне определенно: Марта об этом ни с кем не говорила.

– Это могло бы быть дополнительной уликой, – монотонным голосом произнес Огастин. – Доказательством того, что в этой открытке говорится о… о том, о ком мы думаем.

Джей посмотрел на него. Шеф выглядел погруженным в себя.

– Спокойно. Не будем безумствовать. Согласен, это первая весточка за столько лет…

– Это она, – сказал Огастин, внезапно воодушевившись. – «Из него вырос хороший парень, такой же сильный и красивый, как его мать». Господи, да о ком еще может идти речь! Она не глупая, Джей, она знает, что мы всё контролируем: телефонные звонки, электронную почту, поиски в Интернете… Всё, за исключением доброй старой корреспонденции, написанной от руки и посланной по почте. Господи Иисусе, первая неосторожность Мередит за шестнадцать лет! Наконец-то…

– Раньше она никогда так не рисковала, – с задумчивым видом заметил Джей. – Должно быть, решила, что ты в конце концов отказался.

– Поставь себя на ее место. Шестнадцать лет… Никто не стал бы столько ждать.

– Никто, кроме тебя, – сказал Джей.

Огастин кивнул.

– Штемпель почтового отделения Беллингхэма, – уточнил Джей.

– Даже спустя шестнадцать лет Мередит не будет рисковать, отправляя письмо не отходя от дома. Должно быть, она живет на одном из островов, которые на фотографии…

Теперь глаза Огастина горели безумным огнем.

– Я хочу, чтобы ты их разыскал, Джей. Оставь все дела и найди их. Если есть хоть малейшая зацепка, найди Мередит.

Я посмотрел на фасад из-под капюшона, с которого стекала вода:

С наступлением ночи магазин «Кен & Гриль» превращался в наше логово. Это здание похоже на декорацию к вестерну: дощатый фасад, огромная рисованная вывеска над входом. Он почти настолько же глубокий, насколько и просторный. Позади – двухэтажный жилой корпус с задним двором, с одной стороны закрытым живой изгородью, а с другой – высокими деревьями, которые начинаются прямо от дома.

В тот вечер я потащился туда, так как Чарли прислал мне эсэмэску со словами о том, что мне очень важно туда прийти. Потащился – это точно сказано. Тем не менее я одновременно чувствовал себя тяжелым, подавленным и невесомым, бесплотным, как привидение.

Дождь хлестал по двум рядам окон с маленькими стеклышками по обе стороны двери, находящейся в углублении. Я постучал в окно, и мой друг отодвинул защелку. Здесь была система сигнализации, но родители Чарли включали ее лишь с июля по сентябрь, когда прибывали туристы, а городская молодежь вечерами напивалась, устраивала драки и вытворяла всякие глупости.

Внутри плавал привычный аромат, сложный и богатый: овощи, зерна, фрукты, вощеное дерево, кондитерские изделия, пыль… Все это смешивалось с призраком запаха кофе, который Венди, здешняя продавщица, заваривала в глубине коридора справа, за холодильными камерами. Кассовый аппарат слева. Сквозь оконные стекла проникал уличный свет и освещал начало полок, которые вырисовывались четырьмя параллельными дорожками от входа до самых недр.

Кайла и Джонни уже сидели в тени, в задней части магазина, за одним из трех столов, где родители Чарли подавали завтраки и бургеры шесть дней в неделю. Ни слова, ни движения. Единственное освещение шло от витрин с пивом и газированными напитками за их спинами.

Даже в полумраке я видел, насколько друзья подавлены. Мелькнул красноватый огонек сигареты. В другое время Чарли разорался бы, но сейчас и слова не сказал. Мелкие запреты утратили свое значение перед самым серьезным из всех преступлений: убийством. Я рухнул на стул во власти изнеможения, которое объяснялось сильнейшей телесной усталостью. Джонни толкнул свое пиво ко мне; я отпил глоток, потом другой, а затем вернул ему.

– Генри, приятель, мне так грустно, – проговорил он. – Так грустно… Черт, до сих пор не верится…

Его горло сжал спазм, а голос напоминал скрип старого водопроводного крана, который не поворачивали бог знает сколько лет. Несмотря на полумрак, я мог видеть, до какой степени он переживает. Чарли дрожал как лист и не переставал машинально теребить одну из белых завязок своего капюшона, накинутого на голову, чтобы, вероятно, скрыть слезы.

– Мы с тобой, Генри. Это просто… просто ужасно, – сказала в свою очередь Кайла, понизив голос, словно кто-то мог нас услышать, хотя в этом чертовом магазине не было никого, кроме нас.

Родители Чарли уже давно ушли в свой дом, где они жили и куда невозможно было добраться из лавки, разве что поднявшись на два лестничных пролета и пройдя по длинному коридору, в который выходили мужской и женский туалеты и кухни. Она с трудом ворочала языком, и я догадался, что ребята хорошо выпили, а может, приняли кое-что еще.

– Не могу поверить, что она мертва, – продолжила Кайла. – Просто в голове не укладывается. Такое впечатление, что завтра она снова будет здесь, на парковке у парома… – Она издала печальный нервный смешок. – Черт, не могу поверить, что она могла умереть. Ну что за дерьмо!.. – Кайла расплакалась, время от времени вытирая нос.

– Больше всего на свете я бы хотел, чтобы она сейчас была с нами, – добавил Джонни надломленным голосом.