Ради обучения детей семья Иоанна Папаникиты была вынуждена переехать из своей деревушки в Фивы. Их дом посещали монахи и монахини, и для молодого Евангела, хорошо начитанного в святоотеческих книгах, они стали практическими примерами духовной жизни. Здесь он познакомился со своими будущими старцами – Ефремом и Никифором, земляками, зажегшими в нем огонь желания монашеской жизни.
Когда он выразил свое желание стать монахом, Виктория, добрая его мама, увидела во сне некоего почтенного старца (это был преподобный Ефрем Сирин), сказавшего ей: «Решение, принятое теперь твоим чадом, есть воля Божия, и в этом он преуспеет».
Отсюда начинается подготовка к будущему, которое уже не было ни неизвестным, ни трудным для получившего должное воспитание Евангела. Он уже знал, что такое молитва Иисусова, поклоны, пост, а также послушание.
Жизнь старца на Афоне, в пустыне Святой Горы, началась 14 сентября 1933 года. Он поступил в братство своих, уже упомянутых выше, земляков Ефрема и Никифора, в котором и провел всю свою жизнь. Со старцем Ефремом молодой послушник Евангел пробыл, впрочем, недолго. После определенного периода пребывания в послушании он был пострижен им в иночество с именем Лонгин. Спустя малое время старец почил, исполненный дней и зрелый возрастом, а место его заступил иеромонах Никифор. В 1935 году молодой старец[19] Никифор при постриге в великую схиму нарек Лонгина Ефремом в честь преподобного Ефрема, которому была посвящена церковка их исихастирия. Благочестие и внимательность молодого монаха в духовной жизни вскоре были оценены его старцем. В следующем году он был рукоположен во иерея и с тех пор известен как отец Ефрем Катунакский.
По возрасту отец Ефрем был старше нас, и с нашим преподобным старцем Иосифом Исихастом он познакомился раньше. К нему он прилепился всей душой, не только исполняя его советы, но и, насколько это было возможно, подражая ему. С нами[20] отец Ефрем был не постоянно. Так распорядился всё управляющий Божественный Промысл. Он жил на Катунаках по уставу старца Никифора, следуя традиции местных пустынников.
Достойно нашего внимания героическое стремление отца Ефрема совместить два образа монашеской жизни: пустыннический и киновиальный, – что исполнял он с непревзойденным усердием, настойчивостью, терпением. А помогала ему Божественная благодать, которую он удерживал послушанием и отвержением своей воли, как этому учит Предание отцов.
Когда и мы, по благодати Христовой, летом 1947 года поступили на послушание к нашему Старцу, отец Ефрем был у нас священником[21], и мы восприняли его как своего подлинного, единодушного и единомысленного брата.
Наш преподобный Старец разъяснял нам цель монашеской жизни и вел к ней, наставляя нас всепоглощающей любви к Богу, а не вниманию к уставам и местам пребывания, зависящим от обстоятельств.
Какая еще более обязательная заповедь дается человеку, нежели та, что говорит о любви к Богу от всего сердца, души, помышления и силы (см.: Мк. 12, 30)? Вот первый и главный урок, который преподавал нам наш Старец, неустанно на деле наставляя нас на путь к успеху. В этой учебе нашим соработником и сподвижником по собственному произволению был наш благоразумнейший брат отец Ефрем.
Более зрелый по летам и опыту, он всегда отличался точностью в исполнении послушания, но не со страхом и рабски, а с любовью к давшему наказ Старцу-отцу. Изъясняя слово Господа к ученикам о том, что слушающий вас Меня слушает, и отвергающийся вас Меня отвергается (Лк. 10, 16), он постоянно подчеркивал значение всецелого послушания старцу, как Самому Христу.
Он с ясностью и в подробностях на многих примерах объяснял нам суть послушания и учил ему. По моему скудоумному мнению, он должен был бы называться «отцом Ефремом Послушником», а не Катунакским, потому что именование Послушник он оправдывал на деле.
Мы и другие отцы храним в памяти очень много его изречений о послушании. Все они соответствуют Божественному Откровению и святоотеческому учению, ибо, согласно и логике, и естественным законам, практическое действие по воссозданию и спасению «павших и тленных» – это возвращение к изначальному положению зависимости и послушания, в соответствии с образом нашего Возобновителя и Спасителя, Который, хотя и ничем не был меньше величия Отца[22], был послушным даже до смерти, и смерти крестной (Флп. 2, 8), чтобы убедить нас самим делом в том, что без послушания Богу нет надежды на спасение.
Отец Прокопий и святые Феодоры
В их братстве был отец Прокопий, в миру Панайот Бакас, пробывший послушником всю свою жизнь. Он приехал на Афон чуть позже старца Никифора и никогда не прегрешил в послушании, усердно трудясь на всех тяжелых работах. Отец Прокопий очень любил и слушал отца Ефрема, потому что тот всегда поддерживал его, когда их старец проявлял излишнюю строгость. До глубокой старости отец Прокопий был готов ко всякому труду. Он с благоговением относился к послушанию и проявлял ревность в исполнении своих обязанностей; для более молодых монахов отец Прокопий был образцом для подражания.
Раньше тяжелым послушанием в пустыне Афона была переноска груза на плечах, причем по плохим и крутым на подъемах дорогам. И в этом отец Прокопий оставил о себе память как об истинном и трудолюбивом подвижнике, пребывшем таковым до самых преклонных лет. Благодаря цельности характера и доброму произволению в следовании святоотеческому преданию, бывшим у него изначально, он в скором времени ощутил благодать и стал добрым примером жительствования афонского монаха-пустынника.
Некоторое время он был борим помыслами ухода от старца Никифора, ибо у того был действительно тяжелый характер, иногда просто несносный. Отец Прокопий пошел в сторону скита Святой Анны[23], но вскоре вернулся благодаря увещанию своего старца. Однажды, когда брань стала очень сильной и помыслы оставить старца стали брать верх, он сказал об этом отцу Ефрему, и тот посоветовал ему сходить в Новый Скит[24] и поклониться могиле старца Иосифа, чтобы получить ответ. Отец Прокопий послушался совета. Как только он положил поклон и помолился, прося Божественной помощи, тотчас ощутил благоухание и помыслы об уходе отступили навсегда.
От великих трудов и из-за чрезмерной тяжести грузов, которые отец Прокопий таскал постоянно, у него образовалась грыжа, причем двусторонняя. Он по-всякому пытался найти себе облегчение, но не мог. Отец Ефрем нагревал кирпичи <для компрессов. – Ред.> и старался принести ему успокоение и утешение, но это не решало проблемы. Один старец, зайдя к ним на келию[25], убедил отца Прокопия согласиться на операцию, уверил его в том, что он совершенно выздоровеет, сказав, что и у него самого был тот же недуг, но после операции он уже не испытывал никаких болей.
С благословения братства отец Прокопий стал готовиться к поездке в Пирей[26], где у него были родственники. Отец Ефрем непрестанно молился о престарелом монахе, потому что тот уже около сорока лет не выезжал со Святой Горы и был совершенно неспособен путешествовать по миру в одиночку. Усиливая свою молитву об удаляющемся Прокопии, отец Ефрем видел всю его поездку, как по телевизору: когда тот отплыл из Дафни[27], когда прибыл в Пирей, когда поступил в больницу. В день операции он убедил отца Никифора совершить над отцом Прокопием Елеосвящение[28], потому что тот испытывал <как говорил отец Ефрем. – Ред.> сильную боль. Даты они записали. Когда отец Прокопий через месяц вернулся, то они убедились в том, что события развивались именно так, как был извещаем об этом отец Ефрем.
