Несколько секунд Рыцарь не двигался вообще. Потом зашевелился и поднялся. Внешне он изменился мало; но теперь изнутри него шла такая мощная, жаркая сила, что Чёрная невольно удивилась. Он вскинул на неё глаза. Ранее спокойные и тускло-зеркальные, теперь они полыхали красным.
- Кажется, я слишком долго был мёртв, - сказал он, и сила эта великая вылилась даже через его голос. - Грядёт начало нового. Грядёт Охота.
- Кажется, я тебя понимаю, - медленно проговорила она и вспыхнула по краям белым светом. Несколько мгновений - и из ослепительного белого пламени проявилась Та, что только недавно отражалась в щите. Святая, но дикая, порождающая, пестующая и убивающая одновременно. Будто бы в первые секунды она не могла подобрать точный образ, и очертания плавали, сменяясь и размываясь - но вот она решилась, и облик в длинном голубом платье, не стесняющем движения и перепоясанном широким чёрным кожаным поясом, с длинными ярко-медными волосами, светлой кожей и чёрными провалами зрачков, предстал пред Рыцарем.
- Тебе не нужно оружие? - спросил он.
- Оно здесь, - она открыла рот, и знакомая беззвёздная бездна предстала в открывшемся за острыми зубами провале. - Но если тебе нужно что-то более привычное...
Она вытянула руку, и рука словно выросла, материализовав в себе оружие, чем-то похожее на серп с вытянутым в длину основанием.
- Я знал, - улыбнулся он.
- Оставишь себе меч?
- Пожалуй.
Рыцарь прикрыл глаза - и тоже начал меняться. Стёрлась зеркально-чёрная одежда, оставив лишь кожаные штаны до колен; на теле набухли жилистые звериные мускулы, не делая его широким, лишь придавая обладателю грацию крадущегося тигра; волосы взметнулись - и часть их застыла сзади чем-то, похожим на два отброшенных назад рога... Глаза Рыцаря - теперь уже Охотника - по-прежнему горели ярко-красным, черты худого лица сделались жёсткими, кожа приобрела вместо ртутного неопределённый темноватый оттенок. В руке его был меч, но тоже изменившийся - не прямой, рыцарский, а расширяющийся к концу, чем-то похожий на длинное мачете.
- Неплохо, - кивнула Чёрная.
Миг, растянувшийся в вечность, они смотрели в глаза друг другу - всепожирающая бездна и неистовый красный огонь. Потом, не говоря ни слова, взялись за руки и зашагали в чащу.
Конь трансформировался в медведя и последовал за ними...
...Вой. Неистовый вой, пробирающий до костей. Ветер, сдирающий плоть. Страшный ветер.
Непроглядная тьма. Впрочем, она казалась таковой лишь на первый взгляд. Вскоре оказалось, что её будто бы нет, да и не тьма это вовсе... Словно из старых, полустёртых воспоминаний стали выступать образы, которые мог бы помнить только ребёнок - белый свет, высокий накрытый стол, мячик, красный с двумя крестообразно сходящимися зелёными полосками... Далёкий, эхом разносящийся детский смех... Он переживал всё вновь, переживал ярко и живо - и как он мог забыть?..
Потом пришло время Отчаяния... Ломающийся бурелом... Чёрные ветви на сером небе. Вороны.
Именно тогда он и принял решение отказаться от живых эмоций, заменив их зеркалом... Так легче переносились мучения; так он хотя бы знал, что сможет делать своё дело, не поддаваясь никому и ничему. Зеркало было частью его сути, но не всей сутью...
Словно бы острые зубы поймали его за грудь, изнутри - они задерживали его в этом моменте, выгрызая неверное решение, безапелляционно пожирая все нити, что связывали его на этом распутье.
И вскоре он почувствовал, что зубы эти доставляют не боль, но даже, скорее, удовольствие... Узлы старых связей теперь развязывались просто и легко, выскальзывая друг из друга сами. И давно истощившаяся грудь вдруг наполнилась жарким, живым огнём. Он начал вспоминать. Он знал, кто Он...
Он - великий огненный столб, пронзающий Бездну, дополняющий её, так, что ничто сущее не сможет родиться, если не будет этого союза...
И в момент, когда он это осознал, он полыхнул белым светом - в двух бесконечных направлениях... Великий Центральный Поток по праву занял своё место. Но что-то ещё нужно было сделать... Он только не мог припомнить - что.
Наконец, картинка прояснилась. Лес... Чёрная тень... Верный конь, всё ещё ожидающий его...
Он почувствовал, как его завертело и швырнуло о землю. Оглушённый, он некоторое время пытался понять, что происходит, потом вскочил, и - проснулся...
- Фух, - выдохнул он, оглядывая уютную комнату с округлыми стенами, выдолбленную в стволе огромного засохшего дерева, мягкую лежанку из трав и - Её, всё ещё спящую, в том же чёрном поясе и голубом платье. - Сколько же раз мне теперь будет это сниться...
Ещё раз взглянув на безмятежное лицо жены (ей явно снилось что-то приятное), он тихо встал и, чтобы её не разбудить, вышел наружу. Вчера жизнь сделала резкий скачок, и ему нужно было время, чтобы всё осмыслить. Он сел на ровный пень недалеко от входа и обхватил голову руками. Вчерашний вечер, как живой, встал у него перед глазами.
На лесную свадьбу собрались все лесные духи, звери и прочие причудливые создания, которых только сумели собрать те, кто жил в этой части леса. Пришёл и давний друг Рыцаря-Охотника, Финдгрин, полубог низенького роста и с курчавой головой. Он выразил сожаление, что не смог собрать остальных - все были очень далеко, и занимались своими делами по устройству Вселенной.
Костра не разожгли - хоть на лес стремительно опускалась ночь, всё было прекрасно видно, словно поляну залил какой-то почти невидимый зеленоватый свет. Впрочем, огня хватало в тех двоих, что стояли пред всеми, разбрасывая из себя тот немыслимый жар, что накопился в них за долгие годы их теневого существования. Охотник поднял руку, и на поляне воцарилась тишина.
- На правах Того, кто имеет Слово, - заговорил он, - я, по обоюдному согласию, нарекаю нас мужем и женой.
Словно бы зазвенели колокольчики жемчужно-белых цветов - и правда, весь лес зазвенел неземной красоты музыкой, в то же время простой и понятной, как журчанье ручья поутру. Гости вскинули руки и лапы, и стали выкрикивать поздравления, и вскоре в гомоне их голосов утонуло всё.
Пара смотрела друг на друга влюблёнными глазами, и на какое-то время лес залил этот весёлый шум. Но вот Охотник снова поднял руку вверх, и снова воцарилась тишина.
- Супруга моя, - обратился он к жене. - Отныне я нарекаю тебя Индатрис - Та, что перешагнула через свой страх.
- И обрела новую силу, - словно эхо, отозвалась она.
На поляне начался праздник - все веселились и угощались плодами, мясом и родниковой водой. Но вот, наконец, шум начал стихать, головы - клониться вниз. Супруги удалились в своё укромное жилище; гости начали растекаться с поляны, и вскоре снова наступила тишина - спокойная, предрассветная тишина...
...Он вздрогнул, возвращаясь к действительности. В низеньком проёме, похожем на большое дупло, показалась фигура в голубом - она щурилась на дневной свет, и, казалось, вся дышала каким-то неземным спокойствием.
- За столько лет, - сказала она, - мне впервые наконец-то стало действительно хорошо... Будто бы я обрела целостность вдвойне - приняла ранее отрицаемые стороны себя, и тебя, как вторую мою половину.
- То же самое, - кивнул он. - Только меня ещё тревожит во сне... То, что я пережил внутри тебя.
- О, это так просто не стирается, - краем рта улыбнулась она и села рядом. - Должно пройти время.
- Не стирается, говоришь? - он пытливо взглянул на неё.
- Ха, - ответила она, понимая, к чему он клонит. - Я, конечно, могу стереть всё, что угодно. Но на это наслоится твой новый опыт, и ты не сможешь забыть уже его. Если, конечно, ты не решишь отринуть эту Землю в принципе...
- Понятно, - криво ухмыльнулся он, опуская голову к земле. - Придётся смириться.
- Угу... - только и ответила она.
Супружеский долг стал для Охотника ещё одним испытанием. Бездна оказалась у неё не только во рту, и ему пришлось раскрыть всю силу своего внутреннего светового луча, ревущего и вздымающегося по обе стороны Бесконечности, чтобы заполнить эту ощерившуюся острыми зубами пустоту. Жене, судя по её лицу, это доставляло великое удовольствие, будто бы наконец-то был удовлетворён её копившийся все эти годы голод. Ему тоже было хорошо - наконец-то он смог отпустить на волю всю ту силу, что столь долгое время была скрыта в нём, и что, может быть, сожгла бы другую... Но не её.
