– Очень много. Боярин говорил, что там кольца, перстни, ожерелья, серьги, броши. Драгоценных камней целые россыпи. Наверное, Чолхан, родственник царя Узбека, в повозке которого и был найден когда-то этот короб, отрывал себе солидные куски от дани. Но самую большую ценность представляет собой икона.

– Иконе место в храме. В том самом, откуда ее похитили, – сказал боярин.

– Оно так и есть. Только икона найдена вместе с кладом Чолхана. Мой боярин Всеволод Михайлович говорил, что Дмитрий Иванович Микулинский, воевода в Твери, уже сообщил царю Ивану Васильевичу об этом. Царь должен был отправить в Тверь отряд для перевозки иконы и клада на Москву.

– А у боярина Воронова на этот счет есть свое, особое мнение?

– Да. Он считает, что не Москва, а Тверь должна владеть кладом. Об иконе речи не идет. Ее следует перевезти на Афон. Пусть это делает Москва.

– В Твери… то есть у князя Дмитрия Ивановича. Но ведь тот сам сообщил царю о находке, стало быть, заведомо желал отдать все Ивану Васильевичу, Москве.

Гонец посмотрел на боярина и проговорил:

– В Твери, Никита Демьянович, это значит у боярина Воронова.

– Вот как? Всеволод Михайлович решил присвоить клад. Но как он рассчитывает это сделать? Твой боярин решил собрать своих холопов и отбить клад у Дмитрия Ивановича Микулинского? Или он хочет напасть на отряд, посланный в Тверь царем Иваном Васильевичем?

– Такое безрассудство смерти подобно.

– Вот и я о том же. Но это дело боярина Воронова. Я одно взять в толк не могу. Почему Всеволод Михайлович решил поведать эту историю мне? Да, мы с ним в хороших отношениях, дела кое-какие делали вместе, но каким боком я прикасаюсь ко всей этой истории?

– Наконец-то мы подошли к самому главному, – проговорил гонец.

Толгаров взглянул на Кубаря.

– Да? И в чем это главное заключено?

– Всеволод Михайлович очень рассчитывает, что ты поможешь ему завладеть кладом. Не безвозмездно, конечно, а за четверть всего добра.

Толгаров удивился и спросил:

– Но я-то чем могу помочь ему?

– Тут такое дело, боярин. У тебя ключник кто?

– Емельян Горин. Но он-то тут при чем?

– У нас в тверских землях уже год промышляет шайка разбойника Козьмы Меченого.

– Хороша кличка. Прямо как у пса.

– Он и есть пес кровавый, но это не важно. Меченым его зовут за шрамы на морде, которые остались с отрочества, когда его щедро угостил кнутом ордынец.

– Ну а мне-то зачем этот Меченый?

– Вообще-то фамилия Козьмы – Пурьяк.

– Это меня не касается.

– Ты погоди, боярин, выслушай до конца!

– Ладно, говори. Только ты зря свое время тратишь. Еда уже готова, баня тоже.

– Значит, так, Никита Демьянович. Главарь шайки Меченый и Козьма Пурьяк – одно и то же лицо. Никто, кроме боярина Воронова, не ведает, что он ведет двойную жизнь. У Пурьяка есть свой починок, то бишь хутор. Он называется Долман. Там проживают Козьма, его жена Любава, их сын Василий и дочь Лана, уже невеста. Сам он делает у себя на починке гробы, отвозит их в Тверь, там продает. Товар расходится быстро, спрос на гробы всегда есть, а они у него хорошие, крепкие. Семья не бедствует. У Меченого шайка из двух десятков беглых холопов. Они обретаются в чаще, среди болот Черного леса. Это рядом с починком и селом Дубино, в трех верстах от городка Вербеж и в десяти от Твери. Шайка Меченого нападает только на крупные торговые обозы, бедных крестьян не трогает. Всеволод Михайлович считает, что у Меченого есть осведомители в Вербеже и в самой Твери.

Боярин прервал гонца:

– Погоди-ка, Лавр. Что-то я никак не уразумею, зачем мне все это знать.

– Потерпи, боярин, осталось немного. Я не напрасно спросил тебя о ключнике. Дело в том, что Козьма Пурьяк, он же Меченый, и твой Емельян Горин – названые братья.

– Что? Мой холоп, ведающий хозяйством, родственник разбойника?

– Да. Отца ключника твоего задавило на лесоповале, мать померла в тот же год. Сироту приютил Потап Петрович, отец Козьмы. Мальцы росли вместе. Мачеха относилась к нему как к родному. Потом у Емельяна обнаружилась родня на Москве, и он уехал сюда. О том ты сам у него можешь спросить. Важно то, что названые братья до сих пор поддерживают родственные отношения.

Боярин Толгаров поскреб пятерней затылок и воскликнул:

– Как это? Емельян почти всегда на подворье. Из Москвы он последний раз выезжал года два назад, да и то в Рязань.

– Емельян не выезжал, а вот Козьма наведывался сюда.

– Куда сюда? Ко мне на подворье?

– Нет, конечно. У Козьмы свой дом на Москве. Кстати, там же, где живут и родители твоей жены, на Ильинке.

– И на кого он записан? Не на Козьму же?

– Нет. По бумагам дом принадлежит Дмитрию Сычу, тверскому купцу, который ведет дела и в столице.

– У меня голова кругом идет. Надо же, как все закручено.

– А по-моему, напротив, все просто, только имен много. Но они и не нужны. Всеволоду Михайловичу надо, чтобы твой ключник свел его с Козьмой. Но не с гробовых дел мастером, а разбойником Меченым.

Толгаров, которому явно не понравилась эта затея, воскликнул:

– А что, боярин Воронов не может встретиться с Пурьяком, чтобы раскрыть в нем Меченого?

– Если бы мог, то не обращался бы к тебе за помощью. Да ты сам посуди, как можно раскрыть разбойника? Он ото всего открестится, да еще и злобу затаит. А с ним шутки плохи. Редкой жестокости человек. Кого угодно на куски порубит, не глядя.

– Отчего же его не отловили еще? Ведь известно, что шайка затаилась в лесу и нападает на крупные обозы.

У Кубаря, как он ни крепился, закрывались глаза. Усталость брала свое.

Он вздохнул и сказал:

– Ты, боярин, наши леса не знаешь. В них мало кто не заплутает. А уж в болотах и подавно. Там запросто утонуть можно. Пурьяк же в этих дебрях и трясинах как у себя дома. Но это не главное. Я говорил, что шайка Меченого грабит обозы богатых купцов, но не трогает простых крестьян. Бывает, что разбойники и помогают особо нуждающимся. То семейству многодетному, то старикам, которым помощи ждать не от кого. Был случай, выгорела деревня. А на что строить новые избы? Тут Меченый денег старосте дал. На них крестьяне и возвели жилье заново. Так что коли в деревнях и селах люди и знают что о Меченом, то не побегут доносить на него. Они, напротив, укроют его, если будет такая нужда.

Толгаров кашлянул, взглянул на гонца и заявил:

– Ты вот что, парься в бане, харчевничай, отдыхай. Завтра утром скажу, чего я решил.

– Добро, боярин. Всеволод Михайлович велел по завершении разговора напомнить, что доля твоя четверть всего, что будет в кладе. А это целое состояние.

– Я и без того не бедный человек.

– Это так, но царь Иван Васильевич взялся наводить в государстве порядок. А коли так, то скоро прежнего раздолья вельможам не будет. Государю деньги потребуются на походы на Казань, войны с Крымским ханством. А где их взять? Придется вам, князьям да боярам, раскошелиться. Нрав у нового царя крутой. Не смотри, что он еще молод. Всеволод Михайлович опасается, что как бы не пришлось ему уходить в Литву или в Польшу. А там без денег делать нечего.

Толгаров на это ничего не сказал. Он и без Воронова прекрасно знал, какие планы вынашивал царь Иван Васильевич, не сомневался в том, что немалое число бояр ожидает опала.

– Эй, кто там за дверью?! – крикнул хозяин дома.

Послышался голос Ефима:

– Я, боярин.

– Для гонца все готово?

– Готово, боярин.

– Проводи его. – Толгаров посмотрел на Кубаря и заявил: – А ты из дома ни ногой! В отхожее место только. Это понятно?

– Конечно.

– Проводи его, Ефим, и позови ко мне Горина. Он на подворье? Не выезжал в город?

– Был тут и не собирался выезжать.

– Значит, ко мне его!

– Слушаюсь, боярин.

– Звал, Никита Демьянович? – спросил ключник, появившийся через пару минут.

– Звал. Ты что же умалчивал о том, что тверской разбойник Меченый – твой названый брат?